Тайны Харренхольского турнира

– Встаньте, сир Джейме, – прогудел сир Герольд Хайтауэр из-под забрала шлема, напоминавшего бычью голову. – Отныне Вы рыцарь Королевской Гвардии. Подняться с зеленевшей под ногами травы в громоздких доспехах оказалось вовсе не трудно юному рыцарю, одаренному наивысшей честью. Слова произнесенной клятвы еще не успели остыть на губах, витавшие в воздухе напоминанием о том, кем ему предстояло стать. Грациозно и легко он взметнулся под голос Герольда Хайтауэра, и когда сир Джейме Ланнистер, Золотой Юноша и Молодой Лев поднялся на ноги, расправляя окрепшие, широкие плечи в свете заходившего солнца, отражавшегося в его новых доспехах, белых и без единой царапины, придавая ему благоговейное свечение. Толпа собравшихся гостей издала столь оглушительный рев, который новоиспеченный гвардеец помнил спустя многие годы: словно волна, набиравшая свою силу из вод Закатного моря, гул голосов постепенно нарастал, в один момент превратившись в безудержную стихию, ударившей со всей силы о скалу тишины, разбиваясь в дребезги. Застежки белого плаща звонко клацнули на плечах Джейме Ланнистера, и юноша ощутил всю тяжесть с виду неплотной ткани. Отныне его честь и жизнь принадлежали гвардии и королю, что восседал на помосте, довольно улыбаясь, тужась изобразить давно потерянное величие. Эйерис Таргариен хлопал в ладоши, выдавливая на своем тусклом, утратившем былую приятность черт и свежесть лице, подобие улыбки, обнажая пожелтевшие зубы. «Не улыбка это вовсе, – подумал Джейме. – А самодовольная усмешка». Взгляд короля, обращенный к юному гвардейцу, отравлял, но поздравления и слова восхищения, посыпавшиеся со всех концов королевского павильона заставили его забыть о злорадстве старика, потонувшем в море блеска разноцветных гербов и штандартов, увенчанных образами зверей и значимых предметов, олицетворявших суть того Дома, которому принадлежали. Половина королевства видела его посвящение, видела восход Молодого Льва под закатные лучи предательски опускавшегося за горизонт солнца. Ничего, блеск его доспехов еще не скоро забудется, а в богатой истории Королевской Гвардии и подавно. И сейчас ему никак никогда прежде не хватало Её. Среди царившего великолепия ему отчетливо представлялся образ возлюбленной, который несомненно стал бы ценным украшением этого турнира, лишенного ее сияния. Она бы покорила всех своей красотой, принадлежавшая лишь ему одному, равно как и он ей. Но Серсея по милости отца была слишком далеко, чтобы разделить его радость и слишком зла из-за вышедшего из-под ее контроля плана. Они сыграли в эту игру неуклюже, ошиблись, упоенные мимолетным счастьем, вслед свой ход сделал Тайвин Ланнистер, и вся их затея полетела в Иным. Посему он просто обязан увенчать свое благородное имя победами, сражаясь во имя нее одной, чтобы она обязательно услышала об его подвигах и возгордилась им. Серсея непременно почувствует его радость и разделит ее вместе с ним, ведь они близнецы, одна личность в двух телах. И все что переживает один, непременно чувствует другой.

***

Этой ночью король восседал на троне иного рода. И пахло на этот раз не пеплом прогоревших в канделябрах свечей и не духами придворных, так хорошо запомнившихся Джейме цветочным сладким ароматов со времени его последнего визита в столицу, а королевским благословением турниру и его гостям. Таргариены часто ставили себя вровень с Богами, но испражнялись как обычные люди. – Хе-хе-хе, – закряхтел он. – Белый плащ тебе к лицу, твой отец был бы доволен, – король никогда не был скуп на ехидство, щедро сквозившее в каждом слове. – Но вместо благодарности за оказанную честь он сбежал на Утёс и носа не выказывает. – Мой отец пожелал не делить ни с кем эту радость, кроме своей семьи, – юношескую дерзость не обуздать ничем, даже белым плащом, отчего Джейме пришлось сделать над собой усилие и не ответить колкостью на колкость. Теперь он не на родном Утёсе. Его честь, его жизнь ныне в руках этого полубезумного старика, горшок которого он обязан охранять денно и нощно, ибо долг велит. Если бы только Серсея знала, чем обернется их затея переиграть отца, чтобы навсегда остаться вместе. Что ж, то был его выбор, и вины сестры в том нет. Они не пожелали делить бремя разлуки, как и не пожелали обуздать преступные чувства, за что каждый из них ныне платил свою цену. – Ах, семья. О благополучии своей я тоже беспокоюсь, мой мальчик. Джейме нахмурился, скривив красивый рот. – Что? Не нравится, когда тебя называют мальчиком? Но ты ведь и есть мальчишка. Мальчишка Ланнистер. Хе-хе-хе, – посмеялся он собственной шутке. – Лорд-командующий, – обратился он к сиру Герольду. – Семеро гвардейцев мне здесь без надобности, пусть мальчишка отправляется охранять королеву Рейеллу и принца Визериса. – Но как же турнир?... – несдержанно выпалил Джейме, разгневанный словами короля. Он хотел было открыть рот в новом возмущении, но, встретив суровый взгляд лорда-командующего, вовремя осекся, а невысказанное так и застряло в горле неприятным комом. – Ваше Величество, позвольте мне поехать в столицу вместо сира Джейме, – благородно вступился за юношу Хайтауэр, прекрасно помнивший собственную горячность и желание проявить себя. – Где же еще молодому рыцарю увенчать себя славой, как не на турнире? – Здесь мальчишка славы не завоюет, – стоял на своем Эйерис, зло сверкая глазами, не терпевший неповиновения. – Я король. Я и приказываю, а он повинуется. Золотой юноша обратил взгляд изумрудных глаз к своему лорду-командующему в поисках поддержки, но тот оказался бессилен пред волей и нечеловеческим упрямством короля. Что-то переменилось в настроении Эйериса еще на пиру, тогда он не притронулся ни к еде, ни к напиткам, порой искоса поглядывая на юного рыцаря, в первый же день своей службы занявшего почетное место подле короля вместе с самим Белым Быком. Тогда Джейме не заподозрил ничего необычного, возможно, старика просто привлекал блеск его золотого меча, поэтому он не мог оторвать от него своих полубезумных глаз. Но на деле все оказалось куда сложнее, выше его понимания. «Не завоюет славы», – звенели в ушах слова короля. Как же так – не завоюет? Ведь он Молодой Лев, гордость Запада, едва ли не лучший мечник во всех Семи Королевствах. Он бы мог запросто порубить большую половину рыцарей на этом турнире, а остальных выбить из седла. Джейме пережил схватку с самим Улыбчивым Рыцарем будучи еще оруженосцем, а это в его возрасте кое-что да значит. Отчего же король оказался слеп к его достижениям? Раненое самолюбие саднило до самого утра, пока он нес свой караул подле королевских дверей, так и не обмолвившись с лордом-командующим ни словом. Утренняя роса увлажняла копыта его белоснежного скакуна, пока солнце медленно просыпалось ото сна, озаряя слабыми лучами потемневшее от досады лицо молодого рыцаря, прекрасного в новых доспехах и успевшем опостылеть ему плаще, что явился для него не честью, а проклятием. Дворовые девки, смеясь, волокли корзины, напичканные грязными тряпками. Они зазывали его к себе, одна даже бесстыдно оголила плечо, но Джейме не было никакого дела до них. Больше всего на свете хотелось развернуться и отправиться в сторону дома, к Серсее. Туда, где он был нужен. Сестра утешила бы его, вселила бы в его сердце пошатнувшуюся уверенность своими прикосновениями, вернула бы улыбку на его лицо поцелуями, и он вновь бы стал золотым рыцарем, а она – его леди. Но его пусть лежал в противоположную сторону, а домом ему теперь послужит иное место, чуждое ему, к которому он никогда не сможет проникнуться. Рассвет уже давно не казался ему прекрасным. С рассветом Серсея покидала его покои или принуждала покинуть ее, страшась быть обнаруженными. Теперь же с рассветом он возвращался в заведомо опостылевшую ему столицу, подальше от битвы и славы. Король посмеялся над ним. Этот безумец, боявшийся собственной тени, недостойный ни трона, ни королевства. Ни защиты столь доблестных воинов в лице рыцарей Королевской Гвардии.