На недобром месте и встречи недобрые

Бетонные стены тряслись, четно пытаясь скрыть страх. Пол волновался и вибрировал под ногами. Раскатистые звуки стрельбы подминали под себя любые шумы и властвовали над пространством. Лупо с прищуром смотрела на стрелков, ощущая нарастающее приятное волнения от оглушительной канонады. Ее уши, помимо бьющих по перепонкам хлопков, будто могли улавливать что-то отдаленно мелодичное и терзающее. Уважающий только крепкие руки превосходный механизм бросал величественный клич, прокалывающий тонкую оболочку спокойствия и зазывающий в душу особую тревогу, что грозно приходила в моменты борьбы за жизнь. Ничто больше не сможет разбудить в ней настолько желанные и пагубные чувства разгоняющего сердце страха и страстного азарта. "Неужели я и вправду стала эмоционально от этого зависеть? Как бы старше я не становилась, это так и не проходит. Тогда и получается, что я согласилась на это вовсе не из-за денег, а ради пострелушек? Разогнать адреналин по жилам и понюхать пороха? Боже, какая же ты дура!" Прохаживаясь за спинами стреляющих и завершая уничижительный самоанализ, Лупо приближалась к Эрудитке, что замыкала ряд стрелков своей хрупкой фигурой. Женщина с интересом приостановилась подле девушки и захотела полюбопытствовать ее успехам, но в то же мгновение обомлела. Японка довольно уверено держала пистолет в руках, однако, как выяснилось, она не смогла сделать ни одного выстрела. Эрудитка лишь безуспешно давила на неподвижный спусковой крючок и от усердия поджимала губы. Как только девушка не крутила да не трясла пистолет в надежде разгадать загадку и разбудить чертяку, но загадка эта оказалась слишком тяжела для юного ума. "И все-таки подложили свинью. Теперь полный комплект...", - саркастически подумала Лупо, приложив холодную ладонь ко лбу. Видя как японка, сама того не ведая, яростно нарушает все меры предосторожности и по-научному поглядывает в дуло пистолета, Лупо немедля подошла к подчиненной и аккуратно забрала исправное оружие из ее неумелых рук, достав магазин и проверив затвор. Эрудитка не терпела попыток других лезть с советами и правками в её дела. Даже если девушка осознавала, что нуждается в помощи, она ставила перед собой задачу разобраться с проблемой исключительно своими силами. Жест начальницы, сделанный во имя спасения девушки от глупого самоубийства, грубо оскорбил японку, отняв у неё шанс на победу личном испытании. Отгремел последний выстрел и последняя отлетевшая гильза звонко затанцевала на полу среди прочих. Мишени были продырявлены, и стрелки в гулкой тишине любовались своей работой. Командир уложила пистолет на стойку и строго приказала подчиненной его впредь не касаться. Девушка, сдвинув с головы наушники, ощутила редко навещающую ее досаду, осознав, что отныне вся команда знает о ее значительном недостатке и может счесть ее за слабое звено, которое уважать в подобных коллективах просто не принято. Но она знала и верила, что этот ярлык от нее обязательно отклеится. "Хорошо, – со звонкой хрипотцой заговорила Лупо уже для всех, – давайте смотреть, что у вас вышло". Женщина, обойдя Эрудитку, взяла в руку свисающую со стены коробушку, что точно гонимое погибающее растение отчаянно проросла проводами в бетон, и нажала на ней одну из самых затертых кнопок. Механизм сработал согласно приказу и, по-стариковски протарахтев, приблизил расстрелянные мишени максимально близко к своим палачам. Взглянув на обезвреженную и замявшуюся японку, Лупо четко понимала, что девушка принесет неприятности своим конфликтом с оружием. Женщине предстояло хорошенько подумать над складывающейся проблемой, однако сейчас ей было куда предпочтительнее рассмотреть результаты успешно отработавших по мишеням оперативников. Лупо оставила Эрудитку и решила приступить к смотру, принявшись за первого стрелка. Берта четко смотрела на мишень с человеческими очертаниями, желая, чтобы из проделанных в ней пулевых отверстий брызнула густая кровь, а сама картонка завопила от боли и затряслась в агонии. Женщина привыкла работать и практиковаться на "натуре" и всегда жаждала результата налицо. Немка вытряхнула из своей головы багровые воспоминания и легкие размышления, когда обнаружила себя в компании зорко смотрящего на мишень командира. – С натяжкой, но, все же, неплохо, – прозвучал первый вердикт. – Пусть так. Давно не бралась за огнестрельное. Но за себя я и без пистолета прекрасно постоять смогу, уж будьте покойны, – сказала Берта, растянув правый уголок губ. – Я надеюсь, что, при случае, ты сможешь так же прекрасно постоять без оружия не только за себя, но и за всю команду, – вдумчиво ответила ей Лупо. – Но, думаю, беспокоится мне не о чем. Результатом я, не сказать, что довольна, но и не разочарована. Неплохо. Берта удивлено вскинула брови. Женщина ожидала необоснованных придирок от командующей в честную отместку за грубые высказывания немки в её сторону. Но ожидания женщины не сбылись, и располагающая к ссоре ситуация разрешилась мирно. Оперативница, в смятении ощерившись, принялась раздумывать над спорным поступком покинувшей ей начальницы. "Чего это ты даже не взъелась? Умно. Ох, только сцепись со мной, дорогуша. Я тебя быстро на место поставлю" Далее потесниться с командиром пришлось Спектру. При приближении оперативницы, он сделал широкий шаг в сторону, уступая с излишком достаточное для женщины пространство, дабы избежать малейшей близости с ней. Русский не мог спокойно реагировать на женщину, то и дело раздражаясь и издергиваясь, не веря в её авторитет и характер. Наблюдая за тем, с каким хмурым и важным оценочным взглядом она рассматривала его работу, мужчина ощутил легкие рвотные позывы и острое желание прогнать её как можно дальше от себя. В его голове будто что-то надламывалось и поскрипывало при мысли, что его будет оценивать и критиковать какая-то баба с непонятными замашками, якобы смыслящая в стрелковом ремесле. Вся ситуация для него обращалась в вымышленный театр, где делами заправляли суфражистки, отведя оперативнику унизительную главную мужскую роль. – Ты, мне кажется, и так знаешь, что я хочу сказать, – заговорила Лупо. – Да… знаю, – гордо ответил мужчина, уже расценив свои труды как лучшие среди остальных. – Хорошо, выскажусь кратко. Это плохо. После этих слов с оперативника чуть не сползло лицо, а командующая уже начинала путь к другому стрелку, больно огорчившись только что увиденной почти "живой" мишени. – Плохо?.. – оторопел и вопросил мужчина, не желая отпускать командира без объяснений. Женщине же не понималось, зачем для очевидного требуется разъяснения. Но раз вопрос был задан, то на него было бы неуважительно не ответить. – Большая часть пуль цель не поразили. По-другому это не назовешь, – Лупо говорила спокойно и непредвзято. Словно напоминала обалдую правила деления столбиком. – Пули прошли максимально близко к контору головы, если...учесть, что цель... подвижна, то условный противник... повержен, – Спектр без жара защитил свою правоту. – Ты хочешь сказать, что вот эта мишень плывет и двигается? У тебя проблемы со зрением или, может, с головой? – Мое здоровье...нормально, – смотря в глаза Лупо, ответил мужчина и почувствовал, как его правая рука слегка подрагивает, готовая ударить женщину по лицу за насмешки. Но Спектр сдержался и спокойно продолжил говорить: – Я бывший военный... и знаю, что, в данном случае, я... правый. В реальных... действиях.... такой разброс... понижает шансы противника на... жизнь. – Насколько я помню, я не просила делать скидки на реальные условия. Я не просила что-то там себе придумывать. И я не просила тебя разъяснять мне причины. Я просила без всяких выдумок точно прострелить мишень. И, исходя из моей первоначальной просьбы, я сужу по факту: большинство выстрелов в молоко по абсолютно неподвижной цели, Спектр. Удручает. У Спектра отчетливо слышно отстучали зубы. В годы службы унижения от старшего по званию были для мужчины всегда чем-то особенным. Для него это являлось лекарством от иллюзий собственного совершенства и неостановимой коррозий, причиняемой эгоизмом. Но унижения от женщины - совсем другая песня, которая давила на мужчину, вынуждая незамедлительно давить поющую. Лупо только что выставила его дураком при всех, унизив так, как другая никогда бы не посмела. Но перед ним, как ни крути, стоит не просто напыщенная бабенка, а командир отряда. Складывающаяся дилемма мучила Спекта. Он никогда не испытывал чувства обязательного подчинения вместе с чувством призрения и ненависти к командующему. Он не мог найти в себе силы распознать в ней ни уверенности, ни твердости, ни любых других качеств, которыми обладал любой другой его командующий. В ней он не видел ничего, кроме назойливости и вычурной наглости. "Как мне ее вытерпеть?.. Я ведь долго... не протяну. Но если она продолжит...нет-нет, я должен себя как-то сдерживать. Но если я не сдержусь...думаю, мир не перевернется". Спектр молча растер ладони и слегка кивнул головой, вступив в согласие с собой. Лупо же приняла кивок за застенчивое согласие с выдвинутой ею критикой. Не желая что-то высказывать, командир отошла от русского и очутилась рядом с Вектором. Простояв некоторое время и склоняя голову то в один бок, то в другой, женщина утолено произнесла единственное: "Отлично". "Первый оперативник, достойный внимания. Возможно, на него следует сделать ставку. Немногословный, закрытый, собранный и сосредоточенный – то, что надо. Редкий кадр", – прикидывала Лупо. Вектор лишь глухо откашлялся на командирское сдержанное восхищение, словно сказанное ею слово залетело прямиком в его глотку. Пошумев, парень снова стих, так и не найдя себя в словах. И это был лучший ответ, на который могла рассчитывать женщина. Подарок, а не просто подчиненный. Налюбовавшись хорошей работой по мишени, Лупо, прибодрившись, ушла к последнему проверяемому. – Хей! Я уже заждался, – проговорил заерзавший Бэлтвей. – Взгляни на этого бедолагу! Хорошенько я его продырявил, а? – Что у нас здесь, – на выдохе произнесла женщина, посмотрев на бумажную жертву парня. Лупо смутилась необычным решением оперативника выпустить всю обойму в живот мишени, в то время как его коллеги предпочли показать «класс» и поразить свои цели в голову и около. – Как моя работа? Нравится? – оперативник подошел к женщине ближе. – Надеюсь, что это не единственное, чем мне можно тебя удовлетворить. Лупо неловко оглядела своих подчиненных, стыдясь произнесенных пуэрториканцем слов. Такие намеки она была готова и рада принять лично, вне работы, но не при всей команде: она не хочет прослыть у подопечных податливой и позволяющей к себе легкомыслие. – Не болтай херню, Бэлтвей! Думай, с кем ты говоришь, и чаще обращай внимание на мои приказы и свою работу, а не на меня. Парень растерялся от крепкой холодности командира, что, казалось ему, исчезла между ними за прогулкой. Пуэрториканец не понимал такого ответа и, утешая себя, подумал, что начальнице испортили настроение его результаты стрельбы. Бэлтвей тут же сорвался доказать несостоятельность огорчения женщины: – Ну, подожди! Надеюсь, ты не думаешь, что я балбес какой-нибудь. Да, согласен, простенько, но действенно. Мне всегда говорили стрелять в корпус противнику, а не выделываться и строить из себя хрен пойми кого, пытаясь попасть в голову. У человека слабое место не только голова, а все его тело, так что любое ранение, так или иначе, перетечет в смертельное. Чем дольше перетекает, тем хуже для ублюдка и лучше для меня. Да и для всех остальных, наверное, тоже. – Знаешь, человек ты для меня непонятный, здоровяк, но твои рассуждения мне очень симпатичны. Приятная неожиданность! – громогласно выступила Берта, не вытерпев позывов вклиниться в чужой разговор. – Польщен, – вымученно весело откликнулся Бэлтвей немке, уже позабывший о малой с ней ссоре, и повернул внимание обратно к прежней облюбованной собеседнице, но рядом она уже не стояла. «И что было не так? Мы же поладали! И дальше могли. Зачем все портить-то?» – со скрежетом обиды подумал Бэлтвей, поглядывая как Лупо уже давала какие-то наставления Эрудитке. – Завтра жду тебя на встречу. Здесь. В девять утра, – строго говорила женщина японке. – Хочу обсудить с тобой некоторые моменты тет-а-тет. – Я буду, – ответила Эрудитка, и, словно боясь обжечь глаза при взгляде на Лупо, смотрела куда-то в сторону. – А ты попробуй не быть. В отданном приказе девушка не заподозрила зловещей интриги. Тема обсуждения была явственной. Однако Эрудитке было любопытно узнать, что именно выскажет ей Лупо. Попросит ли пояснить причины? Сообщит ли об отстранении? А может ей в голову взбредёт показать мастер-класс и обучить девушку чему-то? Японка с удовольствием терялась в догадках и ждала завтрашнего утра. Тем временем все отчетливее гремели частые и скорые шаги людей, спешащих к стрельбищу. Заслышав торопыг, Лупо решила встретить их по-хозяйски и встала на пороге настежь открытой двери, оборонительно скрестив руки на груди. Чем ближе идущие подходили, тем отчётливее прояснялось их количество. Двое. При объявлений пришедших, Лупо громко проговорила: – Слушаю! Стремясь влететь на стрельбище, пара чуть не влетела во встречную женщину, перепугавшись с ее неожиданного приветствия. Реакция вошедших на издевку повеселила Лупо, а когда она узнала в вошедших Моррисона и Ицли, веселье поблекло и стухло. – Вы нас напугали, – облегчённо сказала девушка, прикладывая руку к ключицам. – Что же вы так? Словно бабайку увидели. – А мы и увидели, – озлоблено выговорил Моррисон. – Ты дашь нам пройти? Лупо призадумалась и прислонилась к дверному косяку, настойчиво не пропуская обоих внутрь. – Стоит ли? – женщина обратила вопрос и гостям, и к себе. Заметив, как Моррисон начинает краснеть и подрагивать, она медленно и лениво отступила. – Так и быть. Ицли прошла вперед и встала на обозрение всем. Лупо и Моррисон застоялись позади. – И снова здравствуйте, – девушка поприветствовала команду. – И снова вы, – ответил за всех Бэлтвей. – Надеюсь, я не успела вам надоесть, – девушка убрала за уши пряди светлых волос. – Не смею говорить за остальных, но вот мне вы точно не надоели, – пуэрториканец ловко смутил сотрудницу. – Довольно, – девушка заманчиво стрельнула глазами на парня, но быстро пришла в себя, услышав позади намекающие покашливания Моррисона. – Так давайте к делу. Я пришла оповестить вас всех о скорой процедуре подписания контрактов. Процедура сама по себе скоротечна, но перед этим всем необходимо пройти медицинский осмотр. Вот. Нахождение у врачей займет некоторое время, поэтому вам лучше прямо сейчас отправиться на этаж выше и отдаться в руки специалистов. – Скажите, а разве нас не соблазняли полноценным отдыхом? Мы изрядно вымотались. Он нам необходим. И я смею говорить это за всех, – шаг вперёд сделала Берта. – Но ведь у вас было два свободных часа после утреннего совещания. Время достаточное на отдых. – У них не было свободных часов, – вмешалась Лупо. – Не было? – неумело строго спросила Ицли, через плечо глянув на женщину. – Я не предоставила им этой возможности. – Полагаю, что это уже ваши проблемы. Вы сами приняли решение уйти неизвестно куда и пропали, пренебрегли правилами, не уважили меня и, тем самым, подставили остальных. Ничего не знаю. Все должно быть согласно графику. «Ясно! А знаешь ли ты, сука, что на обиженных воду возят? Неженка нашлась!» – молча негодовала Лупо. Лупо, ежась от подпаленного самолюбия, подошла к Ицли и неохотно принялась за попытки уговорить незакаленную опытом и неокрепшую начальницу изменить решение. – Нет-нет! Так не пойдет. Ваши графики – это никому не нужная условность. Они не работают. Вы должны это знать. Отведите команде дополнительное время, вы ведь можете. – Вот чего вы ожидаете? Там у выхода вы смело приняли решения – вот я и его приняла, – колеблясь и нервничая, ответила Ицли. – Это было очень для меня важно. Я была не права и немного перегнула. О чем и сожалею. Вы, я уверенна, тоже попадали в такие ситуации. И можете меня понять, – Лупо играла трагедию через силу, изо всех сил пытаясь пробить девушку на жалость и уступку. Уверенность Ицли сорвалась и покатилась в прощение. – Хорошо. Хорошо, так и быть. Я даю вам полтора часа. А после буду ждать вас на минус втором. Сейчас же, раз уж вы не знаете, вас проводят до ваших мест. К слову, все ваши вещи уже доставлены и ждут вас в комнатах. Эндрю, будь добр, отведи ребят. – Прошу на выход, – икая, ответил Моррисон. Пока команда, устало зевающая, покидала помещение и скучивалась в коридоре вместе с Ицли, Моррисон, пользуясь возможностью, пожелал высказать Лупо пару заточенных реплик, подхватив женщину под локоть и уведя её в сторону. – Какая же ты наглая и бесстыдная ведьма. Будь моя воля, я бы тебя уже давно кинул на костер! – Когда ты уже устанешь думать о своей воле? – Как тебе вообще в голову взбрендило смыться куда-то на несколько часов. А если бы начальство об этом узнало? Если бы Ицли сейчас пожаловалась на тебя и твой самовольный уход? Скажи спасибо, что я её отговорил. Нам всем повезло, что никто из начальников не прознал, что одно из главных лиц, отвечающих за безопасность, вдруг испарилось! – Моррисон на секунду охлынул и проверил, чтобы никто в коридоре его не услышал. – Вот куда ты ходила? Разве оно стоило таких рисков? – Стоило, черт побери! Но здесь о рисках и говорить нечего. За эти часы ничего бы не произошло. Пускай даже не застав они меня на месте, какой же черт им не подумать, что я подыхаю от диареи в одной из уборных или банально сплю мертвецким сном, ведь я сутками вкалываю без продыху! В конце концов, не я одна отвечаю за безопасность, Моррисон. Вокруг меня здесь все не вертится! – Не все, но многое! – Моррисон стёр пот со лба. – Ты ведь сама знаешь, что сейчас происходит. Каждый сидит на пороховой бочке! А мы с тобой сразу на двух! Раньше, согласен, времена были тише, и никто строго не следил за нами. Но после Арклея и того поезда. Нельзя теперь отвлекаться даже на посрать и поспать! А ты взяла и свинтила с поста и бог весь чем занималась. – Господи, как же ты обсираешься! Смотреть тошно, – Лупо, защищаясь, шикнула. – Ты думаешь, что у них же других забот нет, кроме как за каждым из нас чуть что сразу в слежку бросаться! К тому же, Моррисон, я за все эти поганые годы заработала неплохой кредит доверия. – За эти два часа твой кредит мог сгореть. Ты только вдумайся! Что можно сделать за два часа? Рассуждай они так, тебе бы легко могли приписать обвинение в раскрытии секретных данных! – Рассуждай они так, мы бы все здесь сидели под десятью замками, но – нет! Нам все ещё можно покидать это здание и делать за его пределами все, что угодно. Мне жизненно необходимо было позвонить! Ты же знаешь! Я не хотела, чтобы весь мой телефонный спектакль ушел под запись! – Лупо запоздало пожалела, чтобы ее язык отсох ещё в самом начале их диалога. – Ты опять им звонила? Я понимаю, что ты скучаешь, но давай ты будешь это делать после работы, – Эндрю потер лоб. – Я тебе ещё раз повторяю: не покидай ты здание в рабочее, мать твою, время. Как ты не поймешь, что любое отклонение от распорядка вызовет подозрение. А с нынешней истерией в управлении этого вполне достаточно, чтобы от тебя и мокрого места не осталось! К тому же, кто знает, может нас и запрут здесь в ближайшее время. Ну, а если они нас отпускают, значит, они за нами следят и следят хорошо. – В таком случае им не о чем беспокоиться! – С тобой невозможно говорить. Черт, да что с тобой стало?! Послушней и преданней собачонки было не сыскать! Тебя будто обухом по голове стукнули. – Лучше на себя посмотри, параноик. До чего ты докатился! Чуть что – сразу верещать. Когда тебе уже кто-нибудь по голове стукнет? «Хей, поводырь, не стесняйся так. Выходи. Мы не кусаемся. Пока что!», – из коридора выкрикнул Бэлтвей в надежде наконец выманить Моррисона в путь. – Я с тобой ещё не закончил! – Ты со мной никогда не заканчиваешь, Эндрю, – с издевкой напомнила ему женщина. Выдохнув через нос, словно разъяренное и израненное животное, Моррисон впопыхах застегнул пиджак и трусцой выбежал вон и увел ожидающую группу за собой. Одиночество и обвалившаяся тишина затягивали Лупо в тягучие и липкие раздумья обо всем, но понемногу. Женщина все сильнее зарывалась в запрятанные, отдаленные и тревожные мысли, но была обнаружена и вытащена «наружу» тонким голосом из-за спины: – Чего здесь стоите? Все уже ушли, – озабоченно спросила Ицли, опасливо выглядывая из коридора. Женщина развернулась, будто схваченная с поличным. Пару раз приоткрыв рот, надеясь, что из пучин выйдет хоть несколько слов, Лупо не смогла ответить на безобидное любопытство. Ицли настаивать на ответе не собиралась, она лишь прощупывала почву для следующего. – Эндрю вышел весь красный после вашего перешептывания! О чем таком вы говорили? Лупо решила не наступать на скользкую дорожку правды, а плавно её обойти. – Ни о чем существенном. Просто юноша переволновался. – Видать, чувства разыгрались. Может, вы ему симпатичны? – кокетливо спросила Ицли. – Мне страшно представить насколько! – с сарказмом ответила женщина. – Знаете, я должна перед вами извиниться, – отчаянно проговорила девушка, едва не перебивши Лупо. – Я повела себя некорректно. Эндрю мне все рассказал. Вам не стоило передо мной оправдываться. Мне крайне совестно. – Моррисон вам рассказал?.. – Да, и я вас теперь понимаю. Мне очень жаль. Но, зная все, я не выдержала и капризничала вам на зло, а ведь могла сразу пойти на уступки. – Эм, да, – Лупо пришлось подстраиваться, чтобы не разрушить неизвестную ей легенду о себе же. – Это было весьма важно. Ох, я так разнервничалась. Думаю, теперь вы не держите на меня, эм, зла. – Конечно нет, – закивала девушка. – Предлагаю все это забыть. – Поддерживаю, – Лупо хотелось скорее сбить девушку на другую тему для разговора. – Скажите, я могу называть вас по-другому? Каким-нибудь человеческим именем? Видите ли, мы используем позывные в силу некоторых неприятных особенностей профессии. Но вам-то использовать позывной для каких нужд? К тому же, этот ваш псевдоним ничего, кроме раздражения не вызывает. Без обид. – Вы знаете, меня это будоражит! Все эти позывные, клички - так здорово. Я не удержалась от этой вашей культуры. Выбрала самое странное слово из книжки про ацтеков. Если вам не нравится, то можете называть меня Шэрон. – Совсем другое дело, Шэрон. Пока вы не убежали, хочу кое-что у вас спросить, – не дождавшись ни согласия, ни отговорки, Лупо сразу перешла к делу. – Вы сказали, что являетесь ответственной за отряд. Как проводился отбор? Почему именно они? – Эта информация не может так просто разглашаться. – Вот это новость. Не вы ли мне обещали полную консультацию по всем вопросам? Запамятовали? – Я не имею права это рассказывать. Звучит парадоксально, но даже главе отряда. По крайней мере, пока, – Шэрон приложила палец к губам. – Но я могу сделать запрос начальству. – Я спрашиваю это к тому, что эти оперативники, как бы сказать помягче, в общем, можно было подыскать получше. И я знаю, что у вас такие имеются. Взять хоть здешний действующий состав при пункте контроля. По классу они превосходят новую команду в несколько раз. Но их сегодня распределяют в какое-то другое место. – Эти кандидаты лучшие из всех, что у нас имелись. – Неужели ваши сундучки настолько обедняли? Или вы разучились приманивать специалистов? – Нет, конечно, нет. Понимаете, эти люди подобраны не просто так, – Шэрон запиналась, боясь сказать хоть одно лишнее слово. – Они большие профессионалы и специалисты, которые вызывают у начальства особое уважение. – Чем там можно вызвать уважение? Не понимаю. Они плохи даже в стрельбе. А это минимум из перечня моих критериев. Возможно, они прекрасны поодиночке и только в своей излюбленной области, но как команда они бесперспективны, – сурово сделала вывод Лупо. – Вы измените свое решение. Просто они устали. Двое суток в дороге без сна и отдыха. Это неминуемо сказалось на их результате. Они покажут себя. – Если это так, то я с нетерпением жду чудес. Шэрон усмехнулась и случайно застукала себя с опущенными плечами и округлившейся спиной. Ужаснувшись своей расслабленности, она моментально вытянулась и распрямилась, вернув пару дюймов росту. – И ещё. Должна сказать, что человек я несколько суеверный. И поэтому я не вижу ничего хорошего в том, чтобы мой отряд именовался «Дельтой». Я не cмогу ужиться с фактом о том, что мы будем носить позывной, что принадлежал отряду, который не так давно был зверски уничтожен. – К сожалению, и в этом вопросе я не смогу помочь. С вашим официальным названием уже все решено и утверждено, – Шэрон состроила опечаленную мину, но спустя секунду мина разорвалась от пришедшей в голову мысли, и теперь лицо девушки полыхало озорством и праведной уверенностью, – но, кажется, у меня появилась идея! Я могу выдвинуть предложение о выдаче отряду второго названия, только уже неофициального и более сценического, что-то вроде клички. И, зная, как у вас не любят официальности, я думаю, этот вариант вполне осуществим. Но боюсь, это единственное, что я действительно смогу сделать. – Хотя бы уж так, – Лупо обессилено развела руками. – Есть какие-нибудь предложения или пожелания по названию? – Собственно никаких, если честно. Вверяю вам карт-бланш. – Но если вам не понравится – пеняйте на себя! Как бы вы не протестовали, я не в том положении и должности, чтобы менять свои решение по нескольку раз, – шутливо пригрозила Шэрон. – Я не принципиальна в данных вопросах. Называйте на вашу фантазию. – Отлично, – девушка почувствовала необходимость заканчивать с разговорами и приниматься за незавершенные вопросы. – Что ж, Лупо, увидимся через полтора часа. Ицли кивнула на прощание и устремилась прочь. Все часы, что находились в здании, вступили в сговор против донимаемых усталостью оперативников, решив ускорить бег своих стрелок. Желанное время отдыха стремительно растаяло, оставив после себя жирный отпечаток досады на лицах каждого из команды. Никто из них не смог сомкнуть глаз и испытать расслабление. Минус четвертый этаж гудел, суетился, орал и бранился сродни заводскому цеху, и весь этот ужас через стены и двери звенел в комнате у каждого оперативника, заражая их беспокойством. Но в комнаты вламывались не только звуки, но и запахи, что не несли в себе и нотки благовонья. Почивальни оперативников находились вблизи провонявшего бензином и выхлопными газами выезда транспорта на поверхность. Такое размещение комнат планировщики выдумали для большей мобильности боевого состава и убыстрения быстрого реагирования. «С коек сразу по коням», – торжественно хвалились конструктора. Каждый оперативник рассчитывал в условленный час добраться до медицинского кабинета по одному, но на выход все пятеро членом Дельты чудом собрались в одно время. Сотрудники случайно организовались, забили лифт и недружно молча прибыли на минус второй этаж. Сторожевой, средних лет мужчина, иногда забывал для каких целей он здесь нужен. Минус второй этаж был самым непопулярным у посетителей. Охраннику редко приходилось видеть большего одного визитера в день, да и каждого он знал и в лицо, и в затылок. Прибывшая группа из пяти незнакомых ему человек с мрачными лицами заставила его вспомнить обязанности и страхи. – Кто такие? – по-дикарски спросил мужчина, отсиживаясь за стойкой, как в окопе. – Свои... дуралей, – с усмешкой прохрипел Спектр, прислонив карту к панельке у автоматической двери. C позволения механизма мужчина прошел внутрь. – Двигай! Чего встала? – рыкнул Бэлтвей и напугал задумавшуюся посреди дороги Эрудитку, но, выждав немного, добродушно заулыбался. – Купилась? Ха-ха, не боись, бирючка. Я просто пошутил. Хотел взбодрить. А то какая-то ты медленная. Японка не нашла в себе силы ответить. Она чувствовала, как этот человек ей вредит. Вредит своей спонтанностью, легкомыслием и болтливостью. За такую ненужную шелуху она не любила людей как таковых. Бэлтвей был для неё собирательной личностью всего сумасшедшего социума с его бесящей вычурностью и активностью. Девушка отрывисто закивала. Последние от команды прошли далее. Когда дверь сомкнулась в последний раз, всем пятерым почудилось, что они лишились слуха. Но они всего лишь лишились шума, попав в давящую тишину минус второго этажа. Лишь через какое-то время «хозяйка» позволила им услышать дыхание и сопения друг друга. Наравне с тишиной здесь хозяйничал ещё один обитатель – белый цвет. Правил он смело и повсюду: на потолке, стенах, полу, бесчисленных дверях, лампах, стульях и диванах. Вошедшие люди были одеты преимущественно в черное, и болезненно ранили «хозяина», что теперь мучился от пяти порезов и истекал черной кровью. Группа не двигалась от входа, беспомощно не зная в какой из поворотов входить и кого встречать. Попробовав на податливость несколько первых дверей, оперативники выяснили их надёжно запертыми. – Знаете, у меня складывается впечатление, что мы здесь не суперзвезды, и на нас все насрали, – слова Бэлтвея разлетелись глухим эхом. – До этого можно... было дойти… и раньше, – ответил ему Спектр, прислонившись к одной из запертых дверей. Резкий щелчок тут же хрустнул где-то около его бедра. Мужчина отошёл от странности к своим коллегам, что озабоченно поглядывали на безымянную щелкающую дверь. Раздался очередной щелчок, дверная ручка резво закрутилась, и ожившая дверь наконец-то отворилась. Из темноты заинтересовано выглянула половина головы, с задачей разглядеть и узнать пришельцев. Задача была выполнена в миг, и голова нырнула восвояси. – И чего здесь все такие молчаливые да пугливые? Слушай, Эрудитка, может тебе с ними пообщаться. Вы, кажется, должны быть на одной волне, – засверкав зубами, Бэлтвей пытался подстрекнуть юную азиатку. По ее молчанию и спрятанному взгляду стало ясно – ему этого не удалось. – Ну, тогда ты, Берта, поговори с ними. Сородичи же как-никак твои. Медики. Немка не отозвалась на призыв. – И что нам всем делать? Чего вы обе ломаетесь? – расстроено голосил пуэрториканец. – Ничего не делать, – глухо замямлило в запертой комнате. – Дайте мне секундочку, я сейчас к вам выйду. – Вот, сразу бы так, – одобрительно зашептал Бэлтвей. Для объявления на людях затаившемуся понадобилось дольше секунды. Когда терпение членов команды еле сдерживало охоту выломать петли и снести косяки, дверь размашисто широко открылась и неизвестный доселе, на самом деле, оказался давно известным. Лишь несколько деталей переменилась с их последней встречи: аккуратная прическа распалась, и теперь волосы послушно и ровно лежали на плечах девушки, а ее рука держала небольшую, но упитанную сумку. – Очень рада, что вы подоспели вовремя и в полном составе, – с напускным спокойствием постаралась начать Ицли. Ей ощутимо не хватало воздуха в лёгких, и говорила она слова, зажевывая, глотая. – Чего это вы там прятались? – Бэлтвей уточнено изогнул бровь и приспустил веки, наигранно в чем-то подозревая Ицли. – Зачем вы... были сейчас в... складской комнате? – поддержал подозрения Спектр. Девушка ответила сбивчиво: – Это было дело. – Вообще-то мы не в полном составе, – угрюмо буркнула Берта. – Ох, действительно, – нерасторопно оглянулась Ицли, – кажется, кое-кто опаздывает. – Она издевается? – все сильнее гневалась немка. – Ничего страшного. Начнем без неё. Идемте. Поспешим и не отстаём. И снова в путь по коридорам. И снова уныло следовать за чьей-то спиной. Монотонность этого действа вгоняла в тоску. Взгляд каждого неловко соскальзывал с гладких пустых белых стен, не имея возможности за что-то зацепится. Оперативники шли с опущенными головами, подобно группе провинившихся и обруганных проныр. Только шедшая впереди Ицли вытягивала шею и приподнимала голову. Со спины казалось, что девушка полна сил и уверенности, но со спины не было видно, с каким трудом ей приходилось держаться. Она от души корчила болезненные гримасы. В сумку будто кто-то незаметно подкидывал гирь, лёгкие больно сжимались, с трудом всасывая воздух, а в горле и груди будто завертывались ржавые вентили. Через какое-то время Ицли довела группу до нужного места. Девушке предстояло немного успокоиться и придать лицу естественные черты. Благо, остановившись, девушка чувствовала, что воздух куда обильнее заливался в лёгкие, но и этого было преступно мало. – Вот. Мы на месте, – Шэрон обернулась и засияла улыбкой. – Заходить будете по одному. Как только справитесь, никуда не расходитесь. Так, вы пока готовьтесь морально, а я посмотрю, насколько готовы врачи. Без стука и предупреждения, Ицли вторглась в помещение и с громким «О, боже, простите!» застопорилась обратно, заслонив глаза ладонью. Выйдя, девушка, зарумянилась и неловко потирала переносицу: – Там занято. Нужно подождать. Подождать действительно пришлось недолго, и проблема, из-за которой планы слегка скосились и притормозились, освободилась из докторских лап и вышла к оперативникам, поправляя одежду. Той самой «проблемой» оказалась Лупо, что пришла на осмотр чуточку раньше. – Совет: возьмите себе в обиход очень полезную привычку стучаться, – легко пожурила девушку Лупо будничным, но каким-то неоднозначным тоном. – Я прошу прощения. Я-я не думала, что там кто-то есть. Так неловко вышло, – с нездоровым хрипом заговорила Шэрон, чувствуя готовую взорваться грудь. – По крайней мере, это не самое страшное, за чем вы могли меня застать. Бэлтвей, прослушав диалог сотрудниц, медленно растягивал губы все шире в улыбке, представляя картину события, что случилось за дверью. – Мне нужно удалиться на пару минут. Я скоро вернусь! – Шэрон поднесла сумку к груди и в спешке скрылась за одним из коридорных поворотов. –О-о-о, у бедняжки начался приступ! – с насмешкой выговорила Берта, проследив за девушкой перед её пропажей из виду. – Какой ещё приступ? Ты-то откуда знаешь? Может человеку срочно перекурить надо! Мы ж не знаем, что она там у врачей увидала, – возразил ей Бэлтвей. – Я предполагаю, что это астма и, как мне кажется, с осложнениями. – Прекратите трепаться не весть о чем! – раздражённо оборвала их Лупо, пока отходила к мягкой скамье напротив. – Лучше не медлите и выстраивайтесь на осмотр! Вектор отправился первым. – Вот ж наглость. А попросить или предупредить? Он вообще может хоть что-то говорить, кроме своего имени? – Разузнай у него, раз... тебе так… в интерес, Бэлтвей, – предложил Спектр. – Я бы и спросил, если бы он мог по-человечьи ответить, а не как Терминатор. Оперативники сменяли друг друга у врачей, а ожидающие сидели на мягких креслах и скамьях, не тратя сил на болтовню. Убежавшая Шэрон обещано вернулась, но уже с пустыми руками, и сейчас высиживалась с остальными, с блаженством ощущая, как недуг повержено отступает. – Вашу ж мать! Неужели нельзя было отправить нас отдыхать сюда. Тишь и гладь. И туземцы мирные да молчаливые. Но нет! Положили нас в гараж. Вот спасибо, – застонал Бэлтвей. По истечению полутора часов, осмотр закончился. Доктора торжественно вынесли отчет о проделанной работе, вручив его Ицли как новорожденное дитя. После чего лекари гордо откланялись и неторопливо ушли полным составом в свою уютную лабораторию. Ицли бегло проверила отчет на наличие в нем хотя бы букв. С минуту посмотрев строчки, девушка встала со скамьи и созвала оперативников за собой на процедуру подписания контрактов. На посещение был предоставлен минус первый этаж. Царствие секретных заседаний и заумных речей. Первые и прочей важности лица, связанные с управленческой деятельностью Амбреллы, обычно решали в просторных залах каверзные и тягостные вопросы по развитию и дальнейшему процветанию корпорации, но вопросы эти легко умудрялись разрывать и без того слишком эластичные рамки морали. Оттого они и не могли обсуждаться на прожжённой солнцем и беспощадной человеческой добродетелью поверхности. Когда-то давно за этим самым этажом несколько секретарей закрепили интересную кличку – «Божья кузница». Люди оказались с юмором, обозвав подобным образом место под землёй, где верхушка корпорации аки канцелярия господня решала кому, во сколько и каким образом предстоит умереть, подсчитывая при этом расходы и вероятный процент неудачи. Иногда речь у канцелярии заходила об одном внутреннем гаде, которого нужно было ликвидировать в угоду незыблемости профессиональной лояльности сотрудников, а иногда речь заходила о целых глухих жилых поселениях, которые нужно было ликвидировать, тестируя перед заказчиком действие нового биологического оружия. Но не об убийствах единых все заботились приспешники самой судьбы, что смахивали пылинки со своих дорогущих костюмов каждые полчаса. Они заботились и переживали о содержании подопытных пленников, что рисковали умереть раньше, чем над ними будут вестись эксперименты, а это чревато неприятными убытками и потерянным времен. Сами же секретари-юмористы, что обслуживают подобные собрания и обсуждения, с трясущимися руками каждый раз подают этим джентльменам чашки кофе и с подрагивающими губами им улыбаются, невольно выслушивая и вымазываясь вонючей гнилью, что течет из уст представителей руководства. По окончанию посиделок деловые люди всегда приятельски жмут руки, вместе поднимаясь наверх и обсуждая предстоящий ланч, а секретари, что младые, что опытные, скрываются в уборных и продолжительно блюют в унитазы и около, переживая сильнейшие эмоциональные потрясения. После нескольких актов изрыгания в уборную было не зайти да не заглянуть, ведь убирать за собой мало кто хотел, ещё и стыд с неловкостью гнали вредителей подальше от места преступления против чистоты. И никакая уборщица не могла геройственно броситься с тряпкой на гадость: убирать нижние этажи, кроме как в ночное время строго воспрещалось. Вот из-за такого попустительства весь оставшийся день на всём минус первом могло попахивать омерзительной «кислятиной». Да вот только этот запах с годами переставал восприниматься сотрудниками как зловонье, и действие, его спровоцировавшее, не считалось за вандализм. Им верилось, что это верные признаки сердоболия и побочные действия здравомыслия. Они гордились тем, что мерзопакостные делишки Амбреллы не стали для них обыденностью и суровой реальностью, и они реагируют на них, как следует реагировать высокоморальным и нравственным людям, пока ещё умеющим сопереживать и сотрясаться от немыслимой и ненужной жестокости. Однако подпиткой для этих чувств служила неизмеримая гордыня и сладкий самообман. Единственные спасители от безумия. Сегодняшним днём никаких летучек руководства не планировалось. Все этажные секретари были свежи и опрятны, вежливы и учтивы. Отсутствие суеты по-настоящему украшало и обогащало дорогую отделку и обстановку окружения. Высокий потолок с любовью поддерживали угловатые колонны и хиленькие стенки, сделанные будто из непрочного пластика. Мягкий электрический свет нежно заливал собой все, к чему ему было под силу дотянуться. Сверкающая на свету пыль неподвижно и вальяжно отлёживалась на всех вертикалях и горизонталях, наслаждаясь моментом спокойствия и редкой свободой от гонения торопливыми и суетными людьми. Расставленные по углам синеватые кулеры с водой ласково мурлыкали и расслаблено выпускали пузыри, как только человек сливал их жидкость в кружку. Но, что самое главное, воздух был относительно свеж. Эта относительность легко и радостно забывалась местными, но так же легко и печально вспоминалась гостями, которые знают и постоянно вкушают по большей части приятные ароматы. Шестеро из семи гостей показушно сморщили носы и раздражённо зашипели, с порога вдыхая, на их оценку, испорченный воздух. Только один из них был приятно удивлен возможности спокойно дышать через нос и не кривиться, ведь это был частый гость, который регулярно присутствовал на этом месте и всегда знал, что его здесь ожидает. – Я категорически против таких освежителей воздуха! Это просто невозможно, – язвил Бэлтвей, говоря в нос, – а тебе, Лупо, я смотрю, нормально… – Нормально, что сегодня здесь глаза до слез не режет. – Ну да, свое говно-то не пахнет. – Все разговоры чуть позже, – подбадривающе захлопала в ладоши полная энергии и здоровья Шэрон. – Переговорная прямо перед вами. Прошу проследовать внутрь. Ицли ткнула указательным пальцем в сторону крупной комнаты, отделенной невнушительными стенками, что были на верхнюю половину прозрачны, а на нижнюю зачем-то зацензуренны – матовые. Парадно распечатав помещение, группа была не готова встретиться с тихой солидной живностью внутри. Во главе черного прямоугольного стола, что отхватывал значительную площадь комнаты, загодя усадили двух серьезных мужчин, подозрительно друг на друга похожих. Перед ними на столе лежали серые кейсы, носившие на своем брюхе памятные царапины. Оперативники заинтриговано, но с разной частотностью поглядывали на молчаливых двоих, пока проходили и облюбовывали себе места за столом. Усевшись на заезженные и повидавшие виды стулья, оперативники резко столкнулись с неприятным для них фактом – приходилось сидеть лицом друг к другу. Но это лишь полбеды от основной ее массы. Выбор каждым места оказался весьма занятным: то ли по причине заложенной в подкорке солидарности, то ли по неслучайной случайности стол разделился на сугубо мужскую и женскую половину. И в тот же миг улетучилась вся серьезность, что витала вокруг происходящего. Заменять её пришла шебутная, чудная и престранная атмосфера эдакого тематического клуба быстрых свиданий. «Парочки» смотрели друг на друга какие-то жалкие секунды, но и этого было до безобразия много. Первой не выдержала Эрудитка, не захотевшая переглядываться со Спектром, что с любопытством осматривал овал её лица и разминал пальцы рук. Девушка, не зная, куда себя спрятать и как защититься, решила сесть боком к русскому и лицом к соседке Берте. Не сказать, что что-то для девушки переменилось в лучшую сторону, но ситуация для неё полегчала. Главари обоих сторон, занявшие самые первые места – Лупо и Вектор – рассматривали друг дружку дотошно, не совсем ясно представляя для каких целей они этим занимаются. Зачем Лупо его рассматривать? Возможно, ей интересно размышлять о происхождении шрамов на его скулах и подбородке. Возможно, в ее голове летают мысли о будущем выгодном использовании столь перспективного сотрудника. Зачем Вектору её рассматривать? Может быть, он мысленно высчитывает точное число веснушек на ее лице и тайком злится, в который раз сбиваясь со счета. Может быть, он дивится жестокой несправедливости, поставившей именно Лупо на пост командира Дельты, на который с решимостью хотел Вектор. Рассуждений хватит на десять голов! У Лупо первой иссяк интерес к мужчине. Увидев все, что ей было нужно (или не увидев), она отвернула голову и теперь точила взгляд на серые кейсы. Вектор же не выпускал командира из виду ещё какое-то время, заканчивая одному ему известную мысль. Сидящие посерёдке Бэлтвей и Берта остались единственными, кто продолжал смотреть друг на друга. Оперативник глядел на немку, словно безоружный охотник на сытого и спящего страшного зверя. Что-то отдаленно звериное он заприметил в ней с самого начала. Несмотря на её кажущуюся адекватность и манерность, он слабо чуял, как от Берты веет жестокостью и ненавистью к живому. Но тогда он отогнал эти бредни от себя, ссылаясь на «показалось». Теперь, затаив дыхания и внимательно на неё смотря, он угадал-таки в ее глазах нездоровое поблёскивание, и знакомый ему теплящийся огонек. В военные годы такие огоньки он частенько видел у некоторых солдат, что возвращались на базу с поля ожесточенного боя. В их головах тлел сожжённый рассудок, а в душе ни капли радости о том, что они остались в немалочисленных живых. Они смотрели так, словно их против воли выдернули из какого-то жаркого спора, а они не успели привести решающий и победный довод. Их съедало желание вернуться обратно и «договорить» с оппонентами на без слов понятном языке насилия, и не важно, насколько серьезно эти солдаты были ранены. Они бесились от невозможности завершить начатое. Плакали, чувствуя себя проигравшими, чувствуя где-то там вражескую кровь, которую они не успели пролить. Они плакали без слез. Просто выли, жевали до крови потрескавшиеся губы и в истерике стрясали последние ошметки кожи и мышц с оторванных конечностей. В этот самый момент дикая ярость и страх заливали их глаза, а после они умирали с кровавой пеной у рта. Но более несчастливым оказывался тот, кто после такого выживал. Именно у таких и оставался злосчастный огонек, как боевой шрам или особая метка. Эти несчастные в мирное время ходили у Бэлтвея в друзьях, но очень не долго. Через месяцы или года, они не выдерживали и попадали в тюрьмы за убийства, свершенные в грязную справедливость за себя и за погибших братьев по оружию, доливая в чашу кровь и неважно чью именно, ведь на войне их ненавидели и боялись так же, как и дома. Бэлтвей надеялся никогда больше не увидеть подобных глаз. Но надежда ему теперь не помощница. Зато теперь он точно знал, что Берта гораздо интереснее той, какой она себя заявляет сейчас. Берта смотрела на побледневшего Бэлтвея и забавлялась, с хитрецой ухмыляясь. Она не могла понять причин его засиявшей нервозности. Пуэрториканец всё продолжал смотреть на неё осуждающе, но сам выглядел тошнотворно испуганно. Женщине подумалось, что это очередная его потешная выходка, которая не стоит и минуты на рассуждения. Немка уложила локти на стол и, подавшись чуть вперёд, подмигнула парню, надеясь, что это его расшевелит и спустит с его лица белесость, и он ей ответит глупой шуткой. Но после этого Бэлтвей вздрогнул и ударился коленями об стол, чуть привстав со стула. Он прокашлялся и отвернулся сначала в одну, затем сразу в другую сторону, делая вид нетерпеливого слушателя при отсутствии выступающего. Берта удивлённо вскинула брови и хмыкнула, беспомощно не понимая ничего из произошедшего. Шэрон наконец прошла в переговорную, и закрыла за собой дверь на ключ. – Зачем... закрываете? – вкрадчиво спросил русский. – Не хочу, чтобы нас отвлекали. Только и всего. Шэрон встала за спинами двух мужчин, что комично напоминали её питомцев из-за низковатой посадки стульев. Над её головой висели вкалывающие без отпуска настенные часы. Отсчитав в тишине несколько прыжков стрелки, Шэрон начала разговор. – Для начала попрошу вас выслушать вводную часть. Все вопросы мы обсудим после моего выступления, – девушка сомкнула пальцы рук и прочистила горло. – Итак, сегодня мы собрались здесь… – Ха, будто поминаем кого-то, – Бэлтвей не выдержал и треснул смешком. – После моего выступления! Я же попросила. Так… начнем. Для начала хочу представить вам двух моих ассистентов, что будут следить на соблюдением всех формальностей, – после представления мужчины открыли кейсы и достали по одному диктофону. – Хочу предупредить сразу, что после того, как эти диктофоны будут включены, вы обязаны молчать и не говорить ни слова, даже если я вас об этом попрошу! Три, два, один… Для протокола. Сегодня двадцать первое сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Три часа дня. Приступаем непосредственно к процедуре. Я подтверждаю присутствие на подписании контрактов всех шестерых заявленных в официальном рапорте оперативников службы внутренней безопасности корпорации Амбрелла. От десятого числа сентября, согласно официальному приказу, изданному советом директоров корпорации, присутствующие здесь служащие, с сегодняшнего дня формируют оперативный отряд при северо-американском отделении Амбреллы, именуемый «Дельта». Данные меры были приняты в угоду усиления безопасности и контроля северо-американских лабораторий, что уже не однократно подвергались нападениям. По нашим сведениям, большая их часть сейчас находится под потенциальной угрозой вторжения или расхищения некоторой группой неизвестных нам злоумышленников. Их мотивы варьируются от мелкой порчи имущества до преступных посягательств на имущество Амбреллы. В случае поступления оповещения о вторжении, отряд будет незамедлительно выслан на атакуемый объект, чтобы разобраться с ситуацией и ликвидировать угрозу. В силу того, что акты нападения с каждым разом становятся всё агрессивнее, мы даём добро на использование огнестрельного оружия, дабы не допустить очередной регистрации смерти в списках наших служащих. Итак, следуя инструкциям, я попрошу своих ассистентов раздать участникам процедуры их персональные контракты. Мужчины поднялись со своих скрипучих мест, распотрошили кейсы и, освободив их от бумаги, принялись раздавать каждому оперативнику именную бумажную стопку, зафиксированную скрепкой. – Благодарю. Теперь ознакомьтесь с каждым пунктом договора. Не торопитесь. Ицли засекла на часах точное время на паузу. Не более четырех минут. Но члены команды признали эти договоры бредом спустя всего полминуты. Бесконечные, бессвязные и трудно понимаемые связки отборного канцелярита высушивали глаза и мозги. – Есть вопросы? – проговорила Шэрон в истекающем времени. – Но... – уже было начала говорить Берта, но тут же заикнулась и остановилась, увидев как девушка отчаянно била пальцем по своим накрашенным губам. – Нет? Отлично. Теперь я настоятельно прошу каждого расписаться на всех выданных вам листках. Оперативники сомневались и колебались, но Шэрон уверено кивала им головой, давая понять, что все идет как надо. Служащие приставляли ручки к губам, погрызывая колпачки, или отстукивали ритмы по столу, но, все же, применили ручку по назначению – документы были подписаны. – Великолепно. Прошу ассистентов собрать документацию и сложить её обратно в кейсы. – Прекрасно, – сказала Ицли, как только ассистенты справились с задачей, – также к договорам прошу прикрепить отчёт врачей, осмотревших команду несколько дней назад. Согласно данному отчёту, все оперативники находятся в надлежащей физической форме. Патологий или отклонений не обнаружено. Психическое здоровье состава удовлетворительно. Что ж, на этом все. Для протокола. Время три часа двадцать минут. Попрошу ассистентов запечатать кейсы и отнести на хранение. Всем спасибо. Диктофоны были отключены и убраны. Двоим ассистентам дали ключ от дверей, и те вышли прочь, дважды долбанув всей поклажей по столу и дверям. Двери захлопнулись. Непонимание росло. – Это что сейчас было? – обескуражено вопросил Бэлтвей. – Театральщина, если хотите. Надеюсь, я не перегнула с выражениями, – насмешливо ответила Шэрон, уперев руки в бедра и продолжая стоять прямее столба. – Мы разыграли с вами эту сцену, чтобы в будущем выставить все сделанные сейчас записи и ваши подписанные договоры на публичное рассмотрение, скажем так. – И кто это будет смотреть? Для кого вы здесь старались? – заговорила Берта. – Для правительства Соединённых штатов Америки. – Правительства? Мы ведь всячески избегаем любых соприкосновений, – озадачилась Лупо. – Я забегу немного вперед. В подробностях вам все расскажут завтра на итоговой летучке. Я же поясню все в общем виде. Несколько дней назад нам стало известно, что один из ведущих учёных собирается сбежать с образцом нового вируса. Сбежать, а затем продать этот самый образец правительству США. И ещё мы знаем, что ученый запросил у правительства персональный вооруженный конвой, что поможет ему выбраться. Вот в этом и вся загвоздка. Ученый и его разработки одинаково жизненно необходимы и нам, и США. Столкновение в лаборатории неизбежно. Неизбежны и потери с обеих сторон. Поэтому мы готовим для себя «подушку безопасности». Мы хотим выставить все так, словно мы ничего не знаем о грядущем, а до нас просто дошли слухи о возможном нападении на какую-то из многочисленных лабораторий, и поэтому мы решили якобы укрепиться и сформировать вас как постоянный отряд. В условленный день мы получим «неожиданный» сигнал о постороннем вторжении и среагируем, высылая ваш отряд разобраться. Вы же примите военный конвой за бандитскую группировку, и, заметив у них оружие, откроете огонь на поражение. Тем самым, мы убьем двух зайцев одновременно. Во-первых, заберём ученого и его детище с собой, избавившись от конкурентов. Во-вторых, мы снимем с себя вину за смерти военных, выставляя наши действия оправданными, а действия правительства незаконными с их проникновением на частную территорию, – сделав глоток воздуха, Шэрон продолжила. – После этой трагедии, на нас непременно кинутся все правительственные гончаи, но мы предъявим им ваши липовые контракты и сделанную запись на диктофоны, подтверждая наше незнание полной ситуации и действия исключительно оборонительного характера. Вот и все. – Но ведь только дурак не поймет, что все это липовое. Они раскусят наш обман, – возразила Берта. – Может быть. Но всем будет все равно. Главное - у нас есть улики, а их качество и подозрительность никого не взволнуют. – Тогда если мы постреляем всех морпехов, то какие будут последствия для нас любимых? Они просто так не отстанут. Умрут же их ребята. Значит, им нужно будет позарез до нас добраться, – рассуждал Бэлтвей. – Никаких серьезных обвинений вам предъявлено не будет. Мы все урегулируем. Но, все же, есть один, прогнозируемый малоприятный, но не смертельный для вас исход. Читая ваши досье и контракты, они могут зацепиться за факт о том, что вы не являетесь гражданами Америки. И чтобы совсем не упасть в грязь лицом, они могут потребовать вашего увольнения и, за не имением ни долгосрочной визы, ни гражданства Соединённых Штатов, вашей незамедлительной… – Депортации, – закончила мысль Лупо и неслышно после этого матюгнулась, завидев свет ярко замаячившей проблемы. Вместе с ней омрачился и Спектр. – Да. Будьте готовы к тому, что по окончании дела вас отправят по домам на неопределенный срок. – Стоп. Мы после этой операции либо потеряем работу, либо сдохнем? Почему вы не удосужились рассказать нам об этом раньше? Мне такая игра не по душе! – разгорячилась Берта. – Никто из вас отказаться уже не сможет. Вы подтвердили свое участие на согласие подписями. А подписи унесли. – Ах, вы хитрые ублюдки! Неплохо сработано. Лихо вы нас обработали и всучили билет в один конец. Образцово, – с иронией выговорился Бэлтвей, почесывая затылок. – Вы будете гарантированно восстановлены, как только уляжется шумиха вокруг событий. Увольнение – лишь способ обезопасить и себя, и вас. Ну а, как вы выразились, сдохнуть или нет – это уже зависит от вас самих. Однако, возвращаясь к теме увольнения и депортации, мы в любом случае будем вынуждены дать добро на данные требования правительства, иначе нам не выиграть. Но, повторю ещё раз, вам дается гарантия восстановления на прежние места с прежней зарплатой! – Гарантии... в словах – пустышка! Если срок… будет слишком долгим, вы про нас... просто забудете… и отбрехаетесь, как от грязных... попрошаек, – высказался Спектр. – Ничего подобного. С вами со всеми не распрощаются. Каким долгим будет срок – неважно. Вам всем ежемесячно будут приходить выплаты, в виде компенсации за доставленные трудности. Как только начальство даст распоряжение, вас тут же восстановят. Настроение в группе после заявления улучшилось, но не до совершенства. – Неужели нельзя обойтись без депортации? – взволновано и все ещё питая надежду на лучшее решение, спросила Лупо. – Собирая вас здесь, мы нарушаем законодательство. Вас депортируют, как только они об этом узнают, а они об этом узнают! От нас, шантажируя и грозя всем возможным. США не захочет держать на своей землей убийц их же военнослужащих. – Хорошо. Предположим, что нас отвезли по домам, мы там пофилонили какое-то время, и вот вы нас восстанавливаете. Мы будем работать опять вместе? – все поддерживал разговор Бэлтвей. – Нет. В случае успеха, вас распустят по вашим филиалам, и вы будете работать в прежнем режиме. Ваши настоящие контракты рассчитаны только на одну совместную операцию, – после этой новости никому грустно не стало. – Раз уж вы упомянули их первой, то расскажите, где наши настоящие контракты? И, вообще, что такое контракты? Мы на постоянной основе и с постоянной зарплатой работали все, как я понимаю? Зачем они нам? – спросила Берта, пальцами крутя ручку. Шэрон согнулась пополам и присела под стол, доставая третий кейс черного цвета. Поправившись перед собеседниками до прямого положения, девушка бережно, словно готовую к взрыву мину, устроила его на столе. – Ваши настоящие контракты – это обобщенное название всех документов, что нам нужно было на вас собрать: страховка, гарантии, соглашение о неразглашении, квитанции, ваши счета, чеки корпорации на ваше имя. Выплаты, которые прописаны в одном из пунктов контракта – это ваша месячная зарплата с очень большими надбавками за всю опасность и срочность задания и компенсация за доставленные неудобства в связи с переводом вас из других филиалов сюда, – ответила немке Шэрон, поглаживая прорезиненные ручки. – Контракты в этом кейсе, но я их вам не покажу. Точнее, каждый увидит только свой контракт. Один из вас должен остаться здесь, а другие должны покинуть помещение, ожидая своей очереди. Вы как-нибудь распределитесь. Начнем мы, пожалуй, с вас, Лупо. Женщина пожала плечами, не оспаривая решение. – Может мы все дружно закроем глаза или отвернемся? Сыграем в своеобразную мафию, – подшучивал пуэрториканец. – Ладно. Уйти. Я понял. Потолпившись в дверях, оперативники оставили их лидера наедине с Шэрон. За дверьми ничего нельзя было подслушать, а за стенами ничего нельзя было подглядеть. Прекрасное местечко для секретов. Через десяток минут Шэрон осталась уже наедине с собой, подшивая первый контракт и ожидая следующего посетителя. – Как оно, Лупо? Что-то ты не выглядишь довольной. Гонорар не привел в экстаз? – Бэлтвей тут же подошёл к женщине, пока она придерживала дверь для сменяющего ее Спектра. Лупо, с лицом измотанного и желающего покончить с жизнью осужденного, промолчала. Она едва ли слышала мир вокруг себя. Кипящие вопросы шумно бурлили у неё в голове, закупоривая уши. – Тебе там будто смертный приговор под ABBA все это время зачитывали. Что с тобой, кэп? – как можно учтивее и любезнее продолжил спрашивать Бэлтвей и осторожно взял начальницу за руку. И в этот раз женщина не расслышала слова. Она только и слышала треск своей разрывающиеся жизни и злорадный чужой смех, что гундосил в её мозгах. Ей страшной пыткой, казнью представлялось возвращение на родину, что зубастая жаждет поймать её и загрызть вот уже четыре года. Почувствовав хватку у локтя, Лупо резко вырвалась и злобно сказала Бэлтвею: – Не надо меня, блядь, трогать. Её беспокойные и раздраженные глаза спонтанно уловили, как за крупной фигурой Бэлтвея один из секретарей – немолодой, сухенький мужчина – всеми телодвижениями подзывал Лупо к себе, намекая на важность момента. Командир Дельты сорвалась с места и подошла к зовущему. Пуэрториканец посмотрел уходящему командиру в след, недовольно и вопросительно разводя руками. – Чем ты недоволен? Тебе не должны выкладывать все на блюдечке, только потому, что ты захотел поинтересоваться. Так здесь не заведено, – попыталась разъяснить Берта. – Всем я доволен, – через зубы ответил парень. Бэлтвей болезненно терял терпение, не понимая, что он делает не так. Он не разбирал причин, по которым женщина его отвергала и принижала в ответ на добрые слова. Он все больше заводился и гневался. Его больно кусала обида за столь подлый поступок, какой проделала с ним Лупо. «Значит, сначала пушистую из себя строишь, заманиваешь, а потом срешь с колокольни. Тварь!» Парень посматривал на командира издалека и едва удерживал себя от ярости, видя её с секретарем общительной, обходительной и умиротворенной. Подгоняемый решимостью разобраться с женщиной, Бэлтвей нервно переставлял ноги, шатаясь подобая пьянице. Но, уже занося ногу на грозный шаг, он увидел, как командир в сопровождении мужчины поспешно отправились прочь с этажа. «Ладно, позже поговорим. И никуда ты не сбежишь!» – Бэлтвей рассерженно сплюнул бело-желтую пенистую слюну в чистое лицо керамического пола. – Отвратительно, – фыркнула немка. Оперативники переминались с ноги на ногу и со скуки грузно вздыхали, дожидаясь своего череда быть одурманенными чернильным и древесным шлейфом, исходящем от свежеотпечатанных бумаг. Чем длиннее была строчка из цифр со знаком доллара на конце, тем шире улыбались губы сотрудников. По итогу, никого не обманули в обещаниях, воплотив поистине сказочный зарок в бюрократическую подслащенную реальность. Оперативники чуть ли не облизывались, понимая, насколько непристойно растолстеют их кошельки. Прекрасная ноша. Одно огорчало – нельзя было перед друг дружкой похвастать. Все прекрасно понимали, что могут запросто лишиться денег, перед этим лишившись жизнь. Проговоришься — и до боли завистливые обязательно исполнят грязный номер с тихим убийством как трагичный эпилог после основных боевых действий. Поэтому, выходя из переговорной, оперативники обзаводились моментальным лицевым параличом, чтобы не наталкивать впечатлительных коллег на размышления и подозрения. Но благо было у всех на душе. Настолько вредоносное благо, что из-за него забывались риски и последствия предстоящей работы. С окончанием процедуры, Ицли попросила вновь всех занять места в переговорной. Гордо возвышаясь на каблуках над сидящими и уставшими, девушка близирно чеканила слова, все больше веря в свою важность. – На этом все, дамы и господа. С контрактами решено. Этот кейс вскоре отправиться к начальству, а все документы в нем будут одобрены. Деньги поступят на ваши счета в течение двух часов с момента вашего возвращения на базу. Победного возвращения. В случае провала, ни о каком вознаграждении не будет и речи. – Дайте-ка угадаю, в случае провала вы ещё и не станете нас выгораживать перед правительством, а просто отдадите на растерзание, – злобно спросил Бэлтвей, потеряв хорошее расположение духа. – Даже при провале задания Амбрелле придется отстоять вас, иначе все обернется плохо. Однако в случае неудачи с вас взыщется штраф, который вы выплатите корпорации за понесенные убытки в ходе организации всей операции. Штраф внушительный. После, вы будете бесповоротно уволены без права на восстановления. – Что подразумевается под «неудачей»? – спросила Берта конкретизации ради. – Дать учёному уйти с образцами вируса. – Предположим, что исход… успешный, – заскрипел Спектр, – но один из нас…мертв. Что будет с деньгами... ушедшего? – Есть распоряжение, которое гарантирует разделение суммы меж всеми членами группы. – Зачем такие правила вводить? – спросила Берта. – Начальство посчитало это честным. – Это же подспорье для крыс! – не унималась немка, заглядывая на лица членов своей команды. Спектр улыбнулся и сложил руки на столе: – Нам было... полезно вовремя... об этом прознать. Есть шансы... подготовиться... – К чему ты готовиться собрался? – вскинулась Берта. – Я с крысами не церемонюсь. Только попробуй что-то удумать – я быстренько с тобой расправлюсь. – Не провоцируй нас на подозрения, Спектр. Иначе для тебя все закончится прямо сейчас, – грозно добавил Вектор, крепко сжав в руках ручку. – Не понимаю вашего… волнения. Я всего-навсего… предупредил... нас всех... от необдуманных... действий. Мы друг друга... совсем не знали. Нам будет полезно... обсудить такое... пока ещё в кабинете. Но мы ведь... товарищи теперь и нам... не стоит об этом... забыть. Немка качнулась на стуле и усмехнулась: – Я слышала, что вы, русские, в один момент самые верные товарищи, а в другой нож в спину ближнему засаживаете. – Знаешь, я теперь... пожалуй... подумаю насчет... тебя, немчура, – оперативник угрожающе оскалился, грудью навалившись на стол. Берта прыснула ироничным смешком на слова русского и зажала свою ручку меж зубов, странно улыбаясь. – Прекратите. Сейчас же! – Шэрон стукнула миниатюрным кулаком по столу, айкнув от боли. – У вас даже нет денег, которые вы хотите друг у друга отнять. Вас должна заботить только ваша миссия и удачное её выполнение. Исполните миссию, а уже потом делайте с собой все, что угодно. Спектр развел руками, уверенный и спокойный: – Я не... всерьез. Не подумайте... Меня оскорбили - я... ответил. – Хорошо. Играйте честно! От этого больше пользы, поверьте мне, – Шэрон оправила платье на бедрах. – На этом закончим. Мы с вами и так обсудили многое. На этом точно все. Вы можете быть свободны. Отправляйтесь в свои комнаты. Загляните до вечера на минус третий. Покажете техникам, какое оружие вы хотите использовать и как им его подготовить. Теперь же идите. Отбой для вас начнется с десяти вечера. Отдыхайте. Обдумав на раз перспективы как приятные, так и скверные, команда собралась уходить, философски рассуждая о том, что после выхода за дверь их жизнь будет становиться только хуже. Первый на выход шел Бэлтвей. Пуэрториканец быстрой рукой скрутил дверную ручку и вышел прочь, с громким хлопком закрыв дверь за собой, едва не ударив следовавшую за ним Берту. – Что же ты за идиот-то такой! – немка крикнула вслед пуэрториканцу. Выход следовавших прошел без эксцессов. Спектр замыкал очередь у двери. Проводив глазами последнюю спину, русский остановился на пороге и развернулся к Шэрон. – Скоро... прибудет Манн. Готовься. Не заигрывайся... давай... в мою начальницу. Не забывая... о своем... настоящем месте. Спектр прикрыл дверь с обратной стороны.

***

Ранний вечер быстро состарился в ночь. На поверхности разгоралась белесая луна, а под землей не уставал мерцать и трещать бесконечный электрический день. Верхние этажи опустели и задремали в прекрасном безлюдье, а на нижних гоношились и ерзали людишки. Страдал этой чумой только минус четвертый. Но страданий оставалось сносить недолго. Машины были погружены и заведены, люди собраны – полная готовность к отправке. – Куда вас переводят? – Лупо продолжила когда-то начавшийся разговор с высоким блондином под гул моторов. – Я не помню точно, куда-то в Азию. – В Азию? Придумали же! – Даже не знаю, что нас там ждёт, но обещают красивые виды из окошка, – утешительно щебетал мужчина. – Вы остаётесь здесь с этими новенькими? – Да, у меня с новенькими запланировано целое приключение. Буду за ними приглядывать. – Ясно. Эх, не хочу я отсюда уезжать. Никто из нас не хочет. Мы с вами только сработались. Обидно. – Действительно обидно. Вы образцовый отряд, жаль, что вас не задействовали на будущую операцию. Мне было бы гораздо сподручнее и спокойнее. – Эти настолько плохи? – По сравнению с вами, они не достаточно хороши. Но будем мириться. – С нами у вас тоже были нелады первое время. Не забывайте! – Это я все ещё помню. Водитель несколько раз просигналил, предупреждая о потере терпения и скором нажатии педали газа. – Ладно, с остальными я распрощалась, с тобой теперь тоже. Иди, давай. – Надеюсь, нас уже никогда не сведёт судьба, – тепло сказал мужчина. – Надеюсь. Удачи. – И вам, – последнее, что крикнул мужчина, убегая к машине. Транспортные средства тронулись с места и колонной отправились на поверхность. Гаражные ворота захлопнулись. Этаж благоговейно умолк. Осмотревшись по сторонам и не найдя никого, кому она могла ещё бы хоть как-то пригодится, Лупо приняла решение стереть и свое присутствие с этажа и отправиться наверх. Свежие бойцы у себя, старые отчалили, затхлое начальство уже не в состоянии править. Беспокоиться не о чем. Рабочий день завершен. В первый раз за день Лупо заимела все основания пройтись медленно и неторопливо, без колотящей по коленям спешки. Женщина зашагала, словно до этого нацепила неудобные и жесткие калоши - плавно, но скованно. Сделав лишь несколько неторопливых шажочков, организм всё-таки взбунтовался против мучительницы, наконец, выговорив все, что он затаил за день. Слова его отозвались кошмарной болью и пудовой усталостью. Стопы, казалось по ощущениям, растерли наждачной, а икры протяжно заныли, охваченные судорогами. Протесты были слишком громки и настойчивы, что вынудили Лупо остановиться и снять свою обувь. Жалостливо сморщившись, она постепенно распрямляла затекшие белесые замазоленные пальцы ног и отрывала задравшиеся, но до последнего державшиеся пластыри от кровоточащих пяток. Потревоженные ранки недовольно зашипели и зажглись, но быстро успокоились и снова уснули ненадежным сном. Лупо вздрогнула, встав босыми ногами на холодный пол, ощущая его неровность и суровость. Однако холод быстро отошёл на второй план, уступая сцену неописуемой лёгкости в ногах. Женщина ловко нагнулась за обувью и с благодарными почестями понесла своих каждодневных слуг в руке, укачивая их на весу. Ее ход был необычайно лёгок, но вновь привычно убыстрился. Лупо этого и не заметила, ведь боль обиженно заткнулась, а усталость перестала ей поддакивать. Идя, словно на пуховой бетонной перине, женщина быстро покинула подземный этаж и прибыла на лифте прямиком на надземный, где выстаивало её персональное скудное логово. Освободившись из металлической коробки, Лупо ступила на освещенный путь, но только стенки принялись слипаться, как свет испуганно, едва успев, запрыгнул обратно в лифт. Темень забила коридор. Женщина шла почти вслепую, но из окон слабенько и рассеяно светила улица своими многочисленными фонарями. Приостановившись, оперативница всмотрелась в окно, соскучившись за целый день по лицу мира. Улица не сумела спрятать в ночи свое гнусное настроение. Ветер капризно качал деревья, проверяя их на прочность и с психу раскатывал по дорогам мусорные ведра. Тучи гасили месяц, плюя на землю не то снегом, не то градом. Погода злилась, хоть ночь и пыталась ее успокоить. Лупо, опечалено вздохнув и пожалев природу, понуро отошла к своему кабинету, доставая пред его дверью ключ. Ребристый вошёл в скважину, но тут же из неё выпал вместе с замком, а дверь, сонно приоткрыв рот, скрипнула. «Это что за херня?» – встревожено подумала Лупо, недоумевая, зачем кому-то пришлось вырвать замок, а потом засовывать его обратно. «Неужели опять приходили жучки ставить! Но эта гнида всегда работала аккуратно… нервы сдали?» Женщина плавно опустила туфли наземь и задрала рукава блузы выше локтей, подозревая, что взломщик все еще может быть внутри. Лупо легонько подтолкнула дверь внутрь, но никто не объявился и не почернел своим силуэтом. Женщина на цыпочках зашла внутрь, сжав кулаки. Пройдя в середину комнаты, Оперативница не чувствовала чьего-либо присутствия. Посмотрев на левую часть помещения, она убедилась, что темнота за собой никого не прячет. Разворачивая голову к правой части, она услышала позади себя громкое и довольное хмыканье. В ту же секунду неизвестный закрыл дверь, и в броске кинулся к женщине, не достаточно внимательно и напряженно ожидавшую нападения. Мужчина крепко схватил её и отшвырнул к стенке, тут же навалившись на неё, обездвиживая, и тыча носом в лицо. – Какого хера?! Чего тебе от меня надо? – зашипела Лупо, пытаясь дать отпор. – Не буянь! Зачем ты вырываешься, а? Снова хочешь уйти от меня с гордой рожей, будто я для тебя вообще никто, – ломающимся голосом просипел нападавший, чье лицо закрывала темнота, но темнота – ненадежное укрытие. Женщина оцепенела и на мгновение бросила сопротивляться, узнав голос: – Бэлтвей? Ты что творишь, идиот? Отпусти меня сейчас же! Мужчина сильнее прижал женщину своим грузным телом, с удовольствием ощущая каждое её движение и волнение. Он заламывал и выворачивал ей руки, попутно стремясь ухватится зубами за её губы. Женщина уворачивала лицо и оттопыривала шею, больно ударяясь затылком об стену. К бедам женщины добавилась и другая неприятность – изо рта злоумышленника исходило убийственное зловонье с терпкими нотками спирта. – Ты пьяный? Ты с концами охуел? Где ты взял?.. Бэлтвей с раздражением залепил рот женщины ладонью и чувствовал пальцами с каким напором воздух исходил из её ноздрей. Лупо злилась, но почти бросила бороться, понимая, что её обнаглевший подчиненный хочет выговориться. – Помолчи! Дай сказать, – дрожа, зашептал пуэрториканец у уха женщины. – Сегодня утром я охренел, насколько ты была добра ко мне! Очень необычно, знаешь ли! Я подумал, что наконец хоть кому-то на меня не наплевать. И после этого до меня дошло, кого я вижу в тебе. Я четко увидел в тебе свою мать. А ведь у меня её никогда не было, представляешь? Я подумал, что она бы была такой же как ты – статной, сексуальной и заботливой. Знаешь, если бы у меня была мать, я б непременно её трахнул. Но так позитивно я думал ещё утром. Днем ты просто издевалась надо мной, отстранялась от меня, избегала. Я, блядь ты чертова, обиделся. Поняла! Зачем ты все испортила? Мне так хотелось расколоть твою башку, когда мы подписывали те подтирашки, а вот сейчас додумался тебя изнасиловать. Хорошо я придумал, а? Я должен тебя проучить, а ты теперь должна доказать мне, что я тебе не безразличен и ты хочешь заботиться обо мне и дальше. Женщина слушала его еле вяжущее лыко с пересохшими глазами и чувством недомогания от странных речей пьяного оперативника. Лупо попыталась глухо заговорить под мужской ладонью и попытка засчиталась: Бэлтвей убрал руку со рта женщины, желая послушать ее ответ. – Извиниться?.. Я так понимаю, что у меня аж целых три прохода к извинению, да? – огрызнулась женщина. Парень, шатаясь, кивнул головой. – Что за херню ты несешь? Какая я тебя на хрен мать? Мудак, что у тебя с головой?! Ты забыл, кто я вообще такая? Я же завтра, сука, тебя уничтожу! – полыхая от ярости, Лупо скрежетала зубами. – Ну, тогда мне точно уже нечего терять, – усмехнулся Бэлтвей и принялся за активное наступление. Оперативник, теряя терпения от дробящего нервы сексуального напряжения, с чрезмерной силой зубами впился в шею женщины. Начальница заорала от боли, а её ноги, не выдержав, подкосились. Парень не дал начальнице упасть, крепко ухватив её за бедра. Его руки ловко воспользовались ситуацией и резко стали задирать юбку, оголяя женские ноги. Но знал ли Бэлтвей, что на этом он и погорит, освободив ноги оперативницы от сковывающего атрибута и дав им манёвренность. Лупо дождалась ожидаемого преимущества и со всей силы ударила коленом промеж ног обидчику. Бэлтвей взвыл, отчаянно зажал руками пах и повалился на четвереньки, чувствуя нестерпимую боль в промежности, затем животе и спине. Разобравшись с главной дилеммой, Лупо торопливо отошла к столу, ладонями безуспешно останавливая кровь, обильно льющуюся из раны на шее. Женщина трясущимися и окровавленными руками поправила юбку, попутно смотря на поверженного врага, что уже начал справляться с болью. Оперативница немедленно принялась искать по комнате что-нибудь увесистое и тяжёлое, заметив, как Бэлтвей уже постепенно поднимался, охая и причитая. – Какие же у тебя острые коленки! – проохал парень. – Сейчас я тобой займусь, сучка! – Вот за каким хером надо было меня кусать? – прохрипела Лупо, чувствуя, как горячая кровь полилась по груди. Бэлтвей что-то неразборчиво прослюнявил. Тем временем Лупо окончила поиски, нащупав под столом какой-то ужасно тяжёлый чемоданчик. Подняв и взяв его в руки, она подошла к пуэрториканцу и проговорила: – Завтра поболтаем, сынок сраный! Женщина замахнулась и вмазала ребром чемоданчика по носу оперативника. Парень упал без сознания. Через пару минут теплое и проспиртованное тело захрапело.