Confianza

В какой бы глубокой заднице ты ни оказался, всегда можно с предельной точностью вспомнить, где это началось. Все реки впадают в океан, все слова слагаются во фразы, все действия, повинуясь мировой гармонии смысла, имеют последствия. Салазар хорошо помнил ту ночь. Забегаловка на берегу моря чуть больше сувенирной лавки, тусклый фонарь, семь выстрелов, и звонкий голос, громко, испуганно крикнувший на всю округу имя. В начале было слово, и слово это - Джек. Парень-загадка: внутренний моральный компас Армандо не указывал на него, его стрелка просто начинала вертеться, будто взбесившись, путая стороны добра, зла, этики. Говорят, что некоторые особенно навязчивые мании могут перейти в невроз. И у Салазара как раз была одна, уже начинающая уверенно направляться в сторону неврологического расстройства. Дверь открылась бесшумно. Контуры комнаты за ней расплывались перед глазами, будто в тумане, этот туман особенно густо клубился под потолком, собираясь в странного вида субстанцию чёрного цвета. Кровать в центре комнаты, напротив, выглядела чётко, даже неестественно чётко, будто находилась не в пяти шагах, а в двух сантиметрах. Белые простыни кричали белизной на фоне чёрного дыма потолка и стен. На белоснежных простынях лежал он. Смуглая стройная нога выглядывала из-под простыни от самого бедра и до пятки, обе руки скрывались под подушкой, но любопытному взгляду охотно открывались покатые плечи и узкая спина до поясницы. Джек спал на животе мирным сном, каким обычно засыпают под крышей родного дома, ничего не ожидая. Армандо тяжело опустился рядом, широкоплечей фигурой склонился над кроватью и бережно оставил два невесомых поцелуя на лопатках, закрывая глаза и наслаждаясь запахом и мягкостью солёной кожи. Его губы, не отрываясь от спины Джека, медленно скользнули вверх к загривку, и он дерзко прикусил основание смуглой шеи, отодвинув в сторону длинные пряди. Ему почудился во рту привкус зелёного яблока, будто он надкусил свежий спелый плод. Ответа не последовало, тогда Армандо, опьянев от вседозволенности, осторожно стянул простынь, бережно огладил бархатную поясницу и скользнул ниже. Он провёл ребром ладони между мягких ягодиц и сдавленно охнул. Джек был там тёплым, гладким и податливо нежным. — Что ты со мной сделал? — Прошептал Армандо в спутанные каштановые пряди на чужом затылке, его рука с каждым разом всё с бОльшим и большим нажимом скользила между упругих половинок, раздвигая их в стороны и надавливая на вход. Армандо испытывал голод, какого не знал раньше, и который не смогла бы утолить дюжина хорошенько прожаренных стейков и дюжина литров холодного тёмного пива, этот голод адским огнём жёг изнутри, пробуждая нечто чуждое человеческому, нечто животное. Рядом с Джеком было просто невыносимо, пробки здравого смысла сразу вылетали с пустым хлопком капитуляции. Армандо в свои сорок начинал раскрывать новые грани понятий "сексуально", "грязно", "пошло"... — Знаешь, кто ты? — Дыхание Армандо срывалось, будто он пробежал пять километров, не останавливаясь. — Ты прекрасный коктейль с божественным вкусом и дорогим алкоголем, в котором добавлена щепотка мышьяка. — Он прикладывал титанические усилия, чтобы грубо не прижать Джека к себе до сухого хруста в тонком позвоночнике. — Я знаю, что ты станешь для меня концом, но не могу отказаться. — Армандо слышал свои слова со стороны, будто говорил вовсе не он. Джек под ним вздрогнул и резко перевернулся на спину, Салазар увидел его лицо со злой, совершенно не свойственной ему, гримасой. Не-Джек схватил его за плечи и притянул к себе, будто для поцелуя, но замер, когда их губы остановились в миллиметре друг от друга. — Чем сильнее ты чему-то противостоишь, тем быстрее оно тебя настигнет. — Ласково пропел он, а затем жёстко, почти грубо добавил: — В сражении нет смысла. День настал мгновенно. Армандо резко сел, и ему в глаза тут же ударил яркий солнечный свет из окна. Тёмной комнаты, наполненной чёрным дымом, странного Джека, ничего этого вокруг не было, только диван, залитая утренним светом гостиная и каменный стояк, который Армандо обречённо накрыл рукой, с чувством выругался по-испански, и направился в ванну. Из душа Салазар вышел, уловив в воздухе горьковатый аромат свежего кофе. Джек этим утром впервые использовал свою кофемашину, и готовила она недурно, вот только её молодой хозяин всё равно не выглядел радостным. Хмурый Джек в каком-то огромном джемпере (все вещи, оставленные в шкафах дома, были ему великоваты) уже сидел за столом, обхватив свою кружку с кофе двумя руками, напротив него дымилась вторая. — Садись, — он всё так же хмуро кивнул головой на место на другом конце стола. — Нам нужно поговорить. — Мы садимся за стол переговоров? — Армандо доброжелательно улыбнулся, опускаясь на табурет. Джек этим утром его доброжелательности не разделял. Армандо украдкой рассматривал его, зачем-то с радостью подмечая, что это настоящий хмурый Джек, а не тот, из сна. — Что у тебя с Барбоссой? — Джек справедливо рассудил, что, раз искусством допроса он всё равно не владеет, нет смысла ходить вокруг да около, неумело пытаясь выманить ответы, лучше спросить прямо и сразу о главном. — Сперва я вмешался в его дела, затем он в мои, в итоге я пострадал больше и считаю это несправедливым, — сухо и исчерпывающе ответил Салазар. — То есть, это бизнес? — Джек отставил свою кружку в сторону. — Чем ты занимался? — Нет, это уже почти личное. — Армандо придерживался стратегии коротких ответов, раздражая Джека ещё больше. — Я наказывал плохих парней, вроде Барбоссы, — испанец скупо пожал плечами. — Это и был мой бизнес. — Барбосса его отнял? — Джек нервно сжал пальцы под столом. — Как он это сделал? Салазар долго молчал, будто взвешивал цену ответа и последствий и, наконец, сказал: — Он передал обо мне достаточно информации властям. — Достаточно для чего? — Чёрные глаза напротив нехорошо сощурились. Армандо презрительно фыркнул: — Ты сам знаешь. — Значит, твоё дело было таким же незаконным и грязным, как и все дела Барбоссы? — Джек смотрел прямо, будто хотел протаранить испанца взглядом. От него исходили волны злости, она сочилась из каждого его взгляда, жеста, слова. Армандо недоверчиво откинулся на спинку стула позади себя, что-то изменилось, но он ещё не знал или не мог понять, что. Будто его одурачили. — Я вершил правосудие, которое выше буквы закона, — холодно возразил он. — Правосудие бессмертных заповедей, а не уголовного кодекса. Джек издал сдавленный разочарованный стон. — А ты, случайно, не превращаешь на досуге воду в вино? — Парень устало прикрыл глаза. Армандо улыбнулся без видимой злобы: — Я не святой и знаю это, просто добро должно быть с кулаками. — И как добро узнаёт, кто достоин его кулака? — Это очевидно, — Салазар будто изрекал непреложную истину. — Я сужу о людях по их поступкам. — Ты держишься за объективность, как ребёнок за одеяло. Но в жизни этого недостаточно, — Джек расстроенно покачал головой. — Всегда есть обстоятельства, судьба, причины, вынудившие человека на поступок. — Я в это не верю, — пожал плечами Армандо. В конце концов, он не имел никакого желания и был совершенно не обязан отчитываться за свои поступки перед этим птенцом. — Хорошо, — Джек встал со своего места и подошёл к окну. Ночью, выключив все светильники, они сняли покрывала со штор, и теперь утренний свет разливался по всей гостиной золотыми лучами. — Я в ближайшем будущем планирую купить судно и совершать налёты на торговом пути Европа-Азия, потому, что это единственное, что я умею и на что гожусь в жизни. — Джек бросил острый взгляд на собеседника и снова отвернулся к окну. — У тебя нет команды, — спокойно заметил Салазар. — Я умею ладить с людьми, — легко пожал плечами Джек. — У тебя нет денег на корабль. — Ты скоро убьешь Барбоссу, и откроется неплохое вакантное место. — Ты? Барон Карибского Моря? — Армандо рассмеялся от души. — Это тебе не по плечу, пташка. — Он тоже поднялся из-за стола и подошёл к окну. — Ты ничего обо мне не знаешь, — пухлые, почти девчачьи губы Джека прорезала загадочная улыбка, она в мгновение приковала внимание Армандо целиком и полностью. — Ты действительно этого хочешь? — Чуть тише спросил Салазар, он уже неприлично долго смотрел на чужие губы пожирающим взглядом, выдавая себя с головой. — Знаешь, как говорил мой отец, — Джек тяжело сглотнул, он чувствовал себя тарелкой аппетитного тако на сервированном персонально для Армандо столе. — Иди на поводу у глупых амбиций и постарайся не умереть? — Салазар иронично приподнял бровь. Джек издал натянутый смешок и постарался отступить назад, но Армандо всё равно оказался слишком близко, снова заставляя его сердце предательски биться в два раза быстрее. — Он говорил: бери всё и не отдавай ничего. — Ты достойный сын своего отца, — с улыбкой похвалил Салазар. — И где сейчас твой старик? Джек вдруг похолодел, он замер, как от звонкой пощёчины, а затем уверенно отошёл в сторону и сел обратно на свой табурет. — Он мертв, его убили в море. — Ответил Джек. В груди Салазара противно зашипело и заворочалось дурное предчувствие. — Он был рыбаком? — Спросил он. Джек ответил, секунду помедлив, каким-то бесцветным голосом: — Да, он был рыбаком. А Мать умерла при родах в лачуге какой-то местной ведуньи, денег на медицинскую страховку у неё не было. Повисло молчание, какое обычно бывает, когда все присутствующие думают о том, о чём предпочли бы не думать. — Мне жаль, — Салазар искренне ненавидел такие моменты. Слова обесцениваются, а дела уже не имеют значения. — Так, что ты думаешь, — Джек будто очнулся ото сна, он снова встал и поставил две грязные кружки в раковину. — О моих планах на будущее? Кружки опустились на хромированное дно раковины, горячие руки сзади обняли тонкую талию, притягивая к себе, бархатный голос произнёс слова на ухо Джеку сладко, как самое страстное признание в любви, со стальной уверенностью, как обещание в вечной верности: — Тогда, я убью тебя.