Confianza

Мистер Смит, обладатель самой тривиальной фамилии и человек самых незаурядных талантов, усердно начинал новую жизнь с чистого листа, tabula rasa*, решительно отбросив все ошибки и неудачи прошлого. В отельном бизнесе мистер Смит разбирался плохо, но деньги и специалисты помогли восполнить брешь в экономическом образовании. Первым стратегически верным решением стала реклама. Яркие образы и громкие слоганы необходимы любому товару, тем более самому большому пятизвездочному отелю на всем Карибском побережье класса люкс. Парень из рекламного агенства оказался молодым, умным, весёлым и в меру амбициозным. Генри Тёрнер не проявлял излишнего любопытства, не удивлялся тому, что мистер Смит появлялся на собраниях в сланцах и мятой футболке; не задавал никаких личных вопросов, да и сама фамилия мистера Смита не вызывала у него никаких подозрений. — Пиарщики - это прошлый век, сегодня нужны масштабные события! — Выпив пару стаканов рома, как-то вечером пустился в честные рассуждения Генри. — Например, Аль-Каида, какой мощный бренд и без рекламной кампании! — Ты серьезно? — Мистер Смит громко рассмеялся. — Все любят плохих парней, — Генри развёл руками. Солнце садилось у него за спиной, багровые лучи, проникая сквозь огромные окна, неспешно скользили по кабинету на двенадцатом этаже отеля «Мария». — Это вроде привилегии сильнейших, атрибут выживания. Жив, здоров, счастлив, богат — значит мудак. Смит согласно хмыкнул, он бесспорно причислял себя к легиону сытых мудаков и за гораздо более тяжелые проступки. — Выживать в этом мире красиво не получается. Так или иначе, испачкаться всё равно придётся, — изрёк вековую мудрость Генри и осушил свой стакан. Мистер Смит задумчиво постучал указательным пальцем по губам. Он решительно захлопнул папку с документами, лежащую пред ним на столе, затем уверенно убрал со стола бутылку и свой стакан, намёк был вполне недвусмысленным, и обычно Генри хватало ума не испытывать терпение босса, но сегодня что-то пошло не так. — Мистер Смит, можно вопрос? — Тихо спросил он, поднимаясь из-за стола и одёргивая край мятого серого пиджака. Мистер Смит молча и удивлённо приподнял бровь, Генри воспринял это, как положительный ответ. — С вашим капиталовложением можно было открыть отель где угодно, в Лос-Анджелесе, Париже, Нью-Йорке, вы построили его в одиночку без сторонних инвесторов, — парень замялся, бросив короткий взгляд на мужчину, этот щекотливый вопрос они никогда не поднимали. — Почему вы выбрали такой маленький остров, как Кайо-Ларго? Мужчина вдруг тепло улыбнулся, по его лицу будто промелькнул светлый лучик далёких воспоминаний, он поднял на Генри впервые умиротворённый взгляд: — Здесь я надеюсь стать счастливым, — ответил он. Если вы не знали, дедушка Фрейд никогда не ставил перед собой задачи осчастливить человечество путём психоанализа и прочих своих хитрых приспособлений. Это лишь всеобщее заблуждение. Сам Зигмунд вывел закон, согласно которому страдать и быть несчастным — и есть нормальное состояние человека. Поиски счастья или нирваны бессмысленны, достижение уровня отчаяния наравне со всеми — вот предел человеческих мечтаний. Если бы Армандо Салазар знал об этом, то вежливо попросил Гер Фрейда пойти на х*й. Счастье — это весьма спорный вопрос. * В десятом часу утра Джека беспощадно разбудил шум из громких нестройных голосов. На первом этаже, в баре разгорался ожесточённый спор с использованием нецензурных и сложно выстроенных выражений на различных испанских и английских диалектах. Джек устало протер глаза, широко зевнул до хруста в челюсти и посмотрел на часы на прикроватной тумбочке. Он спал всего три часа. Из груди парня вырвался обиженный стон. Легкие штаны на голое тело, растянутая майка, ступни попали в шлёпанцы далеко не с первого раза, Джек бросил на себя быстрый взгляд в зеркало, руками причесал волосы (подвязывать банданой непослушные пряди было категорически лень) и спустился вниз, на ходу пытаясь разлепить сонные веки. Последние ступени скрипнули под его ногами, когда дверь бара с громким хлопком закрылась. Джек проследил недовольным взглядом сквозь окна за тучной фигурой в шортах, мужчина уселся в свой потрёпанный красный форд и резко газанул с места, чуть не врезавшись в припаркованную позади него машину. Продуктовый магазин через дорогу принимал товар, грузчики возле открытого фургона, забитого ящиками с овощами и фруктами, проводили красный форд хмурым взглядом. — За виски и бурбон опять берут вдвое больше, — Гиббс с чувством хлопнул ладонью по барной стойке. Джек сочувственно покачал головой и вяло выудил из-под стойки пакет апельсинового сока. Спать вроде бы хотелось, а вроде бы уже и нет, мерзкое чувство. — Все вокруг только и ждут, чтобы тебя поиметь! — Джо злился не на шутку, его крепкая шея расцвела красными пятнами, на щеках устрашающе двигались желваки. — Вся жизнь, как немецкое порно… — Наконец выплюнул он и бросил бумажку с перечнем товаров в мусорную корзину. — Сплошные оргазмы? — усмехнулся Джек. — Жестокая, и все беспрерывно друг на друга орут, — Гиббс постепенно успокаивался, в его зычный голос возвращались привычные ворчливые интонации. Джек не стал с ним спорить. Грузчики через дорогу закончили с ящиками и теперь сидели на пыльном тротуаре, медленно потягивая холодное пиво из жестяных банок. Близился полдень, скоро улицы опустеют, будто по городу прошла чума, и в свои права вступит безжалостное солнце. — Отель на берегу покупает выпивку дорого, мы не сможем выдержать конкуренцию, — Гиббс устало взгромоздился на высокий барный стул, его некогда белый фартук износился и приобрёл пепельный оттенок, схожий с его бакенбардами. Он не уточнял какой именно отель, потому что этот отель на их острове не нуждался в представлении. Старик и дальше что-то уныло ворчал про судьбу, от которой не уйдёшь, про жизнь, бурбон и порно… Но Джек его больше не слушал, он внимательно всматривался в окно, и его глаза с каждой секундой наполнялись узнаванием и гневом. — Эй, постой, ты куда?! — Возмущённо крикнул Гиббс в стремительно удаляющуюся спину парня, но ответом ему был лишь тихий "дзынь" дверного колокольчика. * Армандо не видел в своей жизни ничего прекраснее. Растянутая майка каждую секунду норовила сползти с острых плеч, открывая постороннему взгляду тонкие ключицы и длинную шею, волосы беспорядочными мягкими волнами спадали на хмурое личико, алевшее разъярённым румянцем, и сверкающие глаза; тазовые косточки и плоский живот виднелись между полоской сползающих штанов и задирающейся майкой, притягивая взгляд золотом нежной кожи, и Армандо знал, какая она бархатная и мягкая на ощупь, какая солоновато-сладкая на вкус. Он весь был словно неземным существом, ангелом с горящими праведным гневом глазами; при дневном свете Салазар, наконец, смог рассмотреть его полностью, во всех мельчайших, горячо любимых деталях. Ангел легко перебежал дорогу и, остановившись напротив тротуара, вымолвил лишь два слова: — Какого хрена? Да, чёткой формулировки собственных мыслей Джеку было не занимать. Салазар широко улыбнулся: — Доброе утро, Джек, — протянул он, вытаскивая сигарету из нагрудного кармана своей футболки, её рукава были закатаны до самых плеч, открывая сильные загорелые руки с рельефными мышцами. После тяжёлых ящиков с овощами пальцы не слушались, и колёсико зажигалки поддалось только на второй раз. — Совсем не доброе, — процедил сквозь зубы Джек, он то ли щурился от яркого солнца, то ли выражал крайнюю степень подозрительности. — Что ты здесь делаешь? — Работаю, — спокойно и исчерпывающе ответил Армандо. — Я просил не появляться в моей жизни, — чуть тише, косясь на остальных рабочих, снова процедил Джек. Салазар пожал плечами: — Я просто работаю, — повторил он и поднялся с тротуара. Теперь Джек смотрел на него снизу вверх, а Армандо улыбался так, будто уже получил всё, что хотел, это пугало и раздражало одновременно. — Ты же понимаешь, что мы больше не можем… — Джек нервно взмахнул рукой, подбирая слово: — общаться… — Это не имеет значения, — Армандо выпустил струйку дыма в постепенно накаляющийся воздух, — я все равно проживу остаток жизни здесь, разгружая ящики овощного магазина. — Почему? — Огромные карие глаза затопило недоумение. Армандо до боли захотелось взять это лицо в свои ладони и прошептать в самые губы: «Потому что я буду рядом с тобой, пташка». Но он просто бросил окурок на тротуар и слабо улыбнулся: — Я так решил. Джек секунду недоуменно молчал, впервые глядя испанцу прямо в глаза. — Можешь изображать жертву сколько хочешь, — зло прошипел он, делая два шага назад. — Это ничего не изменит. Его злость была растерянной, почти напуганной, он выпускал когти не от ярости, скорее, от потерянной беспомощности. — Думаешь впечатлить меня своей самоотверженностью, своей готовностью к широким жестам и подвигам? — Нижняя губа Джека опасно задрожала, — Ты далеко не рыцарь в сияющих доспехах, и это не сказка, — его голос окреп и стал холоднее снега, которого в этих краях никто никогда не видел. Салазар не стал спорить с очевидным, до положительного героя ему было далеко. Он обернулся к фургону и вытащил оттуда небольшую картонную коробку. — Кажется, это твоё, — неуверенно сказал он. Джек удивлённо приподнял брови и громко рассмеялся. Он обвинительно наставил указательный палец на испанца, затем чётко, по слогам произнёс: «Да пошёл ты», развернулся и направился обратно к потухшей неоновой вывеске «Тортуга». Армандо не успел тяжело выдохнуть, как Джек неожиданно вернулся обратно, грубо выхватил из его рук коробку, снова развернулся и ушёл, на этот раз окончательно. — Всё хорошо? — Осторожно поинтересовался Гиббс, по-прежнему сидевший за барной стойкой, когда Джек с грохотом опустил перед ним прямоугольную картонную коробку и сразу направился к себе наверх. — Все просто сказочно, — зло выплюнул парень уже на лестнице, — добавь в меню латте и капучино вместо виски и бурбона!.. Джо удивлённо смотрел прямо перед собой, на его глазах Джек только что накричал на грузчика возле продуктового магазина через дорогу и, кажется, отжал у него кофемашину. «Интересная бизнес-стратегия», — одобрительно хмыкнул Гиббс.