ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

СНАЧАЛА ЕГО ТРЯСЛО ОТ НЕГОДОВАНИЯ так, что пришлось разломать пару хороших дрынов, чтобы не разорвало в клочки взбеленившийся мозг. Хорошо, хоть никто не видел, как он бесновался в полумраке конюшни, круша стены, заграждения денников и столбы опоры, когда дробил на осколки эти толстенные палки. Лошади в ближайших стойлах устроили настоящий переполох: тревожно фыркали, ржали и отчаянно взбрыкивали. За такое форменное безобразие, он устроил бы кому-нибудь отменную головомойку, но сам он, истекая безнадежной глухой яростью, еле соображал, что делает.  Потом, рухнув на кучу соломы за денниками, он сжался в дрожащий клубок и, наконец, разрыдался по-настоящему, отпуская на свободу ту боль и отчаяние, которые скопились за последние чудовищные месяцы. Хотя бы частично.  Понемногу пришло расслабление. Он заснул прямо там, зарывшись в солому, и проспал до утра как мертвый, наконец, без сновидений и кошмаров. Проснулся он, чувствуя себя, на удивление, довольно-таки сносно. Бесконечная острая резь в душе отступила и, хотя оставила свой тошнотворный осадок, но уже не сжигала его с невыносимой яростью, будто в руках палача, а лишь иногда жарко опаляла внезапными воспоминаниями. Но он изо всех сил старался не вспоминать. Прошла неделя с момента их бурной стычки с Греем. Постепенно он осознал, что никакого подтекста и непристойных намеков не было во фразе англичанина. Это был просто оборот речи, свойственный всем родовитым пижонам, который сам он, своим извращенным сознанием, вдоволь заполоненным Рендоллом, истолковал превратно. Грей, конечно, не имел о таком никакого понятия. И не мог иметь. Во-первых, он, конечно, не представлял, что творилось на душе у Джейми после той жуткой встречи с Черным Джеком Рендоллом, а, во-вторых, все что угодно, но Джон не мог так его унизить, даже если был очень зол. Это было не в понятиях его чести. Джейми вдруг осознал это со всей отчетливостью. И ему стало мучительно стыдно. Потому что, думал он со стылым ужасом, сам он, Джеймс Фрейзер, потомок знатного рода, так низко, ничем не гнушаясь, старался задеть друга как можно больнее, выплескивая всю горечь ревности и задетого самолюбия.  Он упорно искал встречи с Греем, чтобы извиниться. Но теперь Джон, казалось, намерено избегал его. Грей, несомненно, был вполне себе счастлив. Джейми частенько видел его на террасе в компании сияющей невесты и каких-то молодых – и не слишком – гостей, видимо, приехавших к Дансени отметить помолвку. Но майор лишь вскользь чиркал по нему подчеркнуто безразличным взглядом и опять погружался в свой холеный мир радужного веселья и праздной болтовни, заставляя Фрейзера мрачно скрежетать зубами, проклиная спесивого англичанина. Хотя он теперь и старался как можно чаще попадаться Грею на глаза, в надежде, что тот вдруг проявит инициативу и захочет с ним поговорить, гордость не позволяла ему каким-то образом подойти к другу первым или хотя бы подать знак о намерениях. Несмотря на терзавшее его раскаяние, Джейми тоже усиленно делал вид, что ему все равно. Прекрасно! Мучительная горечь от жестокой размолвки с Греем, объединялась с нескончаемой саднящей болью, изводившей его после встречи с Рендоллом. И мерзкий лорд не собирался облегчать ему жизнь. Джейми решительно мечтал его убить.  А потом, как-то поздним вечером Грей внезапно пришел на конюшню и холодно приказал конюху Алексу Маккензи оседлать к утру своего коня. И наутро уехал, даже не простившись и не взглянув в сторону Фрейзера, будто тот был для него не больше, чем столбик для привязи лошадей. Уехал явно надолго, потому что за ним, поскрипывая, следовал экипаж с его дорожными сундуками и эскорт в несколько солдат.  Джейми ошалело смотрел ему вслед, не понимая, как можно с ним так поступить, но опять промолчал, распухнув от угрюмой гордости. Что ж, ладно, раз так, он выкинет проклятого англичанина из головы и больше никогда не будет о нем вспоминать. Ему почему-то вдруг смертельно захотелось снова оказаться в лапах у Рендолла, и чтобы тот содрал с него дюйм за дюймом всю кожу, оставив отчаянно истекать кровью. Он машинально засунул руку в карман сюртука и привычно потрогал помятый кусочек картона. Как ни странно, сейчас это принесло ему неожиданное успокоение. Христос! «Когда-нибудь ты возжаждешь меня, Джейми, и снова придешь ко мне...» – вспомнил он вдруг тихий шепот Черного Джека, вползающий прямо в недра своего пульсирующего мозга, и волосы зашевелились у него на загривке, как и тогда.  Вечером он, уединясь, привычно вытащил фигурки Богородицы и Святого Антония и истово молился, судорожно сжимая пальцами нательный крест, в тщетной попытке навести хоть какой-нибудь порядок в смятенной душе. Но слова молитвы звучали муторно и фальшиво, как холодная ложь, которая до краев заполонила сердце. Он не хотел прощения для себя и не жаждал спасения другим – лишь проклятия теснились в его груди, проклятия и неистовая жгучая ненависть.  Отчаявшись, он вышел на воздух, напоенный душистой зеленью, весь день томившейся на жарком солнце и теперь с наслаждением отдававшей свои пьянящие запахи благодатной вечерней прохладе. Он побрел, не ведая куда, и ноги почему-то сами понесли его к проезжей дороге, в местный трактир «Королевская кровь».  Это заведение было организованно специально на окраине поместья Дансени для местных слуг и пришлых людей, которые время от времени путешествовали мимо.  Там подавали эль и дешевое пойло под названием «Королевское бренди», больше смахивающее на отвратительный самогон, но также хорошие куски жареного мяса и другой еды, которая, в общем, была весьма-таки недурна. Джейми не был завсегдатаем там, как многие другие слуги, но иногда захаживал, если хотелось выпить чего-нибудь покрепче, чем пиво, и просто скрыться от тоски в человеческой компании. Изредка, но такое желание у него возникало. Как и в этот раз.  Он шагнул под навес во дворе таверны, где за длинным столом уже велись шумные разговоры подвыпивших мужчин и, усевшись рядом с ними на свободное место, заказал себе выпить. Людей поместья обслуживали бесплатно, лишь записывая их долги в специальную тетрадь, за всех потом рассчитывалась хозяйка Дансени, а сумма просто вычиталась из жалования. Ну, так говорили. Существовал определенный лимит в неделю, видимо, равный сумме жалования, который нельзя было превышать. Джейми про это ничего не знал, так как денег обычно в глаза не видел. Ведь по сути он здесь оставался заключенным. Да они ему особо никогда не были нужны. Кредит ему давали всегда.   – О! Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Наш тоскливый бирюк, мистер Мак! Что, приятель, – осоловевший Мэтью, служивший уже лет десять как в поместье кучером, благодушно положил свою грузную от изрядного подпития руку шотландцу на плечо, – скучно стало дрочить, пялясь своим конягам в задницу, ага? Свежатинки захотелось? Ща-ас, мы тебе устроим. Эй, Лиззи, – он неловко поймал за подол, крутившуюся рядом шлюху, – Ну-ка, оседлай-ка, девонька, нашего мрачного жеребчика. Ставлю пять к одному, этот крепкий орешек тебе не по зубам? А все потому, дорогуша, что он лучше своим кобылкам засадит, чем нормальной бабе. Верно я говорю? Все, кто расслышал Мэтта, грохнули со смеху и с интересом уставились на собеседников, ожидая дальнейших развлечений. Конечно, как при любой таверне, в «Королевской крови» водилось несколько непритязательных шлюх, которые, в крайнем случае даже за еду и выпивку, готовы были по быстрому ублажить клиента. Хотя, понятно, почтенная хозяйка миссис Дансени такое вовсе не приветствовала. Этих девиц отлавливали периодически нанимаемые  ей приставы, которые, не церемонясь особо, тут же, прилюдно задрав подол во дворе трактира, безжалостно секли несчастных на потеху подвыпившей братии, а потом увозили подальше от поместья. А хозяина паба штрафовали. Но девушки через некоторое время всегда возвращались. Податься им было некуда, и бедняги готовы были лучше терпеть срам и свирепые побои, чем сдохнуть где-нибудь в придорожной канаве от холода и голода. Пышнотелая Лиззи втиснулась на лавку между Мэтью и Джейми и жарко прильнула к руке шотландца, заглядывая на него снизу вверх своими зеленоватыми влажными глазами, уже слегка расфокусированными от обильных возлияний. Джейми, с неожиданным трепетом чувствуя плечом ее живое тепло и такой близкий, почти забытый запах женщины, прищурился и насмешливо глянул через голову шлюхи на кучера: – Чего это тебя так заботит благополучие моего приятеля, а Мэтт? Или о своем уже поздно заботиться? Не засадит он уже ни бабам, ни, даже, кобылкам. Ага? Вся компания опять радостно заржала, наблюдая, как краска заливает лицо незадачливого насмешника. – Мой приятель в два счета уделает твоего, конюх, – просипел он запальчиво, но не слишком внятно, тщетно пытаясь подняться на ослабевших конечностях.  – Вот как? Предлагаешь нам посражаться что ли, а, Мэтью? На членах как на мечах? – в глазах Джейми блеснул интерес, пока он спокойно прихлебывал из глиняного стакана, невзирая на распалившегося Мэтта, безнадежно норовящего совершить угрожающий подъем. – Вряд ли твой парень сейчас настолько прыткий, что можно пристойно извлекать его из ножен. Так что на твоем бы месте я поостерегся пускать его в ход.  – Ха! Не веришь? Да я сейчас оприходую пару шлюх! Прямо здесь, у всех на глазах, – кипятился кучер, пытаясь совладать со своим непослушным телом. – А ты как раз, ублюдок рыжий, вряд ли сможешь!  – Ну... если он у тебя так же крепок, как твой язык, дружище, тогда готов поспорить. Верный шанс. Раззадоренный Мэтт, наконец, поднялся и, пошатываясь, одним движением смел перед собой посуду с остатками еды. Потом, схватив Лиззи за руку, резко, с чрезмерным усилием, нагнул ее прямо на стол. Девушка легонько охнула, и глаза ее расширились. Хотя Джейми, пытливо глянув в ее лицо, не заметил, чтобы она была сильно-таки против: только, похоже, слегка опешила от неожиданности. Но он, наблюдая, как Мэтт, сосредоточенно пыхча, неловко ковыряется в ее подоле, пытаясь добраться до сокровенного местечка, вдруг понял, что не выдержит этого зрелища, потому что чувствовал, как его плоть начала бойко откликаться только при одном предвкушении вида женского тела, обнаженного, да еще распластанного по столу столь уязвимо. В далекой юности однажды он наблюдал, как жестоко насиловали проститутку – вот так, грубо взяв сзади, будто она и вправду была кобылой. Он навсегда запомнил ее безумный взгляд, раскрытые в немом отчаянии пухлые губы, ее длинные светлые волосы, намотанные на мощный кулак головореза, когда тот, наращивая темп, азартно насаживал тучные гладкие бедра девицы на свой распаленный член. Лиззи, кажется, была с ней одной стати... – Эй, Мэтт, если ты хочешь ублажить девчонку, то поторопись, она уже заснула в твоих жарких объятьях, – это Бен Кейли, местный кузнец, отпустил замечание, ехидно наблюдая за жалкими потугами приятеля. Лиззи действительно включилась в игру и, явно желая повеселить народ, со скучающим видом подперла щеку рукой, ожидая продолжения с нарочито терпеливыми вздохами и периодическим закатыванием своих бесстыжих глазок.  Компания за столом в очередной раз грохнула взрывом грубого смеха. Посыпались советы, один скабрезнее другого, что, естественно, настроение Мэтта отнюдь не улучшило. Последней каплей в этой суете было замечание Джейми о том, что если мистер Трахаль даже, наконец, и отыщет сей внушительный сочный зад в ворохе юбок, то ему придется проделать то же самое со штуковиной в своих штанах, что крайне сомнительно, учитывая состояние объекта. И тогда, мадемуазель, действительно уснет. Что имел ввиду шотландец под словом «объект», Мэтта или его член, осталось неясным, но опять вызвало бурю замечаний, в конце концов доведших беднягу до полной невменяемости. Он оставил свои бесплодные попытки задрать шлюхе юбки и бросился на Джейми, сжав кулаки. Вернее, резко двинулся в его сторону, но, не сдержав равновесия, перекинулся через скамью и грохнулся на землю мягким кулем, высоко задрав ноги. Джейми едва успел отклониться, чтобы его вместе со стаканом не снесло свалившимся грузным телом. Впрочем, Мэтью недолго расстраивался. Немного повозившись под лавкой в тщетных попытках подняться, он повернулся на бок и, свернувшись клубочком, смачно захрапел. Джейми, не сдержавшись, отсалютовал в его сторону глиняным кубком. – Надеюсь, парень, тебе приснится то, чего у тебя не получилось в реальности, – он понимал, что довольно-таки низко и недостойно глумиться над павшим собратом, тем более тот никак не мог ответить, но ничего не в состоянии был поделать из-за своего отвратительного настроения.  Лиззи переключилась на Джейми, и тот, почему-то, не стал возражать, как обычно. Что ж, все к одному. Шлюха, так шлюха. Кто он такой, чтобы этого чураться? Тем более, в голове у него приятно шумело от выпитого и обруч, последнее время бесконечно давивший виски, куда-то испарился. Она, неустанно прижимаясь и ластясь, давала столь необходимое ему сейчас утешение и обещание покоя. Хотя бы на эту ночь. И, черт его раздери, когда он очнется завтра, ощущая себя в полном дерьме. Но думать об этом не хотелось. И он, приказав повторить выпивку, вытащил из кармана карты и пару, завалявшихся еще с Лондона, монет для первой ставки.