ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

ИИСУС. ОН ТОЧНО НЕНОРМАЛЬНЫЙ. Горько усмехаясь, Джейми размышлял над этим, маясь до рассвета в своей жесткой постели, на сеновале конюшни, под безмятежный смачный храп других конюхов. Он завидовал им всем, на самом-то деле. У них все было просто: они не истязали себя мрачными мыслями, устав отчаянно молиться в ожидании милости Божьей, которая осенит его своей Благостью и вернет из кромешного мрака; не раздумывали лихорадочно над участью безнадежно проклятой души, которая корчилась, будто под бесконечными ударами хлыста Черного Джека Рендолла, сгорая еще при жизни в гиене огненной. Немудреное, понятное на много лет вперед, размеренное существование... «Это потому, что они нормальные», – с отчетливой тоской думал он, не замечая украдкой сбегающих слез.  Когда эти мужчины ходили к шлюхам, это становилось чем-то горячим и извращенным для них, быть может, даже, в какой-то степени, преступным, а для него, Иисус, это являлось стремлением к простой и естественной близости с женщиной, которая пусть даже так доказывала ему, что он все еще оставался обыкновенным мужиком, способным добропорядочно возбудиться от привычной, хотя и, чего греха таить, крайне аппетитной женской плоти. И он возбуждался, несомненно – он чувствовал это с невероятным облегчением – возбуждался в полной мере, так, что, наконец-то, сладостно выдохнув, забывал про все на свете, пока его мозг и тело летали в радужных облаках. И главное, теперь он вовсе не осуждал себя за эту непристойную связь, потому как все остальное – жестокая насмешка судьбы – в его жизни было еще непотребнее. Он чувствовал, это Бог наказывает его. За что? За его неуемную гордыню, вероятно. И сердце снова и снова сжималось в леденящей судороге. И только в постели с Лиззи он не задумывался ни о чем. Ее пьянящая задорная радость и чистая похоть, исходившая от каждого движения или взгляда девицы, заставляли забыться до потери здравомыслия, в другое время изводящего его бесконечно. Он видел, Лиззи мылась, конечно, и довольно часто. Но, хвала Господу, она не стеснялась своего естественного запаха, давая мужчинам насладиться им в полной мере. Когда Джейми сидел рядом с ней, он всегда ловил себя на сумасшедшей мысли, что готов взять ее прямо тут, на трактирном столе, смахнув единым движением с него всю утварь. А в постели, когда она, задрав свою сорочку, призывно раздвигала ноги в довольно-таки потрепанных чулках, и у него просто мутилось в голове от ее природного запаха. Немудрено, что он стал проводить в ее обществе гораздо больше времени, а потом, спаси его Господь, и все свое свободное время.    Во всем, кроме секса и своих убеждений, она была подкупающе невинна, многим интересовалась с неподдельной живостью и, открыв рот, впитывала как губка то, что Джейми иногда рассказывал ей о путешествиях и других своих разнообразных впечатлениях, которые он получил, скитаясь по миру, обучаясь в школе, а, потом, и в университете, и запоем читая разные книги, которые попадались ему под руку. Особенно девчонке нравились всяческие страшные сказки и истории про другие страны, в частности про то, как шикарно живут господа при французском дворе. – И ты, правда, видел короля, Мак?  Она приподняла растрепанную после бурных ласк белокурую голову и положила крепкий подбородок на свои полные округлые руки, сложенные на его груди. Грязноватые девичьи пятки вольготно болтались в воздухе.  – Видел, – он улыбнулся тому, как простодушно расширились ее глаза и курносый нос, казалось, перестал дышать. – И что ты ему сказал?  – Я... уже не помню... много чего.  – Не помнишь... – недоуменно протянула она. – Если бы я встретилась с королем, я бы уж нашла, что сказать.  – Ну... однажды... – ему почему-то не хотелось ее разочаровывать, – я посоветовал ему есть с утра побольше каши, чтобы не он страдал запорами. – Запорами? – закатилась Лиззи. – Серьезно? А короли разве какают?  Джейми в свою очередь расхохотался так, как не смеялся уже очень давно. От этого было странное ощущение, что что мышцы его лица, отвечающие за  смех, и уже совсем застывшие в угрюмом оцепенении, теперь как бы заново наполняются жизнью.  – Что?! – она недоуменно наблюдала за его внезапным весельем.  – Ой, не могу!.. – Чего ты так заливаешься, красавчик? – Лиззи обиженно скривила губы. – Ну, прости. Просто... – он вытер выступившие слезы, – еще как какают. И даже неприличнее, чем обычные люди, потому что они делают это... прилюдно. Это у них сродни особой церемонии. Сам удостоился чести лицезреть сие занятное зрелище.  – О-о-о... – зеленые глаза еще больше округлились. – Да, детка. А еще газы пускают без зазрения совести, прямо на своих великосветских приемах. И с женщинами спят, представь. С какими захотят. Губы Джейми непроизвольно скривились, потому что он вдруг вспомнил грязные притязания Луи к его жене, Клэр. Это ведь сам король вынудил ее? Да?.. На этот вопрос у него до сих пор не было ответа, поэтому... лучше не вспоминать. – С женщинами спят? Короли? Ты серьезно? – Ну да, а как, ты думаешь, принцы-то родятся? – и он снова хохотнул над видом ее зачарованно-удивленной мордахи. – Ух, ты. Мне бы хоть один разок поговорить с королем. И я бы точно стала его королевой. Ну, или хотя бы принцессой, если бы прынц какой подвернулся.  – Ты хочешь стать королевой, Лиззи?  – Ну, да, конечно, кто ж не хочет? Это же так здорово! Кушай всякие сладости целый день и ничего не делай. А еще – все тебе угождают, и никто не смеет тебя обидеть. Ведь я, если что, велю отрубить ублюдкам головы.  Джейми с сомнением покачал головой на это, но ничего не сказал. Потом вздохнул:  – Знаешь, насколько я знавал принцев и королей, все они были большие гавнюки. Моя бы воля, никогда не подошел бы к ним близко. Ни за какие сладости. – Ну, конечно, – снисходительно хмыкнула она, – зачем тебе, красавчик? Ты же не собираешься стать королевой.  – Как же я стану королевой, дуреха, если я мужчина? – ему почему-то нравилось болтать вот так, беззаботно, ни о чем, отрешась от всех своих дурных мыслей и ощущая сквозь тонкую ткань кружевной рубашки, которую Лиззи почему-то не снимала – он с удивлением заметил это, но не стал особо настаивать, мало ли... – горячую, и такую живую девичью плоть, которая льнула к нему столь доверчиво. – Тебе несказанно повезло, что ты родился мужчиной, Мак. И ты имел возможность так жить. Учиться и путешествовать, сколько тебе вздумается. А я вот не могу, – и голос ее погрустнел. – Всегда должна быть ПРИ КОМ-ТО. И все всё решают за меня. Джейми посмотрел на нее с интересом.   – Воистину, не дорожишь тем, что тебе дается просто так, – недоуменно хмыкнул он. – Никогда не ценил с этой стороны то, о чем ты говоришь. Но, верно, все действительно так и есть. Хотя, насчет возможности самому все решать... тут бы я поспорил. – Но, клянусь, – Лиззи решительно подперла упругую щеку, раскрасневшуюся от воодушевления, – накоплю денег и уеду отсюда. Не хочу зависеть ни от кого. Особенно, от тупых никчемных мужланов.  – Конечно, девочка, уедешь – у тебя все впереди. От этой немудреной фразы его вдруг опять накрыла, жестко резанув под ребрами, волна безысходности, и он тоскливо замолчал.   У него самого все осталось ПОЗАДИ. Это очевидно. Была ли надежда, что все как-то образуется? И он вдруг отчетливо понял, что да, наверное. И самое удивительное, что Лиззи, своим восхищением его персоной и неуемной верой в чудо, давала ему эту надежду. С ней он чувствовал свою силу. Мужскую силу. Как когда-то с Клэр... Он вздохнул, когда впустил в свою голову эти маленькие запретные мысли о жене, которых тщательно избегал, чтобы не погибнуть окончательно.  Хотя нет, конечно, с Клэр все было по-другому... Но она ушла, бросив его навсегда... без надежды на новую встречу. Стало слишком больно, и он снова побыстрее отмел это жгучее воспоминание, привычно подумав: «Господи, храни ее и дитя». – Ма-а-ак... Ты обиделся что ли? – Лиззи ладошкой потормошила его за щеку. – Я не тебя имела в виду, конечно. – А? Что? – он смотрел на нее недоуменно, потом понял, о чем она. – Акх, да я на себя и не подумал. Я знаю –  я не такой, –  он хмыкнул немного самодовольно. – Просто так... вспомнилось кое-что. – Неприятное? – Нда-а... В моей жизни было мало приятного, милая, – он чуть качнул головой и порадовался полумраку, окружавшему их, поскольку маленький масляный светильник давал слишком зыбкий свет. Он не хотел, чтобы она видела его потерянность. – Твое тело... – она невольно обнимала его мощный торс, прижавшись к нему на тесной кровати, и ее пальцы легонько скользили по рубцам на его спине. – Оно все в шрамах, Мак.  Ее голос вдруг замер, будто ей не хватило дыхания. – Я в курсе, – он коряво усмехнулся. – Тебя часто били? – Бывало... Да... – ему не особо хотелось поднимать сейчас эту тягостную тему.  – Кто? – Я шотландец, ты помнишь. Некоторым англичанам не слишком нравятся шотландцы, которые не торопятся подчиняться их долбанным указам. – Так ты бунтарь?  Она посмотрела на него с заметным уважением, которое неожиданно польстило ему. Но в то же время напомнило всю тщетность и нелепость  титанических усилий его противоборства с этой бесстрастной, жестокой махиной под названием «английский порядок», напоминающей возню жука, тонущего в тазу с сиропом. И Джейми рассмеялся. – Скорее, идиот. – Нет, – ее расширенные глаза были совсем близко, и он чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание. – Ты вовсе не идиот. Нельзя им позволять. Они не имеют права. Никто не имеет права распоряжаться...   – Я тоже так думал, милая. И вот, теперь я тут. У меня нет ничего. Я все... потерял. – Что ты потерял, Мак? – Ну... дом... семью... – закинув руку под голову, он внимательно изучал балки потолка, почти скрытого в тусклом мраке, – друзей... а еще жену и... двоих детей.   – Они умерли?  Ему отчего-то вдруг показалось, что голос ее был полон искреннего сожаления. Хотя... какое ей дело, конечно. Но он все равно ответил, подчиняясь какой-то неуловимой связи, возникшей между ними сейчас. – Некоторые. А некоторые... слишком далеко. Я не могу с ними видеться, как бы мне этого не хотелось, – он почувствовал острый спазм в горле и с силой глотнул. – Все еще может измениться, Мак. Раз они живы... ты увидишь их. Нужно верить. – Н-ндаа...  – И потом... ты... – задумчиво прошептала она, выводя пальчиком по его груди какие-то замысловатые закорюки. – Ты же остался. Сам у себя. – Думаю... нет. Я умер там, вместе со всеми, кажется, – его голос звучал слишком глухо, – по крайне мере, сейчас я не знаю, кто я. Не могу понять. – Ничего. Ты сильный и умный. Ты разберешься. – О, спасибо, милая, – он слабо усмехнулся. – Я буду стараться. – Да уж, постарайся. Не слишком-то приятное зрелище, – глазки Лиззи внезапно блеснули кошачьим озорством, когда она мягко куснула его за близкий сосок, – когда такой потрясающий красавчик хандрит. Ее кисть, легонько ворошившая заросли волосков на его животе и груди, плавно переместилась на другой сосок и сжала его тихонько. Это было неожиданно. Джейми смог только охнуть, когда сладкая дуга пошла по его телу, заставив выгнуться навстречу ее умелым пальцам и мягким губам, согревающим кожу горячим влажным выдохом.  – О, Боже!.. – Надеюсь, я здесь для того, чтобы ты забыл про все свои горести. Да? – ее растрепанная голова, спускаясь все ниже, многообещающе добралась до его изголодавшегося парня – черти забери его ненасытность! – конечно, махом воспрянувшего в трепетном предвкушении, и теперь она, посмеиваясь, вожделенно дразнила его своим дыханием: близко, но не касаясь, поводила по нему губами, игриво высовывая свой розовый язычок.   – Лиззи! Да чтоб тебя! – Ну же, Мак! Пообещай мне... – ворковала она, коварно измываясь над его стонущей плотью.  – Маленькая дрянь! Прекрати сейчас же! Акх!.. – Скажи, Мак!.. Скажи мне. – Да что ты хочешь, чтобы я сказал? О, Господи Бо-о-же!.. – Что ты прекратишь сейчас киснуть... – голос Лиззи периодически прерывался, чтобы дать ее языку совершить всяческие разнообразные и забористые действия, которые вводили Джейми в сладостно-судорожный ступор, – соберешься со своим чертовыми силами и... отымеешь меня как следует, паренек. Во все мои истекающие... жаркие... зовущие местечки. Ты же на такое способен? А? Говори!.. – и Джейми почувствовал, как его член погружается в мягкое головокружительное тепло ее большого рта, вызывая во всем теле терпкую волну восхитительно-мучительного неудовлетворения. – Что? Ты этого хочешь, чертовка мелкая?! – не в силах сказать что-либо далее, он дернул ее к себе не слишком-то деликатно и, затем, отмерив ей увесистый шлепок за все свои «тяжкие страдания», с силой насадил ее на свою бунтующую плоть, издав при этом тихое рычание чистого блаженства. Он не был с женщиной столько лет и теперь, хоть это было уже далеко не в первый раз, хотел ее бесконечно и церемониться не собирался. Доведенный до полной невменяемости ее виртуозными стараниями, он исступленно стискивал и терзал ее пышные груди, ягодицы, бедра, сочно пружинящие в его руках под тонкой тканью сорочки, впивался пальцами в затвердевшие камешки сосков. Он видел, сквозь прикрытые веки, как рукав рубашки, в пылу жаркого азарта, сполз с ее гладкого плеча, будто из морской пены обнажая упругую грудь, а распущенные, волнистые волосы разметались, когда она, выгибаясь, вдохновенно гарцевала на нем, будто на ошалевшем от небывалой свободы, норовистом жеребце. Истосковавшись по обнаженной плоти, он не смог удержаться, чтобы не дернуть завязки ее сорочки, мечтая, когда рубашка полностью соскользнет с ее плеч, лицезреть ее нагое, пышное тело, но она, будто очнувшись, стыдливо придержала одежды, не дав им упасть. «Хмм... Странно, – возникла фоном смутная мысль. – Что это вдруг за игры в скромницу?» Но принуждать, понятно, не стал. Он лишь мельком заметил, в свете тусклого мерцающего огонька, пару зарубцованных белых штрихов на ее смугловатой коже, пересекавших оголившуюся грудь, очень похожих на...  – Лиззи... пожалуйста... детка!.. – задыхаясь, пробормотал он, – Дай мне... посмотреть на тебя. – Нет, Мак, не надо... Прошу. Она резко склонилась вперед и, зарывшись лицом в его грудь, вцепилась в свои плечи пальцами, будто испугавшись, что он начнет сдирать с нее сорочку. Белокурые волосы рассыпались, скрыв под своей копной ее голову и спину. – Эй, эй, ты чего...  – он обнял ее сжавшееся тело, плавно покачивая на бедрах. – Не надо – так не надо. Просто... я соскучился... Кажется... лет сто уже не видел обнаженную женщину. М-м-м... Тем более... такую красивую.  Он бережно взял в ладони ее нахмуренное лицо, заглянул в потухшие вдруг глаза.  – Чш-ш-ш... Ну, что такое, девочка? Я чем-то обидел тебя? Успокойся... Я не стану настаивать.  – Ты посмотришь на меня, Мак... обещаю тебе... – проговорила она и, убирая с лица пряди растрепанных волос, снова поднялась во весь рост. – Но не сейчас. – Как скажешь, милая, – он был слишком возбужден, чтобы осмелиться спорить в этот момент, когда таял горячим воском от ее искусных ласк. А потом ему стало все равно, потому что шальная волна снесла напрочь его сознание, заставив вновь корчится в сладостных судорогах, с каждым последующим разом становившимися, на удивление, все более тягучими и упоительными.