ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

РЕЙД ПРИСТАВОВ НАГРЯНУЛ неожиданно. Впрочем, как и всегда.  Лиззи, по своему обыкновению, посапывала, уютно уткнувшись в его плечо, когда послышался нарастающий шум голосов внизу, а потом ухание тяжелых сапог по лестнице. Джейми, мгновенно проснувшись, подскочил на кровати. Больше ничего сделать он не успел, поскольку хлипкая щеколда была сорвана в один момент, и управляющий поместья мистер Бредмэн в сопровождении двух вооруженных людей решительно ворвались в комнату. Лиззи едва смогла нырнуть под одеяло с головой. Джейми чувствовал, как она, бедолага, вся дрожит, намертво прижимаясь к его бедрам.  – В чем дело, джентльмены? Пытаясь сохранять хоть какое-то подобие спокойствия, ошалевший со сна Джейми судорожно взбивал из одеяла вокруг своих ног рыхлый сугроб, стараясь прикрыть скукоженное до возможных размеров дородное тело Лиззи.  – Маккензи?! Что ты тут делаешь? – голос управляющего был холоден и строг, несмотря на порядочное удивление: обычно тихий и примерный Алекс Маккензи не встревал ни в какие неприятности.  – Так это... сплю, сэр, – тупо проговорил он, поскольку спросонья не придумал, что тут можно еще сказать. – Вы что, любезный? Издеваетесь над представителями закона? – пристав, одетый в черное, чуть взвизгнул в негодовании, угрожающе подавшись к нему всем своим долговязым корпусом. – Никак нет, сэр, – Джейми таращил сухие глаза, – Но, позвольте спросить, на каком основании вы вломились в мою комнату, господа? Без стука, – он вполне понимал всю смехотворность и нелепость своих претензий и то, что ходил по лезвию бритвы сейчас, но лихорадочно пытался выиграть время, чтобы придумать хоть что-нибудь спасительное.    – По распоряжению миссис Дансени, – другой пристав, плюгавенький, но самоуверенный, отчеканил, твердо взявшись за эфес казенной шпаги, – мы проводим проверку данного помещения на предмет выявления представительниц разврата, несанкционированного королевским законом. – Чего? – Джейми напряженно соображал, что же делать с внушительным холмиком под названием Лиззи, поскольку испариться из-под одеяла девчонка никак не могла и, хотя он согнул ногу в колене как можно привольнее, все равно объем одеяла был гораздо больше, чем его растопыренные во все стороны конечности. – Ну, шлюх, попросту говоря, – раздраженно буркнул изнуренный бесконечными заботами управляющий. – И не корчи из себя идиота, Маккензи. Ты один здесь? – М-м-м... Н-даа... Вернее, я с дамой, – Джейми усиленно кашлянул, пытаясь придать голосу убедительности. – И дама эта не хотела бы раскрывать свое инкогнито, господа. Так что, если вы считаете себя джентльменами, попрошу вас срочно покинуть комнату, дабы репутация леди не пострадала.   Управляющий нетерпеливо закатил глаза, всем свои видом демонстрируя, что перед ним либо точно тупой идиот, либо ублюдок почему-то решил, что все вокруг являются таковыми. – Эта что ли леди? – хмыкнув, пристав вытянул из ножен шпагу и, не успел шотландец ничего предпринять, безжалостно ткнул острием в несоразмерно выпирающий бугор, по примерным расчетам Джейми, являющий собой оттопыренный круп бедняжки.   Та, понятно, взвизгнула, и все, вздрогнув, увидели, как девушка резко выскочила из укрытия, как чертенок из табакерки. Джейми едва успел ухватить край одеяла, чтобы не явить нежданным гостям свою откровенную наготу. Теперь они с Лиззи, словно два застигнутых врасплох воробья, растерянные и взъерошенные, сидели рядом и, кутаясь в общее одеяло, выжидательно таращились на приставов. – А-а-а!!! Понятно, Маккензи, вот значит как! Шалаву прикрываешь, ублюдок бесстыжий?! Хмм... тоже мне, нашел леди! – управляющий внимательно смотрел, как приставы выдергивают упирающуюся и надрывно вопящую девчонку из кровати. – Что ж, тебя-то нам и надо, шлюха! Ну-ка, пройдем-ка с нами во двор, тварь развратная! Твои подружки уже дожидаются, покуда их задницы надрают солеными хворостинами. Ты уже в третий раз нам попадаешься, дрянь. Все неймется тебе! – надменно выговаривал чопорный старикан, делая пометки графитовой палочкой в какой-то книжице. – Ну ничего, в этот раз мы так тебя взгреем, что навсегда сюда дорогу забудешь. Хотя теперь уже, наверное, отправим тебя в тюрьму. Посидишь там пару месяцев, подумаешь над своим беспутным поведением в перерывах... между публичной поркой на площади. Потом перевел суровый взгляд на Джейми: – А с тобой, Маккензи, я еще отдельно поговорю. Что за вертеп ты здесь устроил, твою шотландскую мать?  – Эй-эй, полегче, ребята! Оставьте девушку в покое. Она вовсе не шлюха, могу вас заверить. – Похоже, ты перепил, Маккензи. Не советую тебе нарываться на неприятности, препятствуя представителям закона вершить правосудие. Это самая настоящая шлюха, и зовут ее Лиззи Пташка. Верно я говорю? – он тряхнул, внезапно остолбеневшую Лиззи за плечо. – Вот извольте убедиться, господа, – сказал он, обращаясь больше к приставам, а потом вдруг, дернув девушку за руку, развернул ее спиной и бесцеремонно задрал подол сорочки до самой талии, – отметины от предыдущих наших внушений!  Круглый полный зад Лиззи действительно вдоль и поперек был исчерчен безжалостными шрамами, не оставлявшими ни клочка чистой кожи. «Господи!» – подумалось Джейми, поскольку он примерное представлял размеры понесенных девчушкой страданий.   – По моим записям, – продолжал управляющий менторским тоном, – девица Лиззи Пташка уже два раза была поймана здесь за занятия проституцией, и наказание ей назначалось каждый раз по две дюжины розог. Но видимо, мало, раз она опять вернулась, и теперь, полагаю, придется его удвоить.   – Да! Да! Действительно! Вот шалава! – и оба пристава, теперь удерживая девчонку в согнутом положении, не преминули ощупать и обсмотреть открывшееся им интересное место под предлогом осуществления судебного досмотра. Но задержанная, замерев в шоке, даже не пыталась что-либо предпринять. Она, безвольно повиснув на руках у чиновников, словно превратилась в тряпичную куклу. Джейми усилил стиснутый голос. – Я совершенно официально заявляю, господа, в присутствии свидетелей, – он пытался провозгласить фразу как можно увереннее. – Эта девушка никакая не шлюха! Она... моя невеста! Так что попрошу убрать от нее свои... гра... руки!.. В наступившем всеобщем оцепенении, он встал с кровати, важно натянул штаны на абсолютно голые чресла и, торжественно подойдя к застывшим приставам, все еще державшим Лиззи заголенным задом кверху, спокойно оправил ее подол. Потом ухватил ее за запястье и, выдернув из рук ошалевших чиновников, крепко прижал к своему боку. Сердце его осатанело ухало в груди, он это чувствовал. – Ну, ты даешь, Маккензи! – мистер Бредмэн, наконец, нарушил пораженное молчание. – Связаться со шлюхой? На всю жизнь? И зачем тебе это, не понимаю? – Кто из нас без греха? Так, кажется, учил нас Господь? – Джейми, со своей стороны, строгим взглядом вперился в управляющего. – А теперь попрошу, господа, раз все так удачно разъяснилось, покиньте нашу с мисс хмм... Бёрд спальню, будьте любезны. Согласитесь, это несколько невежливо так вот, бесцеремонно вторгаться в любовное гнездышко среди ночи. Право же, господа, совсем невежливо.  Последние слова, хоть и были сказаны достаточно спокойным тоном, но в нем слышались стальные нотки человека, давно привыкшего к беспрекословному повиновению окружающих. В совокупности с внушительным торсом обнаженного шотландца, истерзанного шрамами, сплошь состоящего из точеных бугров мышц, натренированных тяжелой работой, это действительно вызывало непреодолимое желание побыстрее убраться с его территории. Чиновники, хотя и недовольно ворча, сделали это незамедлительно. А управляющий, перед тем, как прикрыть за собой дверь, недовольно зыркнул на Джейми острыми глазками: – Теперь ты под моим особым надзором, Маккензи. Я буду присматривать за тобой, ублюдок шотландский. Учти это! – и он угрожающе поднял указательный палец.   – Всего хорошего, мистер Бредмэн. Спокойной ночи, – Джейми учтиво поклонился закрывающейся двери, потом шумно выдохнул и немного постоял, отходя от отвратительного мандража, охватившего его при осознании всех последствий, которых ему удалось сейчас избежать. Господь милостив, но все-таки пора завязывать со всем этим, если он не хочет обратно в тюрьму или... спаси его Господи, в Колонии. Потом он повернулся к Лиззи. Она, бледная как стена, так и стояла посреди комнаты, застыв в каком-то странном безжизненном ступоре: втянув голову в плечи и наполовину прикрыв тусклые глаза. И, казалось, даже не дышала. Джейми, пытаясь привести ее в чувство, потормошил окаменевшие плечи. – Ну что ты, девочка, успокойся, – он мягко прижал ее к себе, ощущая, как она, будто в ознобе, вся сотрясается от жестокой, нескончаемой дрожи.  Он и сам, помниться, трясся так же после зверских пыток Черного Джека Рендолла в тюрьме Венворт. – Они больше не тронут тебя, красотка. Ну?.. Обещаю.  Джейми озабоченно заглянул в ее ввалившиеся глаза, в панике обреченности ставшие вдруг совсем бездонными, и, взяв за руку, которая показалась ему на удивление ледяной, уложил девчонку в кровать, укутав одеялом до подбородка. Потом посидел немного рядом, поглаживая ее по вздрагивающей спине. Она была теперь покорной и вялой, словно овечка на заклании. Из тусклых глаз ее, наконец, потекли нескончаемые слезы. – Ну, ну... – он успокоительно похлопывал и оглаживал ее, словно перевозбужденную лошадь, – все прошло, все кончилось... Лиззи... Не бойся. Но ничего еще не кончилось: он слышал, как шум в зычном ночном воздухе за приоткрытым окном увеличивается – пойманные во время облавы девицы плакали и причитали, отчего во дворе стоял леденящий душу вой. Пьяные мужчины, до сих пор пребывающие во дворе заведения, обсуждали происходящее с глумливым азартом: слышались выкрики, жестокие комментарии и похабный  гогот. Потом он услышал, как один из приставов, кажется тот, истеричный, зачитывает приговор надтреснутым голосом: – За непотребное... богопротивное  поведение... сии девицы приговариваются... – Джейми вдруг стало невыносимо жутко, и он поднялся.  – Мак... пожалуйста... не уходи... – пролепетала Лиззи, едва расцепив сведенные судорогой челюсти. – Да, сейчас, милая, только налью нам выпить. Не помешает. Он подошел к окну и наглухо притворил створку, уменьшая резкую громкость звуков – пусть лучше они умрут от духоты – и, не удержавшись, глянул во двор, равнодушно освещаемый холодным светом луны и трепетным пламенем нескольких догорающих жаровен. Из открытых темных окон на втором этаже трактира тоже высунулись любопытствующие постояльцы. Девушек было четыре. Жаклин, Кира, Марго и Берта. Конечно, он знал их всех. Они почитали его за щедрость, были с ним милы и всегда дружески приветствовали, ревниво пытаясь переманить от Лиззи. Теперь они в ужасе жались друг к дружке и горестно подвывали, заламывая руки, а приставы раздраженно шикали на них, обещая добавить к положенному за несдержанность.  Джейми потянул ноздрями воздух и потер грудь, чтобы хоть немного рассеять непроходящую тяжесть на сердце. Ничего невозможно было сделать сейчас, он сам был полностью бесправен и, наверное, он отдавал себе в этом отчет, в одном шаге от подобного.  Двое парней, видимо помощники приставов, схватили одну из девушек за руки – кажется, это была самая молоденькая из них, Берта,  – и, дернув с силой, грубо повалили животом на стол, предусмотрительно выставленный на середину. После, прижав руки, отчаянно трепыхающийся торс и голову девчушки к столешнице, задрали подол, бесстыдно заголив крепенькие, упитанные полушария ягодиц... Пристав, плюгавый и жилистый, взяв в руки пучок розог, встал наизготовку рядом с истерично рыдающим телом.  Джейми уговаривал себя, что, конечно, эта девушка шлюха, что ей не впервой, и, по большому счету, это ее выбор, но так и не смог избавится от ощущения тоскливой обреченности, сдавившей грудь. Невозмутимый в осознании своей нескончаемой праведности, чиновник поднял карающую руку и резко бросил ее вперед, заставляя острые прутья свирепо полоснуть по беззащитному заду бедняги. «Раз!» – кто-то громко выкрикнул в темноте, открывая счет, и управляющий тут же сделал пометку в своей книжице. В следующую секунду, пока девчонка, задохнувшись от боли, ловила ртом воздух, стояла тишина, потом окрестности прорезал дикий кошачий визг, от которого едко пронзило сердце: «НЕ НАДО!». Несчастная судорожно рванулась и задергалась так, что дородные парни едва смогли сдержать обезумевшее от боли тело. В толпе зрителей снова раздался радостный клекот и грубые выкрики. Мало кто пожалел здесь это никчемное создание: скорее, все были только рады бесплатному развлечению.  «Господи, Иисус наш милосердный!» – Джейми потрясенно сглотнул, потом подошел к столику с графином бренди, налил стакан и выпил залпом. Потом налил еще и... снова выпил. Он почувствовал, как руки его слегка дрожат.  Девица так душераздирающе визжала и, не помня себя от боли, умоляла о пощаде, что, хотя он и затворил окно плотно, безумные вопли несчастной, разрывая его мозг, настойчиво врезались в уши, вторя неумолимому и размеренному свисту беспощадных орудий правосудия. А потом, в след за ним, слышался бесстрастный счет отмеренных ударов. Джейми налил бренди снова и повернулся к Лиззи. На том месте, где она лежала, возвышался бесформенная груда из одеяла: девушка, сжавшись в комок, накрылась с головой.  – Лиззи, детка, давай, выпей это, – он опять подсел к ней на кровать и потянул покрывало на себя.  Она лежала под ним, судорожно заткнув уши ладонями, растрепанная, мокрая, с раскисшей от слез мордахой. Заплывшие глаза ее невидяще взирали в пустоту.    – Так, давай, давай... –  он с усилием приподнял ее голову и приложил край стакана к стиснутым опухшим губам, почти насильно вливая ей в рот целительный напиток. – Вот молодец. Пей, это нужно выпить сейчас. Всё.  Он уговаривал ее словно младенца, стараясь не обращать внимания на истошные визги за окном. Лиззи, подчиняясь его увещеваниям, как следует хлебнула янтарную жидкость, поперхнулась, закашлялась, но все же выпила потом до дна.  Наконец, дикие завывания стихли – видимо, девушек поменяли. Вторая кричала не так надрывно, наверное, была гораздо опытнее и терпеливее. Она лишь вскрикивала и протяжно стонала, и только в конце, вероятно, когда терпеть стало совсем невмоготу, ее стоны слились в одно жалобное стенание.  Джейми почувствовал, что самому ему впору было затыкать уши, потому как  от всех этих мучительных причитаний невыносимо щемило внутри, а волосы по всему телу вставали дыбом.  Но все когда-нибудь кончается, кончилась и эта пытка. Измученных и рыдающих девушек погрузили в повозку и, понукая старого мула, в очередной раз увезли в неизвестном направлении, даже не позволив им собрать свой нехитрый скарб. Благо на улице сейчас было тепло. Лиззи, обессиленная, так и лежала, не шевелясь, безвольным пластом, только негромко всхлипывала. Виски почему-то мало на нее подействовало. Видимо, сказывалась крайняя степень потрясения. Джейми тихонько улегся у нее за спиной, стараясь не дотрагиваться до девушки, чтобы не тревожить. Он чувствовал, что она не спит. Лежит и смотрит в темноту, которая уже начинала сереть перед рассветом.  Наконец, он услышал ее тихий сиплый голос: – Прости, Мак... Я не могу... выйти за тебя.  – Что? – он уже и забыл, с чего все началось.  И о своей невольной помолвке тоже. – Прости... – А в чем дело, детка? Разве я так уж плох, на твой взгляд, а? – он устал от переживаний сегодняшней ночи и, не отдавая себе отчет, решил обернуть дело в шутку. – Нет... что ты... Конечно, нет. Ты слишком хорош для меня. И это... одна из причин. – А вторая? – Я... уже замужем. – Вот как? – он был удивлен на самом-то деле. – И где же тогда твой муж, девочка? Если он жив, что ты здесь делаешь? Почему он не защищает тебя? – Я не знаю, жив ли он, и где он теперь. И знать не хочу. Потому что я... сбежала от него. – Сбежала? Джейми подождал, ожидая, что она продолжит. Но она молчала. Наконец, он, уже предполагая ответ, осторожно спросил: – Так что же случилось, Лиззи? – Ничего, – ее безжизненный голос был почти неслышен в предрассветном мареве, – наверное, ничего особенного. Просто... он бил меня. – Бил? Ты имеешь в виду, наказывал? – он не видел в этом ничего страшного, на самом-то деле, и все-таки был озадачен ее поступком. – Сначала наказывал, да. Вернее, вначале это больше походило на игру. Он шлепал меня изредка за выдуманные провинности перед тем, как нам заняться любовью. И мне это даже нравилось, потому что было не особо больно, скорее волнительно и горячо... А потом... – Джейми услышал, как она сглотнула, но голос ее все равно стал глуше, – он взялся за ремень. И это было уже не так безобидно. А, вскоре, он вообще перестал сдерживать руку и порол меня со всей силы за малейшие оплошности почти ежедневно, а то и по нескольку раз на дню. Я... умоляла его перестать. Умоляла не трогать меня. Потому что мне это уже совсем не нравилось. Я стала его бояться. Бояться, когда он приходил домой. Бояться, что-нибудь сделать не так, потому что он мог высечь меня за пересоленный суп, не слишком проворно поданные домашние туфли или за лишнюю потраченную монетку на рынке. Он бил меня не только по заду, но и по животу, по груди... спине... Вначале я была вся синяя от побоев, а потом мое тело перестало даже реагировать на удары. И, наверное, поэтому, он вскоре взял в руки плеть. Моя жизнь превратилась в ад,  Мак, потому что он стал связывать меня и избивать до полусмерти.  Мне нельзя было открыть рот... поднять на него глаза. В его присутствии я должна была стоять на коленях и по первому сигналу подавать то орудие наказания, что он велит. И я благодарила Бога, если это был ремень или деревянная лопатка, потому что, если это были плеть, розги или хлыст, он рассекал мне кожу до крови и от этого свирепел еще больше. Он подвешивал меня в сарае за руки... к крюку в потолке и медленно свежевал, раз за разом сдирая кожу, как с какой-нибудь свиньи.  Лиззи вдруг поднялась с кровати и, как зачарованная, потянула  тесемку своей сорочки.  – Ты хотел посмотреть, Мак? – голос ее звучал совсем бесцветно. Кружевная ткань скользнула с ее плеч на пол, обнажив ладную фигуру девушки. Сбитые плечи и плотные увесистые бедра, упругий живот и налитые груди засветились молочно-белым в предрассветном сумраке. Она обняла себя за плечи, будто ей стало холодно, но Джейми все равно заметил в тусклом свете, как все тело девушки от груди до колен иссечено мелкими и большими шрамами, конечно, не столь плотно свитыми, как у него, но все же достаточно выраженными для того, чтобы порядком обезобразить такое соблазнительное тело. Он мельком видел фрагменты этого вандализма, конечно, когда они занимались любовью, но полная картина выглядела удручающе – понятно, почему она так долго стыдилась открыться ему. – Это даже не было наказанием, Мак, – горько бормотала она, опустив голову как можно ниже. – Потому что наказывать было не за что. Ему просто нравилось бить меня, нравилось, что я боюсь его, нравилось, как я плачу и умоляю. На его лице было написано... удовольствие. Всегда. Удовольствие и похоть. Он бил меня просто ради своего удовольствия. И я ничего не могла с этим поделать. Джейми молча встал и обнял ее, ощущая, наконец, в своих руках ее обнаженную живую плоть. Она тоже обвила его торс руками, бессильно уткнувшись лбом в его грудь.  – Почему ты вышла замуж за это чудовище, девочка? Тебя заставили? Куда смотрел твой отец? Разве он не должен был вступиться за тебя? Лиззи вдруг горестно рассмеялась, хотя Джейми чувствовал, как по его животу стекают горячие дорожки слез. – Самое ужасное то, что я так любила его сначала, что от родителей я тоже сбежала. С этим гребаным ублюдком. Не послушала отца. А ведь он ни за что не хотел благословлять нас. Как будто о чем-то догадывался. А потом... он умер. Мой отец. Не вынес моего подлого побега, и сердце его остановилось. Ну... так мне рассказали потом. Ведь я была его любимая, единственная дочь. И мама тоже вскоре умерла. Она очень любила моего отца. И меня... Не смогла без нас. И ты думаешь, что я могу сейчас жить вот так, беззаботно, в кругу семьи, с кучей детишек? Нет, Мак, я... я последняя тварь. Такой и останусь. Навсегда. И гореть мне в аду вечно. – Я... понимаю тебя, Лиззи. Мой отец тоже... когда-то умер... из-за меня. Это никогда не забыть... и искупить это невозможно, – он вздохнул и покачал головой. – И иногда... если кто-то сдирает с тебя кожу живьем, почитаешь это благословением, потому что боль тут, – Джейми, поморщившись, прижал руку к груди, – тогда хоть немного... отпускает... если заменить ее на телесную.  – Наверное, так и есть, Мак, – она подняла голову и, наконец, посмотрела на него прямо, своими опухшими от слез глазами. – Может, иногда и хочется этого. Очень. Но я подумала, что мой отец еще больше расстроится там, на небесах, если увидит, как этот подонок забьет меня до смерти. Не для того он растил меня так долго, правда? Так... нежно любил и лелеял. И ради него, моего папá... и мамы... я собралась с силами и убежала. Скрылась здесь, в этом забытом Богом месте. Пусть у меня не будет больше семьи. Зато я сейчас свободна и могу делать так, как хочу я. До конца своих дней. Ее отец держал суконную мануфактуру в Бристоле, и дело его процветало. Бог дал ее родителям единственного ребенка, она была слегка избалованной, но всеми любимой и любящей, и отец подыскивал ей надежную партию, чтобы передать свое доходное предприятие. Но Лиззи сорвала его планы, сбежав в Манчестер вместе с влюбленным в нее помощником управляющего фабрики. Были ли у парня корыстные планы неизвестно, но он сам настоял на венчании и, когда узнал о смерти безутешного папаши, поначалу всячески поддерживал и оберегал Лиззи.   – Он снова устроился управляющим на другую фабрику, и у него хорошо получалось, так что жили мы относительно безбедно. И он тоже баловал меня. Сначала. – Что же ты не вступила в права наследства, девочка? Ведь вы с мужем должны были унаследовать дело отца, раз ты вышла замуж. – Должны были. Но, оказалось, мой отец сгоряча лишил меня всего. Он составил новое завещание, и фабрика перешла к его брату, который на тот момент был управляющим. Так что... Джейми с сомнением покачал головой. – Ты откуда знаешь это? – Боб ездил туда после смерти отца, но они даже не пустили его на порог, только показали завещание. А денег на адвоката у нас, конечно, на тот момент не было. Наверное, надо было бороться, но сначала у меня не было сил от горя, а потом мой любимый изменился так, что я совсем не узнавала его. И все мои мысли были заняты только этим. Сейчас я думаю, что сама поощряла его изначально, потому что, действительно, от его побоев мне становилась будто легче на душе. Но потом... это перешло границы, а я не могла уже его остановить. Может, он так мстил мне за свои несбывшиеся надежды, не знаю. Впрочем, думаю, если бы мы вернули фабрику, Боб отобрал бы ее в итоге, а меня, наверняка, просто убил. Кто бы смог ему помешать? Поэтому, может, все и к лучшему...  Лиззи, помолчав, вздохнула, а потом бессильно опустилась на кровать, будто у нее кончились последние силы. Джейми осторожно укутал ее одеялом, сел рядом и приобнял, успокоительно покачивая. – Как же тебе удалось сбежать, девочка? Разве он не стал бы тебя искать? – Он так обращался со мной около года, и каждый день я молила Господа забрать меня. Это так страшно, на самом деле, Мак, когда твой любимый, ради которого я была готова на все, надежда и опора твоя, так тебя предает. Я была в таком отчаянии, что, в конце концов, убила бы себя, наверное. Но я и так совершила ужасный грех и боялась навлечь на себя еще худшее проклятие.  Джейми сглотнул от внезапно нахлынувших, муторных воспоминаний. Когда-то и он наказал свою жену, Клэр. Не сказать, чтобы не заслужено, но по своей воле, несомненно, не стал бы так поступать, он понимал. Это было сделано, больше, в угоду мужчинам его клана, и для того, чтобы, Иисус – он осознавал это со стыдом – они не приняли его за слабака, и не стали бы над ним насмехаться. Он наказал ее унизительно и практически публично, и тогда ему не приходило в голову, что он делает что-то неправильное. А, теперь, слушая Лиззи, Джейми почему-то взглянул на это с другой, пострадавшей стороны, ощущая, как сердце его зашлось отвратительными укорами совести. Хотя от вспоминания, как соблазнительно подпрыгивала и виляла беспомощная попа его женушки под мощным шотландским ремнем, он вдруг, ни с того ни с сего, ощутил сейчас волну сладостного томления и удрученное раскаяние от этого. Он похож на этого выродка Боба? Дьявол. Хорошо, что у Клэр хватило силы так решительно остановить это безобразие. Хотя ему, что греха таить, тогда совсем даже не понравилось ее твердолобая упертость. Ведь она со своим стервозным характером иногда выводила его просто до умопомрачения. Так и хотелось, Господь, задрать этой своевольной мегере подол и всыпать по первое число. Но он дал слово тогда. Что ж... видимо она была права, раз так. – Однажды мой муж увидел в окно, как я разговариваю с молочником. Я перекинулась с парнем буквально парой слов, но, когда вернулась в дом, Боб набросился на меня с кулаками, бил по лицу, а потом... когда я упала... он стал пинать меня башмаками... по животу... и по голове тоже. Сломал мне нос. Он чуть не забил меня насмерть, а после, когда я почти потеряла сознание, навалился на меня, стал душить и жестоко насиловать. И тогда я внезапно перестала желать смерти, Мак. Я поняла, что Бог хочет, чтобы я жила, и этого хотел бы мой отец. В общем, когда я немного отошла, то решила действовать: представила все так, чтобы мой муж подумал, что я утонула. А сама сбежала, далеко, как можно дальше... шла, не разбирая дороги несколько дней. Вот так я и оказалась здесь. И пока мне некуда податься. Но, как только я насобираю достаточно денег, я переберусь в город побольше и открою там дело. Вот увидишь. В ее тусклом голосе, наконец, прорезались решительные, упрямые нотки. Джейми подумал, что все-таки умеренная строгость в отношении своих дочерей никогда не бывает лишней. Если бы дуреха немного побаивалась отца – не натворила бы таких бед. И сама бы не мучилась сейчас так ужасно. Малая боль спасает от большой – в непреложной праведности этой истины он не раз убеждался.  – Понимаешь теперь, почему я не могу выйти за тебя замуж? Ты ведь не обиделся? Да? Ма-а-ак? Он слегка чиркнул ее по кончику носа, улыбаясь ее доверчивой наивности.  – Как тебе сказать? Не слишком, милая... Я ведь тоже связан обязательствами и, скорее всего, не смог бы взять тебя в жены. Хоть ты – отпадная красотка, Лиззи, и, на самом деле, очень мне нравишься. Клянусь. – Что?! Ты мне соврал? Вот же ублюдок! – она, засопев, обиженно оттолкнула его, и Джейми в который раз подивился непредсказуемым завихрениям женского разума.  – Эй, ты же сама мне отказала, детка!..  – Что? – она отвернулась от него, надувшись. – Господи, ну прости...  – По крайне мере, я тебе не врала. – Так я тоже не хотел врать. Честно. Просто, когда они нагрянули так внезапно, я забыл с перепугу как меня зовут даже, не то что про все остальное. – Все равно! – И, вообще, я не тебе врал, милая, а этим чертовым приставам. Они же хотели схватить тебя, так что... Это было единственное, что пришло на тот момент в мою дурную голову. Прости... Лиззи посидела несколько минут, упрямо нахохлившись, потом снова потянулась к нему, хотя в ее голосе все еще звучало уязвленное самолюбие. – Ну, и что у тебя за обязательства? Ты... женат? – Я не знаю, на самом деле... Я потерял ее после Каллодена. Насовсем. И теперь не представляю даже, жива она или нет. Но я всегда помню о ней и, что бы ни случилось, перед Богом считаю, что женат. – Понятно. Ну что ж... – она вздохнула примирительно. – Что ты со всем этим собираешься делать, а, Мак? Ты же дал обещание при свидетелях. А если ты отменишь его, меня тут же схватят и сначала накажут, – она невольно всхлипнула, – так ужасно. А потом мне придется уехать, потому что меня выдворят подальше отсюда. Или даже… – глаза ее в панике расширились, – посадят в тюрьму. Сам слышал. Да и тебе, наверное, не поздоровиться. Ведь тогда выходит, что ты якшаешься со шлюхой. Джейми покачал головой, потом устало полез на кровать.  – Не знаю, детка. Давай для начала поспим хотя бы с часок, – повалившись носом в подушку, пробурчал он. – А то уже рассветает, мне скоро на работу, и, если я опоздаю, вот тогда мне действительно как следует надерут задницу, уж поверь. И Стивен, старый зануда, в первую очередь. Сейчас я уже думать ни о чем не могу, если честно. Поразмыслю над этим завтра, обещаю. Будь добра, девочка, попроси Пата, чтобы Сьюзен разбудила меня через час. Лиззи? – Да, конечно... – пробормотала девушка рассеяно, – не волнуйся, Мак. Я попрошу. Спи. Последнее, что он увидел, засыпая, как взъерошенная Лиззи, кутаясь в одеяло, задумчиво пялиться в посветлевшее окно. Потом сознание отключилось, и он моментально провалился в глубокий, хотя и недолгий сон.