ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

Я МОГЛА БЫ НЕ ВОЛНОВАТЬСЯ за судьбу еды. У его кровати, скромно умостившись на краю табурета, сидел Йен и о чем-то вполголоса шептался с дядей. Заходя в комнату, я различила что-то вроде: – Пришел груз, дядя... в полночь... у Горбатой скалы. Но при моем появлении оба Фрейзера вдруг резко замолчали и перешли на более нейтральные темы: нарочито громко, видимо, специально для меня, принялись рассуждать о погоде, ценах на бумагу и делах в печатне. Я внимательно глянула на них, но ничего не сказала. Зачем? Если они считают, что от меня должны быть какие-то тайны, то, пожалуйста, ради Бога... Порывисто поставив поднос перед их ясные очи, я отошла в сторону и присела в кресло – за починку уже отстиранной, но основательно изорванной рубахи моего мужа. Даже не взглянув в мою сторону, оба набросились на еду как одержимые, будто не едали целую вечность. Хотя, может, так оно и было. Нормально никто из них не питался уже, по крайне мере, месяца три-четыре, с тех пор, как Джейми схватили за нелегальные прокламации. Вскоре заявился запыхавшийся отчего-то Фергюс и быстро умял ту порцию пирога, которую я оставила для себя, несколько смущенно на меня поглядывая. Все трое заговорщиков вели себя довольно-таки напряженно, и у меня сложилось стойкое ощущение, что я лишняя здесь, в этой комнате. Зажав гордость в кулаке, я встала и, пожав плечами, решительно направилась к двери. – Пойду, пожалуй, приготовлю кофе для вашей теплой компании. Надеюсь, вам будет достаточно времени, чтобы обсудить все ваши дела. Я многозначительно сделала ударение на последних словах, почувствовав, как обида невольно просочилась сквозь мой нарочито бесстрастный тон. Хотя, черт возьми, я очень старалась выглядеть «как ни в чем не бывало». «Вот как! Теперь ты лишняя здесь, Бошан. У них свои секретные дела. Что ж, ладно... Хотя, чего тут обижаться? Будь честной: этого следовало ожидать, вообще-то. Ты хотела свалиться людям как снег на голову после двадцати лет отсутствия и получить сразу полный вотум доверия?» Горечь резанула, словно кинжалом: я опять сильно пожалела, что так поторопилась сюда, сквозь камни, оставив свою, хотя и блеклую, но такую обустроенную и понятную жизнь. В которой я была необходима хотя бы ей, моей Брианне! То, что Джейми до сих пор не поинтересовался своей дочерью, угнетало все больше. Ради чего были все эти мертвые годы разлуки тогда? Она не нужна была ему, так же как и мое присутствие, похоже. Когда я возвратилась с кофейником, Йен и Фергюс уже исчезли, а я – что мне оставалось? – вновь состроила приличную гримасу. Но искра отчуждения уже пробежала в глубине души, и я, при всей своей подчеркнутой любезности, избегала смотреть Джейми в глаза. Зайдя в комнату со вновь груженным подносом, я слегка чиркнула по фигуре обретенного мужа равнодушным взором. Шотландец лежал на боку и, подперев голову рукой, посматривал на меня, я бы сказала, внимательно. А мои губы сами собой бормотали ничего не значащие слова, пока я разливала кофе по чашкам: – Я спустилась на кухню, дорогой, заварила кофе... У них, представь, превосходный кофе здесь, прямо на удивление. Чувствуешь, как замечательно пахнет? Сахар положить? Сколько тебе? Пойду, раздвину шторы, а то как-то темно. Наконец, Джейми решительно выдохнул и прервал мой поток бессмысленных фраз: – Саксоночка... Я вскинула на него нарочито приветливый взгляд. – Иди сюда, девочка... Я подошла и встала перед ним. Но поймала себя на том, что при этом смотрю как бы сквозь Джейми, на самом-то деле. И что теперь? – Не обижайся, милая. У меня не будет тайн от тебя, поверь. Я все расскажу, дай только срок. Просто... – Я совсем не обижаюсь! – моя реплика прозвучала довольно бодро, хотя я чувствовала, как невыносимо теснит в груди. Джейми грустно усмехнулся, протянул руку и мягко взял мою безвольную кисть своими теплыми пальцами. Его синие глаза смотрели на меня настороженно, и я просто всем существом ощущала некоторую неловкость и натянутость, исходящую от него. – Я бы хотел тебе все рассказать, девочка. Просто, боюсь, что теперь я совсем не тот человек, которого ты знала когда-то, и к которому вернулась сейчас столь... столь... безрассудно. Я ужасно паникую, на самом деле, что тебе этот человек совсем не понравиться... Ведь тогда ты... – он еле заметно сглотнул, когда голос его захрипел, и Джейми тихонько перевел дыхание, – снова уйдешь от меня, Клэр. Уже по своей воле! И никогда не вернешься. Ты ведь можешь уйти... уйти назад? Можешь? Я оставила этот вопрос без ответа, потому что мысли мои сейчас были заняты другим. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что стал не тем человеком? – мне снова стало не по себе, так как это было как раз то, что меня по-настоящему беспокоило. – Впрочем, внешне ты похож на прежнего, Джейми. Я весьма опасалась, что ты стал лысый, толстый и беззубый. Он неожиданно рассмеялся. – Это были твои самые худшие опасения? – Нда-а... Нет. Я еще думала, что ты мог бы стать беспробудным пьяницей с синюшным лицом и мутными глазами. Брр-р... Ярко блестевшие глаза моего мужа расширились от удивления: – Интересно, с чего бы это, Саксоночка? – Ну... Все-таки жизнь... здесь такая тяжелая, Джейми. В этом времени. И для тебя она наверняка была... нелегкой. Наверное, это еще мягко сказано. Изгнание... тюрьма. Много лет неволи... В основном люди не выдерживают и более благоприятных условий. – Мпфмм... Хорошо же ты обо мне думаешь, жена моя, – Джейми укоризненно поджал губы, хотя глаза его при этом явно посмеивались. – Значит, по-твоему, твой благоверный – жалкий слабак? – Н-нет, что ты! Собственно, я и вернулась потому, что так не... Я старалась верить, что это не так, Джейми. Верила, что ты... смог со всем этим справиться. И не сломаться! Я подумала, ты ведь всегда справлялся... раньше. Всегда. И я надеялась, что сейчас, хотя прошло так много лет, вряд ли ты настолько изменился. Думаю, что-то там такое, глубоко внутри нас, всегда остается неизменным, что бы ни случалось. А иногда от несчастий эта внутренняя суть становится только крепче. Мне хотелось так думать... Я присела рядом с ним на кровать и, мягко положив ладонь на его стальное бедро, заметила, как он довольно усмехнулся. – Что ж, хорошо тогда. Ну и как? Оправдал ли я твои ожидания, Саксоночка, что думаешь? – Ну... да. По крайней мере, внешне. Ты вовсе не толстый, а сейчас так вообще, даже слишком... гмм... худой. Слишком... Едва касаясь, я очертила костяшками пальцев рельеф его плоского живота, который даже в расслабленном состоянии оставался твердым, и кирпичики пресса выпукло проступали сейчас над его излишне поджарой поверхностью. – Кроме того... – продолжив осмотр, я осторожно отвела двумя пальцами тяжелую прядь его медных волос, упавшую на лоб, – ты не лысый. Что весьма радует. И зубы твои в полном порядке, я вижу. – Наверное... мне стоит благодарить за это тебя, девочка. И я весьма рад, что ты оценила это, ведь я всегда старался следовать твоим инструкциям по... полезному питанию. И даже чистил их каждый день. Хотя, это не всегда бывало легко. Ну, учитывая обстоятельства. Он улыбнулся, действительно явив миру два ряда великолепных зубов, вполне себе белых и ровных. Только клыки его чуть выступали как и раньше, придавая открытой, чуть смущенной сейчас улыбке некоторую волчью свирепость. – Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что стал совсем другим человеком, Джейми? Ты меня пугаешь! Ты женат? У тебя семья? Если честно, моя душа, в ожидании ответа, замерла в полном смятении, будто я стояла сейчас над бездонным обрывом, готовая прыгнуть, наконец, в самую глубину неведомого. – Н-нет, – что-то неуловимое, похожее на растерянность, промелькнуло в глазах моего мужа, или мне показалось. – Ты же видишь, что я живу здесь, в Эдинбурге... совсем один. Поверь мне, Клэр, – голос его напряженно зазвенел, – ты единственная женщина, которую я когда-либо желал. И ты всегда... БЫЛА, ЕСТЬ, и, раз ты теперь вернулась ко мне, то, надеюсь, БУДЕШЬ... – он произнес это с нарочитым нажимом, – моей женой всю нашу оставшуюся жизнь. Если ты не против? Он робко глянул на меня, и я почувствовала, что тиски, сжимавшие мое сердце, мягко распускаются. Поставив чашку с недопитым кофе на прикроватный столик, я смотрела в его глаза, наполненные синевой и настороженным ожиданием моего вердикта. Мне было тяжело говорить. – Я не против, Джейми... Совсем не против, – голос мой прозвучал глухо, преодолевая тугой спазм, застрявший в горле. – Если ты готов... принять меня. Снова... Он потянулся ко мне всем телом и прижался лбом к моему бедру. – Господи, как же это странно... – Что именно странно, Джейми? – Вот так... иметь безграничную возможность прикоснуться к тебе, Саксоночка. После стольких тоскливых лет... без тебя. Просто... просто не верится. Голова идет кругом!.. Прости, я плохо соображаю сейчас. Я положила руку ему на затылок и осторожно провела по волосам, которые заиграли под моей ладонью теплыми оттенками меди: от янтарно-медового до густой киновари со сверкающими вкраплениями солнечных прядей, отражающими полуденный свет. Он положил голову ко мне на колени и умиротворенно затих, явно наслаждаясь моей нерешительной лаской. – У меня все время ощущение, что это сон, и от этого возникает дикий страх: вдруг что-то пойдет не так, и ты... исчезнешь. Не могу с этим справиться. До сих пор все внутри замирает от ужаса. – У меня тоже так, Джейми... Хотя в отличие от тебя, я, конечно, больше была готова к своему возвращению, – и я виновато улыбнулась, представив, какое потрясение должен был на самом деле испытать неподготовленный шотландец. Я тут же вспомнила свои скрупулезные сборы, которые больше походили на прощание приговоренного. Хотя, может, так оно и было. Могла ли я знать, что все закончится благополучно? Конечно, нет. Что-то совершенно неведомое ждало меня на другой стороне перехода. Вернее, хвала Иисусу, теперь уже на этой. Я снова вспомнила глаза Брианны, в которых застыло отчаяние вечного прощания. Сколько мужества понадобилось бедной девочке, чтобы сказать: «Иди же, мама. И найди его. Передай ему это... от его дочери». И она нежно прикоснулась губами к моей щеке. – Ты даже не спросил меня, Джейми, что стало с нашим ребенком, – горькие слова, помимо воли, сорвались тяжким упреком с моих губ: упреком, который я, при данных обстоятельствах, не в силах была сдержать. – Тебе совсем не интересно? Или... что? Джейми с каким-то хриплым звуком оторвался от меня и, откинувшись на подушки, побледнел так, что если бы он уже не пребывал в горизонтальном положении, то я побоялась бы, что мой муж попросту рухнет на пол. Сейчас он смотрел на меня остановившимся взглядом, и глаза его казались огромными, темными, бездонными. Я видела, как тело его начинает сотрясать еле заметная дрожь. Я тоже молча уставилась на него в ожидании, чувствуя, как душа моя рвется от страха и боли. От этого и меня, в свою очередь, стал пробирать нервный озноб. – Да. Не спросил, – наконец, вытолкнул он из себя. – Потому что это то, ради чего все было. Эти ужасные муки ада и двадцать лет без тебя. Я боюсь, дико боюсь услышать, что все это оказалось напрасно. Джейми вдруг закрыл глаза, становясь серее простыней, на которых лежал. Казалось, он не в силах ни видеть, ни слышать меня, потому как наверняка страшился узнать... самое худшее. Я практически не чувствовала его дыхания. – Все хорошо, Джейми, – я положила ладонь на его неподвижную грудь. – У нас прекрасная девочка. – Господи Иисусе! Правда? – он шумно хлебнул воздух, и глаза его опять широко раскрылись. – Что же ты молчала до сих пор?! О, Боже, благодарю! – Я МОЛЧАЛА? – Ну да. Ты! Я думал, что-то случилось, и ты не хочешь об этом говорить! Господи, Клэр! Это чудесно! – облегченно повторял он снова и снова. Я ошарашенно уставилась на него, потом взяла себя в руки и посмотрела на всю ситуацию его глазами. Действительно, я промолчала. И Джейми, похоже, проявил своеобразную деликатность. Кроме того, для него это было СЛИШКОМ ВАЖНО, чтобы поинтересоваться вот так, невзначай. Всуе. Конечно, вместо того, чтобы терзать и себя, и его, я должна была сказать об этом первым делом. Иисус твою Рузвельт Христос! Вот уж, воистину, у каждого свои глаза. – Ладно, прости. Я просто думала, что ты забыл про ребенка, или тебе... все это неважно. – Иисус! Что ты такое говоришь, Клэр?! Я... молился за вас. Часто. Каждый день! Я надеялся... – он покачал головой, и взгляд его стал отсутствующим. – Надеялся... Господи! Какое же это счастье, раз все в порядке! Я увидела, как глаза моего мужа полыхнули радостью, и он сглотнул спазм в горле, потом еще и еще раз. Но все равно, голос его звучал хрипло, когда Джейми проговорил: – И как ты ее назвала, Саксоночка? – Брианна. Бри. Ей уже почти девятнадцать. Джейми недоуменно вперился в меня. – Брианна? Иисус! Что за... странное имя для девочки? – Постой! Но ты же сам велел мне ее так назвать! Когда я уходила, помнишь? В честь твоего отца. – Да, точно. Сам. Надо же... Девятнадцать... Так с ней все в порядке? Бри... анна!.. Надо же! – Джейми все еще потряхивало от волнения, и пальцы его нервно комкали одеяло, но он улыбался, а в глазах уже загорелась жажда любопытства. – Как она? Какая она? Саксоночка, да прекрати же ты меня мучить, девочка. Давай, рассказывай! Куда это ты пошла? – Сейчас... Я пошла к своему плащу и вытащила из объемного кармана сверток, в котором были запакованы в плотный непромокаемый пакет фотографии нашей дочери Брианны.