ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

НА ПОРОГЕ СТОЯЛИ СОЛДАТЫ – ПАРОЧКА красномундирников. Они были под ружьем и, вытянувшись в струнку, ожидали, пока высокий представительный мужчина в черном форменном сюртуке и высокой шляпе с плюмажем, перепоясанный внушительной саблей, постучит в дверь. Тот уже занес руку с молотком, но видимо остановился слегка ошарашенный, потому что то, по чему он хотел стукнуть как раз, неожиданно исчезло из его поля зрения: дверь распахнулась. И она была распахнута мной, конечно. Несколько секунд мы с ним пялились друг на друга. – Мадам? – наконец, проговорил он строго, явно пытаясь скрыть некоторое замешательство. – О, слава Богу! – взорвалась я облегченно. – Помогите же мне, сударь. Этот... господин намеревается меня изнасиловать! Я обличительно ткнула пальцем в своего запыхавшегося обидчика, который при виде солдат, понятно тоже слегка притормозил... – О, капитан! Эта шлюха откусила мне палец! Вот! Прошу зафиксировать! – пафосно завопил пострадавший сластолюбец, потрясая своим скрюченным окровавленным пальцем. – Я защищалась! И я не шлюха вам тут! – возмущенно воскликнула я и, прижимая к груди одеяло, наконец, осознала, что мои тылы были совершенно голые на обозрении той компании, которая повернула головы из зала в нашу сторону. Я попятилась и притиснулась задом к стенке, впервые почувствовав некоторую обеспокоенность, поскольку черный мужчина окинул мою внешность весьма подозрительно. Я украдкой глянула в зеркало напротив: расхристанный вид, всклокоченные волосы, явно обнаженное тело, едва прикрытое одеялом. И, главное, губы мои были в крови. И кто теперь поверит, что меня пытались изнасиловать. Раздетую шлюху в публичном доме. Христос! Господи, ну где ты, Джейми, когда ты так нужен? Я ожесточенно вытерла рот кулаком. – Ладно, разберемся! Сядь пока, – решительно проговорил черный и указал мне на широкий диван в центре гостиной. – Я, констебль Джонсон, явился сюда для проверки вашего заведения на предмет наличия бумаг от городской префектуры, подтверждающих разрешение на занятия данной деятельностью у работающих здесь... хмм... дам, – объявил он на всю залу, определенно собираясь навести порядок в творящемся бедламе. – Господа могут идти. Шлюхи остаются на месте. И позовите мне кто-нибудь хозяйку, наконец. Он кивком поставил солдат у входа и велел горничной свести всех шлюх вниз. Господа, понятно, испарились в один момент, только мой знакомец прошипев, что я еще сильно пожалею об этом, ущипнул меня за бедро так чувствительно, что это заставило меня охнуть. Отойдя в угол, я снова поспешно закуталась в одеяло и затравлено втиснулась на диван среди других притихших девушек, которые, спустившись сверху, сбились на нем испуганной кучкой, судорожно поправляя, как и я, свою слишком откровенную одежду. Вернее то, что от нее осталось: ведь их выдернули в самый разгар процесса. Некоторые тоже были завернуты всего лишь в покрывала или простыни. Я не представляла, чем мне грозит проверка данных разрешений, но предполагала, что сейчас, когда придет Жанна, все, наконец, благополучно выяснится, и меня отпустят. Ведь не шлюха же я, черт возьми! Вот и разрешения у меня никакого нет. Да и вообще, для шлюхи я старовата, это видно невооруженным глазом!.. Как я собиралась объяснять свое присутствие в обнаженном виде посреди борделя, я не представляла. Ладно, разберемся. «Хотя... у меня и документов-то нет никаких», – опять мою душу тихонько захолонула гадкая тревога. В полной растерянности я подняла глаза и облегченно вздохнула: с верхнего этажа спускалась Жанна. Она, кутаясь поверх тонкой кружевной сорочки в большой платок, выглядела встревоженной и немного помятой, будто ее только что подняли с постели. – О, простúтé, месье кэпитээн. Я спаль. Я немнёгó нездоровúтьсá. Что случилóсь? – Проверка мадам! Попрошу представить мне документы на всех ваших... работниц. Я имею предписание проверить разрешения от городской префектуры на занятия данной деятельностью. – О, конечно, месье констáблé. – Жанна говорила с подчеркнутым французским акцентом, который внезапно появлялся у нее в нужную минуту, и, надо отдать ей должное, придавал дополнительный загадочный шарм ее зрелому очарованию. – Непримéннó. Мадлен, душа моя, буть любéзнá, принеси мой шкатулькá с бумагáй. А лючшé... не хотите ли вы, месье Джонсон, подняться в мой комнáт', – Господи, ну кто же бы смог ей отказать при таком завораживающе-хрипловатом голосе, – Прёшу вас, месье... Мы обязатéльнó утрясем там весь наш вопрос. За рюмóчкá... прекраснейший бордо 57 года. Ну, вы знаéть... Констебль слегка расслабился и посмотрел на хозяйку заинтересованным взглядом – острые глазки его сально заблестели – потом он пригладил пышные усы. – Что ж... мадам Жанна, не откажусь. За рюмочкой как-то и дела решаются быстрее. – Мадлен, – зашипела Жанна на горничную тихо, уже без всякого акцента, – быстро в мою комнату все самое вкусное для господина констебля! Что ж, судáрь, пойдéмтé, прёшу... – она подхватила величественного гвардейца под руку, и совершила своим еще весьма обольстительным телом такой маневр, что на ум пришла мысль: заниматься наверху планируется не только выпивкой и изучением бумаг. Если вообще до них дойдет дело... – Мадам Жанна! – я решительно выпросталась из той ямы, в которую провалилась по вине двух потных девушек, тесно жавшихся ко мне с боков. – Скажите господину констеблю, что я не ваша работница! Я устала и хочу подняться в свою комнату. Жанна оглянулась на меня, я бы сказала, весьма холодно и, чиркнув равнодушным взглядом по моей возмущенной персоне, с легкой недоуменной улыбочкой посмотрела на констебля, пожав круглым плечиком. Потом, сокрушенно покачав головой, будто хотела извиниться за мое странное поведение, приглашающе показала служителю закона на лестницу, оставив меня, без преувеличения сказать, в полном замешательстве. – Тш-ш-ш... ты куда лезешь? – зашипела на меня Дафна, настойчиво дергая за одеяло. – Ты сейчас все испортишь. Сядь и жди. Они сами там разберутся. – В чем разберутся? Тут и разбираться нечего. Я не шлюха! Вы же знаете, я жена мистера Фрейзера! – Может и не шлюха, да, но кто ж это теперь докажет? Ты посмотри на себя! У тебя хоть есть какие-то документы? – я нервно сглотнула. – А нас так-то и не спросит никто. Мы плохие свидетели. Слово шлюхи для законников ничего не стоит. Они всегда думают, что мы врем. Профессия такая... Только мадам иногда и слушают. Да и то за хороший куш. Так что, – подвела она неутешительный итог моей полной бесправности, – без документов, душечка, никто тебе не поверит. – Знаете что! Я не собираюсь ничего никому доказывать. Я тут не причем. И я ухожу! – гордо вскинув подбородок, я сделала решительный шаг к лестнице. – А ну, стоять! – послышался от дверей пронзительный юный голос, заставивший меня вздрогнуть. – Велено всем здесь сидеть, шалава! До выяснения. Так что тебе лучше не двигаться. Я испепелила взглядом одного из солдат, который пошел пятнами, на самом деле, по своему свежему безусому лицу, хотя изо всех сил пытался придать его выражению суровый вид. – Приказ капитана... м-мадам, – он слишком уж решительно стиснул ружье, хотя смотрел на меня испуганно. Я закатила глаза. «Ну и что ты сделаешь, милый мальчик? Убьешь меня?» – хотелось мне хмыкнуть, но я благоразумно промолчала, потому что девушки опять зашикали, определенно опасаясь скандала. – Как думаете, мадам откупиться на этот раз? – прошептала Мими. Она кусала носовой платок и хлюпала раскисшим носом, потому что из глаз постоянно скатывались слезы. – Не реви дуреха, не убудет от тебя. Подумаешь, высекут. Мими заплакала сильнее, и ей вторили всхлипываниями и шмыганьем еще несколько девушек. Я уставилась на Дафну сверху вниз, потому что так и осталась стоять, не влезая уже на переполненный диван: моя брешь, когда я встала, плавно затянулась пухленькими сочными телами, небрежно упакованными, не считая вышеупомянутых простыней, в пену грязноватого прованского кружева, шелковые пеньюары и полу-распущенные бархатные корсеты. – Если повезет и мадам договорится, – продолжала охотно пояснять мне Дафна, – то тех, у кого нет документов, всего лишь высекут в участке. И отпустят потом сразу, не беспокойся. Я опять сглотнула, почувствовав, как тело перестало меня слушаться, наливаясь жутким ужасом. – О, спасибо! Конечно, тут не о чем беспокоиться... – пробормотала я. – А если не повезет? – Ох, тогда протащат по всем площадям Эдинбурга и на каждой задерут подол и выпишут добрую дюжину розог, а может и две, это каков будет приговор. А потом два или три месяца тюрьмы и, наверняка, высылка из города. И в тюрьме еще дерут жестоко за каждую провинность, но уже без приговора – обычно столько, сколько надзирателям в голову взбредет. А им-то уж часто взбредает, поверь мне, и гора-аздо больше, чем в суде назначают. Нашу сестру, шлюху, знаешь, как любят пороть. Забавляет их это сильно, – Дафна при таком выводе сокрушенно вздохнула, но тут же гордо хмыкнула. – Это потому, что у нас зады круглые и аппетитные, не то, что у их унылых женушек-вобл. Молоденький солдатик, который меня остановил, замер на своем посту красный, словно рак, и, шумно сопя, не знал, бедолага, куда девать свои слезящиеся глаза, а солдат постарше посмотрел на девицу весьма заинтересовано и хмыкнул, когда она ему подмигнула. Я невольно прикинула, какой зад у меня. Джейми не раз им восхищался и сейчас, понятно, меня это никак не обрадовало. – Меня тоже секли приставы, – спокойно, как само собой разумеющееся, сообщила томная Розали, привольно расположившаяся одна в кресле напротив. Она закинула на подлокотник сбитые ножки в белых фильдеперсовых чулках, выставляя на обозрение свои натоптанные серые подошвы. – Аж два раза забирали, пока мадам мне разрешение не выхлопотала. Ужас, конечно, – она с сомнением рассматривала дырки на больших пальцах ног, которыми пошевеливала, растопырив. – Больно жуть! Но все лучше, чем на площади, когда все задарма пялятся на твой голый зад, да еще расписанный в кровавую полоску. И тогда, конечно, – многозначительно взглянула она в сторону Дафны, – совсем даже не здорово, что он у тебя такой уж прям аппетитный. Что им на халяву-то помацать, да попялиться! Как тут не любить? Конечно, они это любят, ублюдки развратные! Этот упрек был явно адресован в сторону солдат, старший из которых опять скабрезно усмехнулся. А младший, не выдержав, опять вскрикнул, стараясь добавить низкие ноты в пронзительный тон своего голоса. – А ну, молчать все! Разговаривать приказа не было. Наступила тревожная тишина, разбавляемая лишь тихими всхлипами – кажется тех девушек, у кого не было-таки разрешения на торговлю своими молоденькими телами. Хотя, видимо, здесь никто не был застрахован от ареста, судя по их напряженному ожиданию. Я нервно ходила по комнате, не представляя, что мне делать теперь: у дверей на вытяжку исправно замерли два внушительных парня, весь вид которых говорил, что они намерены выполнить приказ любой ценой. Если я проигнорирую их желание и скроюсь в своей комнате, меня все равно оттуда достанут: задвижки не слишком-то и крепкие. И наружу я тоже не смогу прорваться. А если и смогу, то вряд ли мне дадут убежать далеко. Меня опять охватила паника, и я еле справилась, чтобы безрассудно не ринуться к дверям, пробиваясь к заветной свободе. Часы начали отбивать восемь. Я вздрогнула от неожиданности каждой своей натянутой до предела жилкой. Иисус! Прошел всего лишь час, когда я, как чертова идиотка, беспечно покинула свою комнату, а кажется уже столько всего случилось, что хватит и на сутки. «Господи! – прошептала я, – Помоги мне! Обещаю полгода исправно ходить на исповедь каждую неделю и причащаться! И еще обещаю прочитать «Отче наш»... Пятьсот раз! – часы невозмутимо отсчитывали свои удары, и я попробовала снова поторговаться. – Ладно, и по воскресеньям тоже буду ходить на проповедь. К самому нудному проповеднику, которого только здесь найду, клянусь!» Часы скрипнули и затихли, тревожно цокая маятником. Я увидела на столике в углу початую бутылку дорогого виски, которую видимо, спешно ретировавшись, так и не допили клиенты. Жадно схватив ее за горлышко, я сделала несколько больших глотков. Потом постояла с закрытыми глазами, ощущая, как благословенный напиток, проник в мои свитые внутренности, согревая и расслабляя. Хотя голова, на удивление, при этом работала очень четко. Эффект хорошего виски. Дафна подошла ко мне и, старательно высвободив бутылку из моих стиснутых пальцев, выпила тоже пару глотков. Потом отдала остатки другим девушкам на диване. – Ничего, – сказала она мне, ободряюще потрепав по руке, – ты не бойся, Клэр. Мы почти все прошли через это, да еще не по разу. Ну, кроме новеньких малявок... – она кивнула на Мими. – Ничего страшного обычно. – Спасибо! За столь своевременное утешение! То есть, ты хочешь сказать, что других вариантов у меня нет? – Ну... мадам всегда отсылает с констеблем нескольких девушек. Это плата за неприкосновенность нашего заведения. Хватает обычно месяца на три-четыре... Хотя... странно. Кажется, совсем недавно была уже проверка. Всего месяц как... Да, точно, тогда забирали Виолу и Кэт. Так ведь, девочки? Бедняжки... Потом с неделю вовсе присесть не могли. – Христос! Но вы же можете отказаться! Вы не обязаны!.. – бормотала я, чувствуя, как слабеют мои колени, увязая в новой волне паники. – Ну что ты... Мы этого не можем. Мадам нас сразу вышвырнет вон, – доверительно сообщила мне девица, – А у нас при себе нет ни денег, ни документов, и мы попадем в тюрьму уже за бродяжничество, что гора-а-аздо хуже, поверь. Поэтому, мы идем на это, конечно, Клэр. Куда нам деваться? И мы благодарны мадам за все ее усилия. Ведь если это место закроют, нам даже пойти будет некуда. Я несколько секунд смотрела на Дафну, осознавая всю катастрофическую беспросветность ситуации, но не могла с ней смириться. – Знаешь, мне есть куда пойти, в отличие от вас, и мне весьма... гмм... неважно, что будет с домом мадам Жанны, я-то уж точно не хочу за него рассчитываться. И, кроме того, мой муж, полагаю, будет весьма недоволен, если меня... заберут в участок и, притом, совершенно незаслуженно! Он эту вашу Жанну просто... просто убьет! – я чувствовала, как в моем голосе набирает обороты истерика. – Ну, я не думаю, что мист... – девица остановилась на полуслове, потому что дверь хозяйской комнаты на верхнем этаже скрипнула, и послышались голоса констебля и мадам Жанны, выходящих наружу. Мы все замерли, уставившись в ту сторону, в ожидании приближающегося вердикта, обнаружив при этом, что раскрасневшийся констебль довольно застегивает верхние пуговицы на своем сюртуке, а мадам, все так же кутаясь в шаль, грациозно поправляет прическу. – Дорогая мадам, я понимаю, что ваше заведение одно из самых приличных учреждений такого сорта в городе, – мистер Джонсон явно продолжал начатый разговор, – отзывы о вас в округе всегда самые благосклонные, и за вами не замечено вопиющих случаев беззакония. Видно, что у вас все всегда под контролем, что очень похвально. Но все же я весьма обеспокоен отсутствием разрешений у нескольких ваших новых работниц. И я надеюсь, конечно, вы выхлопочете их в самое ближайшее время... – Несомнéннó, месье констáблé, – расчетливый акцент делал речь мадам успокаивающе певучей. – Ils sont presque prêts. (франц. – Они почти готовы). Еще два нéтéля и фсе будет офóрмлейнó. Вы же меня знайть, кэпитээн, – она ласково провела ладонью по его плечу. – Конечно, мадам. Я готов пойти вам навстречу и сделать скидку на вашу занятость, как вы изволили сетовать. Но все же закон есть закон, и я не могу нарушить его, даже ради такой обворожительной дамы, как вы. Войдите в мое положение. Поэтому могу предложить вам компромисс, надеюсь, приемлемый для нас обоих. Я заберу ваших нарушительниц в участок совсем ненадолго, и завтра к утру они уже вернуться обратно. Наказание им будет назначено самое щадящее. Можете мне верить. Он похлопал себя по карману, который, видимо, совсем недавно пополнился звонкой монетой. – Надеюсь, кэпитээн. Я весьма дорожу моими девóчкá. Они мне совсем как filles (франц. – дочери). И мне бы не хотеть, чтобы кто-нибудь из них серьéзнó пострáдáль. Но, конечно, небольшой взбучкá дурехам не помешáть. И закон, бесспóрнó, en premier lieu (франц. – на первом месте). Я так с вами соглáснá. – Хорошо, мистрисс. Значит, договорились. Разговаривая таким образом, они спустились в зал и остановились перед нашей взъерошенной компанией, осматривая притихших подопечных: одна с деловой озабоченностью, а другой – весьма заинтересовано. Я бы даже сказала, плотоядно. – Что ж, леди, – наконец, проговорил представитель закона, доставая из кожаной сумки свою тетрадь с пометками. – Бумаги оказались в порядке не у всех... Поэтому я намерен забрать некоторых нарушительниц в участок для разъяснения. Из разношерстной кучки на диване послышались испуганные вздохи, старательно приглушенные впрочем. Я посмотрела по сторонам, прикинув, если я исчезну с глаз долой, положим, вон за той портьерой, то в суматохе моего отсутствия, может, никто и не заметит. Тем более, как я поняла, сейчас похотливому ублюдку нужна была именно сочная свежая плоть – моя этими бесспорными достоинствами молодости явно не обладала. – Итак, со мной пойдут... – капитан Джонсон, скорее для виду, заглянул в свою тетрадь, но взгляд его при этом скользил по едва прикрытым прелестям девушек. – Со мной пойдут... Ага. Мисс... гмм... Мими, да... так... – он опять мельком глянул в свои записи, – ага... Анет... Верóник... и... Рыжая Филиси. По мере того, как он произносил имена, названные всхлипывали и становились бледнее мела. Я была всего лишь в шаге от спасительной портьеры. – Итак, леди, – весело хмыкнув, объявил растерянным девушкам констебль, заметно ублаженный хозяйкой и весьма довольный собой, – вы уличены в незаконном занятии проституцией и задерживаетесь для разъяснения правил и последствий нарушения сего закона. Прошу следовать за мной. Тут Анет, маленькая и хрупкая словно рюмочка, с большими оленьими глазами в пол-лица, похожая на каминную куклу, заверещала, безумно цепляясь за своих товарок. – Я не пойду! Я не пойду! Пожалуйста, мадам! Пощадите, мадам! О, прошу! Я не хочу! Рыдая, она упала на колени, в диком ужасе протягивая тонкие ручки к Жанне, пытаясь вымолить избавление от страшной участи, но та подошла к ней вплотную и несколько раз со всего размаха ударила девчушку по щекам. Голова несчастной безвольно моталась из стороны в строну... – А ну, цыц! – прорычала она тихо и от этого жутко. – Сейчас же прекратить истерику, а то живо в канаве окажешься, сучка! Закрой рот и делай, как тебе велено. И не дай Бог, месье констебль пожалуется на твое непослушание. Пожалеешь, что на свет родилась. Ты поняла? Ошалевшая девочка, держась за щеки и втянув голову в плечи, испуганно закивала. – То-то же! – Жанна спокойно развернулась к гвардейцу и, чиркнув по мне рассеянным взглядом, потянула капитана за рукав, заставляя склонить ухо к ее губам. – Месье констáблé... – тихо проговорила она, а потом что-то быстро шепнула ему, поглядывая в мою сторону. Я, не веря своему везению, опрометчиво не обратила внимания на сей подозрительный факт. «Господи, спасибо! – воскликнула я мысленно. – Кажется, пронесло!», но, на всякий случай, сделала к шторе еще шаг и уже незаметно приподняла ее край, намереваясь туда проскользнуть. – Эй, красотка! – разогнувшийся мистер Джонсон, несомненно, смотрел в мою сторону и даже указывал на меня манящим пальцем. – Кто, я? – я с интересом посмотрела по сторонам, но кроме моей персоны в поле его зрения не было никого, кто хотя бы отдаленно подходил под этот эпитет. Вернее, там вообще никого не было. – Вы это мне, сударь? – я для верности, ткнула себя пальцем в грудь, с крайне глуповатым видом. – Конечно, спасибо за комплимент, но я... – Тебе, тебе. Подойди-ка сюда. Живо! Забыл сказать, что ты тоже идешь с нами. – Что?! Как?! Я... я не могу пойти, сударь, простите. – Что значит «не могу»? Разве кто-то спрашивает твоего согласия, шалава? Это не просьба. Это приказ. – А я категорически отказываюсь! – Вот как? Сопротивление властям, значит? – он с сомнением посмотрел на Жанну. – Мы так не договаривались, не правда ли, мадам? Придется принять меры. – Но я!.. Я ведь не шлюха! Я здесь не работаю! Вы не имеете права забирать меня! Скоро придет мой муж!.. Мистер Фре... – О, простите ее капитан, – Жанна резко перебила меня, отворачивая констебля за локоть в свою сторону, – эта женщина не в себе. Мы нашли ее совсем недавно, без денег и документов, она буквально умирала от голода. Я отогрела бедняжку, дала ей работу... Она очень хороша, не правда ли мистер Джонсон, прекрасна во всех отношениях, и клиенты платят ей очень щедро, потому что она весьма и весьма изобретательна в постели. Настоящая матерая шлюха. Ну, вы сами были свидетелем, как она умеет играть в разные сладкие игры... По мере того, как Жанна ворковала констеблю весь этот бред, мои глаза потихоньку расширялись, пока не достигли размера хорошего соверена. Что за чертову игру затеяла это мерзавка? Голова моя слегка кружилась от осознания абсурдности происходящего. А, может, я вправду сошла с ума? Никакого Джейми нет в помине, а у меня провал в памяти, и я работаю здесь, в публичном доме? Или, может, я сплю сейчас. Но как бы тогда побыстрее проснуться, а то мне все это определенно перестает нравиться? Я ущипнула себя как следует, потом еще раз. Но ужасный сон не думал прекращаться. – Поэтому, месье констáблé, я и прощаю ее маленькие слабости. Ничего такого страшного с ней, на самом деле... Просто она все время бубнит нам, что она чья-то жена и иногда, наверное, от потрясения, все это может обостряться. Но на самом деле бедняжка совсем одинока. Мы искали ее родных, поверьте. У нее никого нет. Хотя она совсем не понимает этого. Она пойдет с вами, конечно, сударь, не сомневайтесь. Вы же разрешите мне поговорить с ней недолго, капитан, с глазу на глаз? Так сказать, наставить неразумное дитя, каковым она, по сути, и является. Пять минут и она – ваша, обещаю! Последние слова Жанна проговорила с таким свирепым нажимом, что я похолодела, и нефритовые глаза ее снова злобно сверкнули на таком обычно красивом, приветливом лице, внезапно делая его похожим на лик Черной Аннис. Она подошла и, бесцеремонно взяв меня за руку, настойчиво потянула за собой в коридор, на который выходили любовные апартаменты первого этажа. Ошеломленная, я слегка упиралась, конечно, но не особо, потому что мне самой хотелось поговорить. Обсудить, так сказать, создавшуюся ситуацию. А еще больше мне хотелось повыцарапать ее лживые глазки. Когда мы остались наедине, достаточно далеко от чужих ушей, я резко выдернула локоть из ее хватки. – Что это за.. ешь твою медь, Жанна! Ты что творишь?! Джейми тебя убьет, и ты знаешь это! – зашипела я, не заботясь о том, что лицо мое сейчас выглядело не лучше, чем у разъяренной фурии. – Помолчи, Клэр... и послушай меня! У Мака и так полно неприятностей! Он только что из тюрьмы, как ты помнишь, и он под особым наблюдением. Если ты сейчас скажешь, что ты его жена, и вы живете здесь, в публичном доме, возникнут вопросы. Потому что это, и вправду, довольно странно и насторожит констебля. Они наверняка начнут копать и узнают, чем он занимается НА САМОМ ДЕЛЕ. Тем более, груз вначале обычно привозят сюда, в мои подвалы. Здесь его разбавляют и отсюда развозят по точкам. Законники могут спуститься туда и тогда... нас всех повесят. Ясно тебе? Я хлопала глазами. – И что ты предлагаешь? – Я предлагаю тебе молча пойти с констеблем и сделать все так, как он скажет. А потом вернуться и молчать о том, что произошло. Мак узнать не должен, – ее большие челюсти, отчетливо сжались под рельефными скулами. – А еще лучше, если ты сейчас молча соберешь свои вещички и отправишься обратно в свой ад, стерва. Тогда я нашепчу Джонсону, что запамятовала – ты дальняя родственница Мадлен, которая приехала ее навестить, на самом деле. Что скажешь? – Что?! – я захлопала глазами, потрясенная ее вероломством. – Если ты можешь так сказать, для чего ты наговариваешь на меня такое? – Потому что я не собираюсь так просто отказаться от Мака! Пока ты с ним, я не дам тебе покоя, обещаю! Поэтому лучше тебе исчезнуть! – Не дождешься! Я обещаю, что Джейми все узнает о твоих фокусах! Пусть только вернется! – Ты думаешь, это мои фокусы? Я что ли тут мотаюсь по дому в одном одеяле? А? – она окинула меня пренебрежительным взглядом болотных глаз. – Приличные леди сроду так не поступят, так что не надо тут овцой прикидываться! И, учти, если он хоть что-то узнает, тогда, – она склонилась ко мне, яростно зашептав, – тогда еще кое-кто узнает, чем он промышляет в перерыве между печатанием бунтарских прокламаций! И, кроме того, ты забываешь, ЭТО ТЫ сейчас голая сумасшедшая проститутка, осмелившаяся сопротивляться властям, и в моих силах – и интересах, заметь! – сделать так, что ты исчезнешь навсегда в каких-нибудь застенках, и никто никогда не узнает о твоей участи. – Он считает тебя своим другом... – в крайнем потрясении прошептала я. – Ха! Между мужчиной и женщиной дружбы не бывает. Он был МОИМ все это время! А теперь откуда-то свалилась ты. И, знаешь, мне наплевать, на самом деле, что с ним будет, если он не мой. Все еще пухлые, несмотря на возраст, губы ее скривились, обнажая полный рот крупных зубов, которые сейчас выглядели как волчий оскал. Внезапно, все сложилось в моей голове, осеняя зловещей догадкой. – Так это ты все подстроила, стерва?! Украла мое платье! Заставила меня выйти, а потом позвала этого своего мистера... Джонсона, – я даже протянула руки, чтобы схватить ее, но Жанна ловко увернулась, отпрыгнув. – Поосторожней, милочка! Я не имею представления, что вообще происходит. Я спала, между прочим! И тому есть куча свидетелей! Ты сама тут шастаешь в одних чулках. Может, тебе так нравится, откуда я знаю. Захотела подзаработать, пока мужа нет? А теперь ищешь, на кого бы свалить собственную вину. Думаю, Мак как раз об этих твоих похождениях и узнает в первую очередь, пусть только вернется! Но в том случае, если у него, конечно, вдруг возникнут вопросы. Обещаю! Я зарычала и пожалела, что не могу вцепиться в ее мерзкую, гадко лыбящуюся, самоуверенную физиономию. Некоторое время, мы пыхтели в бешенстве, готовые к прыжку друг на друга. – Он тебе не поверит! Такой лживой продажной стерве! – выкрикнула я беспомощно. Во что на самом деле поверит сейчас мой муж, я совершенно не представляла. Мы с ним еще не настолько доверяли друг другу. Я мысленно застонала. – Это смотря, как преподнести, Клэр! – Жанна вдруг выпрямилась, хладнокровно улыбаясь в ответ на смятение в моих глазах. – Он мне весьма доверяет, знаешь ли! Ведь он знает меня гора-аздо дольше. А ты, дуреха, даже не сможешь мне помешать, если будешь гнить в тюрьме за сопротивление властям. Так что не советую сейчас противиться, – она повелительно протянула руку с выставленным указательным пальцем в сторону гостиной. – Итак, разговор окончен, милочка, ступай. Месье констебль тебя заждался. А потом подумай как следует над моим предложением убраться подальше от Мака, если не хочешь неприятностей похуже! И для себя и... для него. Не имея возможности сказать хоть что-нибудь внятное от распиравшего меня негодования, а так же от захолонувшего в этот момент полного бессилия, я резко двинула плечом и, нервно сдунув со лба непокорные пряди, развернулась и величественно зашлепала в гостиную, на ходу придумывая планы мести, один кровавее другого. К сожалению, все они были невыполнимы в моей двусмысленной и безвыходной ситуации. «Ну, где же ты, Джейми, когда ты так нужен!» – в очередной раз с отчаянием подумала я, вдруг отдавая себе отчет, что присутствие моего мужа сейчас – Жанна была ой, как права! – действительно было крайне нежелательно из-за уязвимости его положения. Иисус твою Рузвельт Христос! Я по-настоящему испугалась. Не за себя – за него! И помолилась, чтобы он не вернулся сейчас случайно. Одеться попристойнее нам так и не дали, мотивируя это тем, что то, ради чего нас забирают, все равно предполагает разоблачение. Хотя бы частичное. – Пусть идут так, – ухмыльнулся капитан, – думаю, будет шалавам лишняя наука... нечего заниматься этаким непотребством, – он мельком взглянул на хмыкнувшую мадам и осекся, – без соответствующего разрешения. А ну, шагом марш! Пошли... пошли... Не знаю, кому он скомандовал, то ли девицам, скукоженным и рыдающим, то ли своим бравым паренькам, которые подождав, пока мы понуро протянемся в двери, щелкнули каблуками и облегченно шагнули вослед за нами на влажные камни мостовой. Последнее, что я услышала, ступив в дождливую ночь, это резкий голос мадам Жанны, совершенно потерявший свой обворожительный акцент. – Ну, чего застыли, мерзавки, нечего тут на меня пялиться, будто я вам шиллинг не доплатила. Живо все по каморкам своим, и сидите там, как мышки, чтобы вас было не видно и не слышно! А то быстро Бруно позову, и он вам шкуру спустит так, что порка в участке еще цветочками покажется, вы меня знаете. Мадлен, что застыла, тупая бестия? Давно ремня не получала? Потрудись запереть дверь сейчас же! Девочки не заставили себя упрашивать дважды и, метнувшись торопливо, мгновенно рассыпались по комнатам. Дверь в сию обитель предательства и разврата громко захлопнулась, оставляя нас брести в пугающую неизвестность практически в одном белье в сопровождении равнодушных представителей закона.