ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

ГОСПОДЬ! Я РЫДАЛА, УТКНУВШИСЬ В ПОДУШКУ уже битый час как, а то, может, и два... И не могла остановиться. Рыдала с тех пор, как на рассвете, едва живая, добралась, наконец, до нашей с Джейми комнаты в этом чертовом чертовом ублюдочном борделе и рухнула ничком на смятую с вечера постель. Туда, где абсолютно недавно мне было так хорошо, где любовь и ласки моего вновь обретенного мужа буквально возносили меня к небесам... Но это было там, в другой жизни... И вот теперь я лежу здесь же, полностью раздавленная и опустошенная и, кажется, прошла уже целая вечность с тех пор... Кроме того, сквозь редкие проблески сознания, меня мучили вопросы: «Что я ему скажу?» и «Надо ли говорить все это вообще?» Я помнила коварные угрозы Жанны и, вместе с тем, я не знала, на самом-то деле, чему Джейми поверит теперь. Ведь ситуация, в которой я невольно оказалась, выглядела, мягко говоря, двусмысленной, если не сказать, что очевидной. Потерявшая контроль, озабоченная женушка, как только муж за порог, шастает по борделю в одном одеяле, в надежде перепихнуться с кем-нибудь первым попавшимся, да еще за деньги. О, Христос! Я опозорила его вконец, да и себя заодно, хотя это и неважно... Поверит ли он, со своим щепетильным самомнением, что все это вышло случайно, или сразу растерзает меня, чтобы утолить свое оскорбление, не разбираясь особо. А может просто развернется и уйдет, не сказав ни слова... Я представляла картины одну мучительнее другой, и душа моя рвалась на части вместе с рыдающим телом. Зачем я вернулась сюда, в этот лживый, грязный дом? Может, мне действительно уйти, пока не поздно? Бежать, куда глаза глядят?.. Но меня пугало, смертельно пугало то, что я могла его потерять, так и не обретя по-настоящему. Всю оставшуюся жизнь потом он будет плеваться с моим именем на устах. И рыдания, едва стихнув, опять накрывали меня с головой. Чувствуя жар во всем теле, иногда я шевелилась осторожно, и мой зад в ответ вспыхивал тягостным жжением, заставляя меня стонать. Впрочем, не столько от последствий зверской трепки, сколько от сокрушительного унижения, которое ее сопровождало. Как бы я не гнала от себя мучительные воспоминания своего кровавого позора, они были слишком свежи, взывая о себе пульсирующим ломатьем во всем теле и, особенно, в истерзанных ягодицах. Я раздраженно накрыла голову подушкой, пытаясь забыться, но тщетно... Если бы я могла сейчас нормально двигаться, я бы взяла нож и просто прирезала бы эту коварную злобную гарпию, даже не сомневайтесь! Я представляла, как кровь течет из ее черного лживого сердца, пронзенного моей хладнокровной и исключительно верной рукой хирурга. О, хотя нет! Лучше я всажу ей лезвие прямо в ее зеленый, ведьминский глаз! До самого корня! Я чувствовала, как от этих мыслей мне становиться дышать несравнимо легче. Через некоторое время я уловила какой-то шум и приглушенную возню внизу, но даже не пошевелилась. Что мне за дело до всего этого, когда жизнь моя кончилась? Потом все смолкло, и притихший дом не подавал никаких признаков движения довольно долго. Спустя полчаса послышался стремительный скрип половиц на лестнице, и в комнату влетел возбужденный Джейми. – Любимая! – донесся до моих ушей ничего не подозревающий, радостный возглас, полный нетерпеливого энтузиазма. – Ты еще спишь? Нет, нет, погоди, не вставай! Господь, как же я соскучился! Послышался грохот беспечно кидаемых в стенку сапог и – не успела я никак среагировать – он напрыгнул на меня плотоядным коршуном сверху. Понятно, что мое несчастное седалище оказалось в зоне его приземления, и я возвопила так пронзительно, что Джейми шарахнулся от меня в потрясении. Реакция у него была отличная. – Господь, Клэр?! Что случилось? Ты так рада меня видеть, раз кричишь, будто три тысячи банши? Или что?! Окх, у меня сердце остановилось, кажется, – пожаловался он ошалело, потом попробовал потянуть меня за плечо, потому что я не подавала никаких признаков жизни в ответ на его слова, вся сжавшись в своем спасительном коконе из одеяла. – Христос, Клэр, и почему постель вся мокрая? – Джейми помолчал, потом попробовал разговорить меня снова, скрывая за нарочито беззаботным тоном, свою крайнюю обеспокоенность, – Эй, ты что помылась и вытерлась одеялом, а, Саксоночка? Мадлен не позаботилась принести тебе полотенце? Кажется, ты была весьма грязновата при этом, ага? Эгей, девочка! Ты меня слышишь? – он снова настойчиво потянул на себя мое безжизненное тело, хотя я усиленно зарывалась носом в подушку. Но, видимо, как я не старалась прятаться, Джейми все же как-то узрел мое раскисшее от непрерывных рыданий лицо. – Клэр! Милая! Ты плачешь? Христос, да что случилось?! Он положил тяжелую ладонь мне на плечо и снова потряс осторожно. – Клэ-эр? Так как я упорно не двигалась, он тяжко вздохнул и, наконец, оставил меня в покое, позволив себе лишь мягко положить ладонь на мою скукоженную спину. Потом, так и не дождавшись моей реакции, убрал и ее. И опять вздохнул. – Ты не хочешь мне рассказать? – тихо спросил он через некоторое время. Я усиленно замотала головой, чувствуя, как слезы вновь полились рекой. – Ты скучаешь по ней?.. По Брианне?.. – предположил Джейми, и голос его прозвучал потеряно. «О, какая хорошая версия, – возникло облегченно в моей голове, и я кивнула. – Пусть так и думает». Тем более, отчасти, это было правдой, но не в моем сегодняшнем случае, конечно. Последняя, о ком я сейчас вспоминала, это была Брианна, почему-то. – Ты хочешь уйти? Назад? – я промолчала и на этот прямой вопрос, заданный крайне напряженным тоном, хотя почувствовала, как волна жалости к Джейми заполоняет меня. – Клэр! Ну, пожалуйста, не мучай меня! Скажи хоть что-нибудь. Я не смогу помочь тебе, если не буду знать. «Ты и так не сможешь мне помочь, – подумала я с внутренним стоном, – поэтому лучше тебе не знать». И промолчала снова, чувствуя себя бесконечно тупым бессовестным бревном. Что я могла сказать ему в данном случае, кроме вранья, которого, конечно, мой муж не заслуживал. – Ты не хочешь со мной говорить? – я услышала, как он сглотнул. – Мне уйти? «Ой, Христос! Ну, кто еще кого мучает, непонятно!» Я разрывалась между желанием, чтобы он утешающе сидел рядом, но при этом – пожалуйста! – ничего не спрашивал, и чувством вины от того, что не могу ему ничего рассказать и поэтому хочу, чтобы он побыстрее ушел и оставил меня в покое. И тут я снова взвилась, потому что этот настырный утешитель решил все же положить свою руку на ближайший к нему фрагмент моего тела, оказавшийся – как же иначе! – моим умученным вконец задом. Видимо, полагая, что это меня успокоит, чтоб его! – Отстань от меня! – взвилась я неожиданно для самой себя, давая выход томившей меня безысходности, взведенная ко всему прочему резкой, помрачающей болью, – Убирайся! Катись, давай, к своим чертовым мерзким делишкам, контрабандист хренов! И оставь меня в покое, наконец! Подскочив в порыве гнева, я успела заметить, как Джейми, отшатнувшись, растерянно захлопал глазами. Затем я снова упала в свои взмокшие подушки и разрыдалась, теперь уже в голос. За моей спиной повисла тягостная тишина, вязкая, прямо хоть ножом режь. Но он не ушел, только сидел, не двигаясь, некоторое время. Потом я почувствовала, как одеяло медленно поползло с меня, но остановить, понятно, этого не могла, так как тяжко было шевелиться. Так и лежала, замороженная в своей полной уязвимости, ощущая с содроганием, как мой зад сильнее запылал под его остановившимся взглядом. Я не слышала его дыхания, только то, как он громко выдохнул спустя минуту. – Кто это сделал? – наконец, как-то слишком спокойно проговорил он. – Никто, – каюсь, это был слишком нелепый ответ, но он был первым, что пришел в мою измученную голову. – Прошу тебя, Джейми, если ты... если ты... любишь меня, как ты говоришь... оставь меня в покое! Правда... Не вмешивайся. И не спрашивай ни о чем. Просто забудь об этом. Ладно? – Ты в своем уме, Клэр? – голос моего мужа звучал так, будто он проглотил морского ежа целиком, и тот застрял у него в горле, – Мою жену так... обидели, а я должен сделать чертов вид, что ничего не произошло? Кровоточащие раны Христовы! Ты за кого меня сейчас принимаешь, позволь узнать? – Ничего страшного не случилось. Заживет. Сам говоришь, это всего лишь... – я пошевелилась, пытаясь повернуться лицом в его сторону, и охнула на выдохе, – по-о-орка. – Всего лишь? Да? Хмм, что ж. Хорошо. Я сейчас пойду и спрошу, что случилось у Жанны, или еще у кого-то, кто встретиться мне на пути в этом чертовом доме, и если этот кто-то мне не ответит, я просто прирежу его и все, – проговорил он исключительно ровным голосом, хотя взгляд его горел определенно невменяемым огнем. – Пока они все там не закончатся. Я представила дорожку из ни в чем не повинных трупов, по пути следования разъяренного шотландского горца по борделю и, вопреки трагизму ситуации, хохотнула, посмотрев на него заинтересованно, наконец. – А если никто не признается? Что ты будешь с этим делать, а, Джейми? – Неважно. Пожалуй, мне сейчас надо кого-нибудь убить. – Христос... – То-то, я сразу заметил, что Мадлен прятала от меня глаза, и вела себя крайне странно, будто в доме... кто-то умер, – он снова подсел ко мне на кровать, по-деловому сжимая дирк в своей левой руке. – Так с кого мне начать, а, Клэр? – Я... я... – я почувствовала, как меня снова затрясло, – просто все так ужасно получилось, Джейми... они... она... а я не виновата... это все вышло случайно, честное слово.. Я не хотела... правда... – судорожно бормотала я, понимая, что мои рассыпавшиеся на части мозги вместе с липкими распухшими губами, выдают полный вздор, но, крайне взволнованная тем, что он осудит меня – а его реакция вследствие этого представлялась мне непредсказуемой – ничего не могла с собой поделать. – Ты мне не поверишь... Это выглядит так ужасно... Ты подумаешь, что я... Я хотела... А я... – Господи, Клэр, – он притянул мою голову к своему бедру и, осторожно касаясь, растирал мои вздрагивающие плечи, пока я рыдала, уткнувшись носом в грубую ткань его штанов, почему-то вкусно пахнущих коньяком. – Ладно. Не хочешь, не говори пока... Скажешь, когда будешь готова. И, пожалуйста, не переживай, что я могу не поверить тебе. Мы же договаривались, что говорим друг другу только правду, какой бы страшной она ни была, помнишь? – я, судорожно всхлипнув, кивнула головой. – Это все еще остается в силе. Так что скажи мне правду, вернее то, что считаешь правдой, и позволь мне самому разобраться во всем. Это будет определенно лучше, чем твое непробиваемое молчание, девочка. Иначе, подумай, как же я могу защитить тебя, если ты ничего мне не будешь рассказывать? Некоторое время я тихонько лежала в его утешающих объятьях, и он продолжал гладить меня по голове, по плечам... не донимая больше расспросами. Так, как я и мечтала. Наверное, скоро это все закончиться, после того как я... как он все узнает. – Я бы хотела, – собралась я с силами, наконец, – чтобы ты услышал все от меня первой, а потом можешь спрашивать у всех остальных. Но надеюсь, все-таки мое слово будет для тебя важнее. – Не сомневайся, девочка. Не сомневайся... Я поверю каждому твоему слову, будто это мое собственное. И я все рассказала ему, на всякий случай, исключая свое мнение о каверзных проделках Жанны. Пусть сам делает выводы.