ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

ТЬМА. ОНА ОКУТЫВАЛА МЕНЯ так непроницаемо, что я не понимала открыты или закрыты мои глаза. Я постаралась выяснить это еще раз. Так. Вот сейчас они – закрыты. А сейчас – открыты. К моему удивлению, ничего не изменилось: непроглядная, абсолютная темнота. Интересно, что происходит, дьявол?! Где я? Что со мной? Я попробовала пошевелить плечами и... не смогла. Тела я не чувствовала вовсе. Никаких звуков не доносилось до меня. Я вперилась в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь... С таким же успехом я могла таращиться и с закрытыми глазами. Что же случилось? Я умерла? Острый спазм в желудке заставил мое сердце заухать так, что мне стало слышно, как оно колотиться в этой кромешной тишине, а дыхание участилось в разы. Грохот сердца, мое бурное сопение и шум крови в ушах: вот что связывало меня с реальностью, которой, кажется, не было вовсе. Я снова попыталась напрячь мышцы и, перво-наперво, ощутила резкую боль в ягодицах. ООО! По крайне мере, эта боль просигналила мне о том, что я вполне себе жива. Но попытка вскрикнуть обнаружила, что рот мой намертво забит непонятной гадостью и, кроме того, затянут чем-то плотным, что, несомненно, спокойствия мне не добавило. Я судорожно потянула воздух ртом, ощущая новый приступ паники из-за полного отсутствия такой возможности. Беспомощно извиваясь и мыча, я пыталась хоть как-то вздохнуть, пока не сообразила, что дышать можно только через нос. Это позволило мне немного выровнять дыхание, хотя не особо удовлетворило мои потребности в кислороде: по мере того, как я начала двигаться, дышать становилось заметно труднее. Голова моя вдруг отчетливо заболела: особенно острая резь чувствовалась где-то за ухом. Кроме того, я, наконец, осознала, что плотно связана: так, что не пошевелиться... Веревки крепко впились в мою плоть, заставляя ее безнадежно занеметь, а, когда я двигалась, вызвали во всем теле противную жгучую ломоту. Хотя, как ни странно, сейчас я даже обрадовалась такой болезненности, поскольку она давала мне хоть какое-то ощущение себя в этой полной потере ориентации, в результате которой, я поняла, что готова запаниковать вовсю. Но я из последних сил не давала себе сорваться в топкую трясину отчаяния, поскольку, как я смутно догадывалась, возврата оттуда уже не будет... Я глубоко и размеренно задышала носом и стала упрямо напрягать–расслаблять мышцы до тех пор, пока кровь моя хоть немного не начала циркулировать, позволив ощутить благословенные мурашки в затекших конечностях. Хвала Иисусу, хотя бы некроз мне сейчас не грозил. Но в результате этих движений и предательски разъедающего желудок страха, меня затошнило. Пытаясь прорваться сквозь мутную дурманящую пелену, я сжала зубами отвратительно чужеродную материю с своем рту так, что заломило челюсть. «Спокойно, Бошан, – проговорила я себе, – ты справишься. Попробуй понять, где ты. Хотя бы что-то...» Я попыталась отследить впечатления тела и поняла – мне было холодно и сыро: я лежала навзничь на чем-то стылом и очень влажном. Пахло землей, трухлявым подгнившим деревом и сырым камнем. Кроме того, было стойкое ощущение тесного замкнутого пространства вокруг меня, которое я улавливала бог знает каким шестым чувством, и новые мурашки стали расползаться теперь уже по всем моим внутренностям, расходясь ледяными импульсами от самого сердца. Превозмогая тяжесть шерстяной юбки, влажно окутавшей ноги, я попробовала подтянуть колени и, действительно, наткнулась на что-то твердое, буквально в шести-восьми дюймах выше меня. Я сглотнула и, как спеленатая гусеница, извернувшись в своих путах, изо всех сих напрягла ослабевшие мышцы пресса, чтобы поднять голову и переместиться хотя бы в сидячее положение, но почувствовала, как лоб мой безнадежно стукнулся о холодный камень. Поверхность его была так близко, что я даже не смогла сесть и опять беспомощно повалилась на спину, тяжело дыша. Выгнувшись, я перекатила свое тело чуть вправо, а, потом, влево – узкое пространство, которым я располагала, ограничивала невозмутимая каменная кладка: я ощущала ее своей щекой – единственным органом осязания, который у меня остался. Сомнений не оставалось – я была замурована! Похоронена заживо в какой-то яме, Христос, и, тем самым, обречена на жуткий, мучительный конец. Я ощутила, будто мне перекрыли весь воздух. Животный, беспредельный ужас! Вспышка – и остатки моего здравого смысла померкли, разорвавшись на хаотическое множество осколков, буквально снося застывшее сознание напрочь. И я закричала изо всех сил, на которые была способна. Забыв про кляп, который очевидно глушил мои звуки, я верещала, визжала, рычала, выла, рыдала, стонала, извиваясь в безумной агонии ужаса, как червяк, насаженный на рыболовный крючок, пытаясь выдраться, убежать, спастись! Хотя убежать, разумеется, было совершенно невозможно. Кажется, я даже обмочилась, но не заметила этого. Я не осознавала себя совершенно и, как полоумная, безнадежно металась в своей тесной могиле, тем самым еще больше расходуя такой драгоценный сейчас кислород... Чья-то прохладная рука внезапно дотронулась до моего мокрого пылающего лба, и я с изумлением обнаружила возле себя Фрэнка. Он напряженно улыбался, как делал это всегда, когда я выдавала что-то из ряда вон выходящее, то, с чем ему тяжело было мириться. – Ты? – не поверила я своим глазам. – Как ты здесь? Я что? Уже умерла? – Еще нет, – услышала я в своей голове его сдержанный ответ. – Но умрешь, если сейчас же не успокоишься. Тебе нужно беречь кислород. Я постарался сделать так, чтобы между плитой и камнями осталась небольшая щель – подбросил туда камешек, когда они опускали плиту, но щель совсем мала. Ты сможешь выжить, если будешь лежать тихо-тихо и дышать через раз. Медленно и спокойно. Так что успокойся, Клэр. Он спасет тебя. Твой Джейми. Верь в это. – Мне страшно! – Я знаю. Но ты справишься. Ты всегда со всем справляешься, Клэр. И потом, у тебя нет выхода. Ты должна. Ради Брианны. Ради меня. Ради него... своего Джейми. Ты должна. Он протянул руки в мою сторону, и я увидела нас с ним в больничной палате в тот момент, когда он принес ко мне новорожденную Брианну: – Тшшш... тшшш... – говорил он мне, невероятно взволнованной. – Вот она! Вот она! Наша малышка! А я, рыдая, прижимала к себе беспорядочно копошащееся одеяльце с тяжеленькой нежной плотью ребенка, жадно всматриваясь в сморщенное розовое личико, с рыжим пушком на прозрачной, покрытой голубыми прожилками кожице. И чувствуя ее всем своим сердцем. – Она прекрасна, Клэр! – он переводил лучащийся взгляд то на меня, то на дитя. – Как и ее мать! – Фрэнк! Я так ужасно себя вела! Все это время... Прости меня! Я испортила тебе жизнь. – Нет, нет! Забудь об этом! Вот что теперь важно! – он кивнул на младенца, обнимая меня тепло и надежно вместе с дочерью, и поцеловал в лоб. – Держись, Клэр. Ради Брианны. Все будет хорошо. У тебя все будет в порядке. Обещаю. – Да. Да. Я буду стараться, Фрэнк. И... благодарю тебя! За все. Он вдруг пропал, а я очнулась, вновь обреченно запертая одна в своем тесном ледяном склепе. Может, было бы лучше, если бы я все-таки умерла побыстрее?.. Мучительная смерть от удушья, от холода или от голода. Какая из них меня ожидает? Наверное, все же, первое... Или обезвоживание. Говорят, из-за этого сходят с ума для начала... Но я все еще чувствовала сохраняющие объятья Фрэнка и тяжесть только что рожденной дочери в своих руках и задышала осторожно, пытаясь успокоится. Впрочем, не в силах сдержаться, я еще немного повыла, то ли от отчаяния, то ли от щемящей тоски по своему первому мужу и его тяжкой неразделенной любви, ощущая себя последней гадиной, что тут скажешь. Но здесь я тоже ничего не могла поделать. Мое сердце принадлежала другому. И это было не изменить. Прости меня, Фрэнк. Когда-то я честно любила тебя... Пока не встретила его. Вся мокрая и дрожащая, я перевела дыхание, чувствуя бешеный неравномерный стук сердца в своем горле. Джейми! Он должен меня найти! Конечно! Я уцепилась за эту спасительную мысль, соображая, КАК он может это сделать. Для этого мне надо вспомнить, понять, как же я сама попала сюда? Как это все случилось? Эта идея заняла меня на некоторое время, пока я попыталась воссоздать в памяти последние события. Так... что ж... во-первых, я вспомнила с горечью, что снова не послушалась своего мужа, а ведь он меня предупреждал! Меня захолонуло раскаяние. Да, он предупреждал меня, а я в порыве своей чванливой независимости опять не соизволила внять его предостережениям. За то и поплатилась так жестоко. В который уже раз. Боже... Я не удивлюсь, если он прибьет меня на месте когда разыщет. Я бы точно убила, недолго думая, такую глупую упертую идиотку! Я закрыла глаза. ЕСЛИ разыщет... «Так, Бошан! Никаких «если»! Даже не думай об этом! Он найдет меня обязательно. Не знаю как, но найдет». От этой светлой мысли тепло уверенности разлилось в моем сердце, предоставив мне возможность порядком успокоиться. Итак, что же произошло перед моим пленением? Помню, я выбирала разные травы и снадобья в аптеке, когда забежал тот мужчина с растерянным отчаянием во взгляде и начал причитать, что у его дочери внезапно начались схватки, жена в отъезде, а он совсем не был готов к такому повороту! Жена аптекаря, которая обычно занималась тем, что принимала роды, как пояснил мне хозяин, тоже гостила где-то далеко, у родни. И я, конечно, пошла с этим человеком, которому требовалась помощь, написав Джейми записку. Точно, я написала записку! Надежда всколыхнулась во мне с новой силой, но тут же остыла. Я даже не потрудилась – идиотка вдвойне! – спросить у странного мужичка его имя и адрес. Как теперь Джейми сможет хотя бы начать поиски? Как минимум, он, конечно, будет ждать до утра... Как я ему и написала. Боже... боже... Смогу ли я дожить тут до этого момента, почти без воздуха? День сейчас или ночь я не представляла совершенно. Интересно, сколько вообще прошло времени с тех пор, как я столь опрометчиво попала в эту ловушку. Да, именно, ловушку! Я вспомнила вдруг, как мужчина завел меня в пустой проулок, и там какая-то тень метнулась ко мне из темного угла. Больше я не помнила ничего. Но судя по резкой боли в области уха, которая донимала меня сейчас, я основательно получила по голове. Хорошо, что не насмерть... Хотя... как на это посмотреть, может лучше быстрая смерть, чем вот такая... Я пошевелилась в своем коконе, пытаясь опять обрести потерянное ощущение тела, и напрягла кисти рук, крепко притянутые к моим бокам, в надежде, что мне удастся хоть немного ослабить путы. Что я дальше буду делать с этим, когда развяжусь, я не представляла. Но бороться все-таки лучше, чем лежать безвольной закуколенной личинкой. Главный вопрос, который меня не переставал волновать, кому понадобилось сотворить со мной такое? Неужели эта стервозная Жанна организовала мое похищение, чтобы таким образом избавиться от соперницы? Конечно, а кто больше на это способен и крайне заинтересован в исчезновении такой неугодной проблемы в моем лице? Теперь она вполне может сказать моему мужу, что я-таки сбежала, улетучилась, растворилась в небытие, и против таких фактов уже ничего не попишешь. Внезапно, с очередным всплеском отчаяния я поняла, что Джейми, вполне возможно, вовсе не станет меня искать, решив, что я струсила и вернулась обратно в будущее, после того, что со мной случилось в участке. Он подумает, что я испугалась того, что меня ждет при такой его опасной жизни дальше. И он со своим благородным пониманием «отпустит» меня, как сделал это в первый раз перед Каллоденом. Эта ошеломительная идея, конечно, не добавила мне мужества, но я отмела ее. Джейми не может подумать, что я трусиха! Только не это. Я не должна падать духом. Сейчас одна лишь надежда может меня спасти. Дышать становилось заметно тяжелее, голова кружилась, мысли путались, перемежаясь какими-то всполохами странных видений. От недостатка воздуха я опять начала впадать в панику, и мое достигнутое с таким трудом размеренное поверхностное дыхание перестало поддаваться контролю. Углекислый газ тяжелее воздуха и, даже, если плита надо мной неплотно прижималась к полу, все равно, моя могила наполняется им быстрее, чем кислород проникает сюда. И тогда я задохнусь с большой долей вероятности. Времени у меня оставалось не так уж много. Можно было, конечно, попытаться дождаться Джейми, но ведь он может опоздать, даже если выйдет на поиски. Оставалось срочно что-то предпринять. Вдруг мне удастся сдвинуть эту долбанное надгробье, и тогда у меня появиться шанс хотя бы не умереть от отравления углекислым газом в ближайшие два-три часа. Но как это сделать? Своим крепко спеленатым телом я не доставала до верха, не могла надежно упереться в землю под собой. Надо попробовать хотя бы освободить руки. Может, плита окажется не такой уж тяжелой, и, если очень захотеть, ее можно чуть-чуть приподнять? Я попробовала пошевелить немеющими кистями и предплечьями, двигая их к животу под плотными мокрыми привязями. Постепенно, перебирая непослушными пальцами, мне, на удивление, удалось это проделать. Аллилуйя! Видимо те, кто меня связывал, исполнили это не слишком умело, или веревки, намокнув от земли, растянулись от моих телодвижений и сделались менее упругими. Наконец, ценой невероятных ухищрений, я высвободила кисти и почувствовала, что шнур, после исчезновения из-под него лишней плоти, заметно ослаб. Я начала извиваться, как змея, меняющая кожу, толкая, таким образом, веревки вверх, к моей шее, и с облегчением ощущая, что они – совсем нехотя – сползают и расслабляются. Однако то, что они были влажными и плотно цеплялись за ткань мокрого платья, значительно усложняло задачу. На ощупь это оказались тяжелые пеньковые шпагаты, с хороший палец толщиной, которые использовались, в большинстве своем, в корабельном деле. Мне-таки удалось постепенно сдвинуть этот плотный моток на уровень плеч и шеи. Я вся взмокла – теперь уже от пота, – но зато руки мои оказались практически свободны! Первым делом я содрала с лица вонючую материю, и вытащила отвратительный кусок чего-то там изо рта, служивший мне кляпом, который насквозь пропитался моей вязкой слюной и вызывал позывы неукротимой тошноты. Я закашлялась, судорожно хватая ртом воздух и, в итоге, меня все-таки вырвало. Скорее всего, причиной этого явилось сотрясение мозга от того удара, который я получила накануне, или просто омерзение от присутствия постороннего предмета в моем рту, а может, сказывалось отравление углекислым газом, который все больше и больше наполнял эту замкнутую емкость. Голова моя кружилось, легкие горели, меня лихорадило, конечности слабели все больше и больше. Нужно было торопиться, если я хочу успеть сделать хоть что-нибудь, пока я в сознании. Я могла потерять его совершенно незаметно для себя. И тогда – это была бы верная смерть! Я немного полежала, собираясь с духом, потом, перешла к следующему пункту своего плана. «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю», – заявил в свое время Архимед. Точка опоры теперь у меня была, но насколько надежная, я пока не имела представления. Повернувшись чуть на бок и упираясь локтем в землю, а плечом и головой – в такой близкий потолок, я, буквально сворачивая шею, толкала тяжеленный камень над собой, от напряжения и отчаяния невольно крича и рыдая в голос... И – о чудо! – край плиты поддался, немного, совсем чуть-чуть: я почувствовала едва уловимое движение вверх. С неимоверными усилиями удерживая столь огромный вес, я нащупала пальцем боковую щель под плитой – маленькую, не больше половины дюйма. Теперь надо было придумать, что же туда подложить. Я попробовала просунуть ткань, которая выполняла роль моего кляпа, но не могла ее свернуть настолько туго, чтобы она удержала вес плиты, а слишком большой жгут впихнуть в щель моими слабыми сейчас пальцами было практически невозможно. Веревка, в которую я была замотана, также была слишком толстой! Дьявол! Я в отчаянии пошарила по земле вокруг себя – ни камешка, ни корешка, ни палки. Лишь какая-то охапка старой соломы... «Спокойно, Бошан! Неужели ты ничего не придумаешь?» Сдирая кожу с пальцев, я стащила с себя оба кольца и, взяла их в рот, боясь потерять. Потом, усиленно пыхтя и гортанно выкрикивая от натуги, я снова двинула плиту вверх и, положив одно кольцо на другое, быстро просунула эту пирамидку в образовавшуюся щель, поближе к середине плиты, молясь, чтобы кольца выдержали вес тяжеленного камня. Они выдержали, хвала Иисусу! Пока что... Но могли и расплющиться постепенно. Золото и серебро – мягкие металлы. Мне не хотелось сейчас думать об этом. В результате, щель возле моего носа оказалась размером где-то с дюйм. С учетом толщины пола, в котором утопало мое каменное надгробье, наверное, это было совсем немного. Скорее всего, судя по тяжести каменной плиты, толщина ее была не меньше фута, а может и более, но все равно, я почувствовала легкий приток воздуха. Поэтому я жадно, не обращая внимания на землю, сыпавшуюся мне в лицо, припала носом к образовавшемуся отверстию, судорожно втягивая тонкую, такую сладостную струйку воздуха. Еще и еще раз. «Эх! – подумала я, отплевываясь. – Мне нужно что-нибудь, что позволило бы дышать как пловцам, высунув наружу трубку. Господь, что бы это могло быть?» И тут я вспомнила о той соломе, которую нашарила сейчас. Странно, откуда она здесь? Может, опять стоит поблагодарить Фрэнка? На ощупь я нашла мягкий склизкий пучок и разворошила его, выбирая подходящие по размеру соломины. Есть ли среди них достаточно целые? Как же мне сейчас пригодился хотя бы какой-нибудь источник света, но расстраиваться по этому поводу было бесполезно – все равно он не появиться, сколько бы я не сокрушалась. В результате, сейчас я все делала, крепко зажмурив глаза, представляя при этом, будто я слепая: это позволило мне порядком расслабиться и легче мириться с непроглядной темнотой. Что ж, люди живут годами таким образом... Это тяжело, конечно, но не смертельно. Я вставила конец соломины в рот и вдохнула как следует, закрыв пальцем противоположное отверстие. Воздух втягивался, но с большим трудом. Значит, она была почти целая. Я испытала еще несколько, из которых выбрала три пожестче. Потом осторожно толкая, чтобы не сломать, просунула их в щель по одной и потянула через них воздух, словно коктейль через соломинку. Господь, получилось! Глоток свежего кислорода проник в мою грудь, вызывая такую эйфорию и умиротворение, которое я испытывала сейчас только при мыслях о Джейми! Мои надежды на спасение усилились, имея под собой веское основание. Теперь у меня появилось в запасе достаточно времени, чтобы он смог успеть разыскать меня до того, как я задохнусь в своих же собственных отходах жизнедеятельности. Ко всему прочему, я смогла впихнуть под левый угол над моей головой, который в итоге задрался выше всего, веревку для надежности: там хватало места теперь. Надеюсь, смерть от удушья мне уже не грозила: могила не была полностью замурована – я могла вдыхать воздух снаружи – и понимание этого являлось для меня величайшим облегчением: мои ноги и руки перестали вибрировать – я относительно успокоилась. Подсунув под себя моток веревки, я не лежала на голой и сырой земле, а дыхание мое более менее согревало это тесное пространство, так что я не слишком мерзла. Теперь мне оставалось только лежать спокойно, следить за дыханием, молится и ждать. Большего я уже сделать не могла. Вдох-выдох. Я лежала в глухой тишине и думала о Джейми. Представляла его теплую грудь, в которую я всегда могла уткнуться, ища умиротворения. Слышала стук его сердца, которое неизменно билось для меня с любовью, чувствовала ласковый свет его души рядом со своей. Вдох-выдох. «Дыши, Саксоночка», – шептал он мне. И я верила, он придет за мной. Он не может не прийти. Я не уловила тот момент, когда сознание постепенно оставило меня, соскользнув в темные лабиринты кошмара, путаясь в бредовых тошнотворных видениях. Наверное, все-таки сказывался недостаток кислорода и полученная травма головы... Я бежала по зыбкому льду или какой-то ломкой поверхности, а подо мной разверзся ад: невидимые склизкие чудовища поднимали свои пасти в попытке насытиться моей плотью, растерзать ее на части, и я ощущала, как эта тонкая грань подо мной готова была обрушиться в угоду их мимолетному торжеству. Я чувствовала себя былинкой в этом смертоносном водовороте, влекущем меня к погибели... Потом вдруг я обнаружила себя в узком и темном проходе, в толще горы, и чувствовала над собой гигантские массы горной породы, которые давили на меня, не давая вздохнуть. И я понимала, что мне нужно ползти вперед по этой тесной щели, которая сужалась все больше, и я осознавала с гнетущим ужасом, что обратной дороги уже нет, потому что я не смогу развернуться здесь, чтобы выйти. Проход становился все меньше, он стискивал меня со всех сторон, цеплялся за мою одежду, которая застревала все сильнее. А огромная толща земли надо мной все больше сдавливала меня, не оставляя мне никаких шансов. И я вдруг увидела, как из той неведомой темноты ко мне протянулась чья-то рука. Я не понимала, друг впереди или враг. Спасет он меня или затянет в свою смертельную ловушку... А я застряну в этой пещере навек. Я вздрагивала и, вырываясь из пелены видений, приходила в себя ненадолго, но жуткий сон все продолжался... теперь уже наяву: я по-прежнему была замурована. Но сквозь вязкую черную хмарь, непроглядно окутавшую меня, доносились слова, проникавшие прямо в мое сердце: «Дыши, Саксоночка, дыши... И верь, я приду за тобой». И я делала это.