ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

13, Триплтон-стрит Брикстон, Лондон 21 сентября, 1757 10:00 p.m. ЧЕРНЫЙ КАМЕРДИНЕР ДЖОНАТАНА РЕНДОЛЛА ПРИШЕЛ за ним тем же вечером. Джейми поднял на него глаза и замер, порядком изумленный. Внушительный негр был одет сейчас весьма живописно: цветастая круглая шапочка без полей, похожая на жёрнов, украшала коротко стриженую голову. Могучее тело скрывала свободная льняная рубаха, простой вырез которой был замысловато и пышно расшит узорами из мельчайших бусин. Ноги до самых щиколоток задрапированы в пеструю ткань, продолжающую рисунком яркий орнамент горловины. «Надо же, выглядит как килт, только длиннее», – мимоходом подумалось Фрейзеру. Но совсем даже не странное одеяние этого черного Голиафа повергло его в состояние беспокойства. В тусклом свете свечи можно было различить, как на глянцевых скулах камердинера, под глазами, выступали по три ряда крупных рельефных точек – очевидно, специально нанесенные шрамы. Сейчас они зачем-то были покрыты белой краской, что делало их похожими на ожерелье из жемчужин, крепленное прямо к черному лицу. Белая полоса той же краски пересекала лоснящийся лоб и, вклиниваясь в широкую переносицу, придавала отрешенному лицу африканца ритуально-мистический вид, напоминающий жутковатую маску какого-то таинственного существа. А в самом носу, между ноздрями – Иисус! – словно у быка, поблескивало аккуратное золотое кольцо. Кольца, по нескольку в каждом, украшали и большие растянутые мочки туземца, а на руках его позвякивали множество разнообразных браслетов, так же как ... – Джейми повел взгляд вниз, с понятным любопытством рассматривая сие явление – и на мощных темных щиколотках. Босые ступни с розовыми подошвами были разрисованы сверху белыми геометрическими узорами. Учтиво поклонившись, слуга с молчаливой невозмутимостью указал массивным подбородком на кисти гостя, от неожиданности судорожно впившегося пальцами в колени. Джейми глубоко вздохнул, решив ничему не удивляться – чего уж теперь – поднялся с кровати и послушно протянул вперед стиснутые кулаки. Оковы щелкнули на его запястьях, тяжко окольцевав, подобно неотвратимым браслетам судьбы. С особым трепетом он ощутил сейчас: одежды на нем самом не было вовсе, кроме любопытной конструкции на шее, сплетенной из мелких цепочек и определенно напоминающей ошейник, которую он получил из рук англичанина накануне. Хозяин дома так и не разрешил ему одеться, когда отправил в гостевую комнату отдыхать с дороги. И почему-то Фрейзеру не показалось это странным. Он чувствовал, сия мера – важная часть какого-то дьявольского ритуала, который воплощала изощренная фантазия Рендолла, и он принял ее безропотно, ощущая во всем теле необъяснимое томление от собственной абсолютной уязвимости. Было ли страшно ему сейчас? Да, было. Он осознавал, что, доверившись Рендоллу, попал в сокрушительную, безраздельную тьму, где обитало это падшее создание. Тьму гибельной неизвестности. Но страх, томивший душу Джейми, не имел значения совершенно, поскольку та душевная боль отверженного, которую он ощущал всем своим нутром, была гораздо сильнее. Гораздо. Настолько, что ожидание физической боли, призванной заглушить это, воспринималась им, Джейми Фрейзером, как благо. Он желал ее страстно и не намерен был останавливаться. Страх, боль, и его полная поверженность в беспощадных руках должны были стать искуплением. И освободить его. В земной жизни и, он хотел в это верить, за ее пределами... Тем не менее, сердце его тоскливо екнуло, когда камердинер с торжественной учтивостью пригласил Джейми следовать за собой. В полном молчании они шли по темному дому, и только зыбкий огонек свечи в руке черного гиганта освещал их недолгий путь. Позвякивание цепи, скрепившей кандалы на его запястьях, да еще звуки тяжелых шагов Сида по старым скрипучим половицам отдавались зловещим эхом в голове шотландца. Потому что там снова не было не единой мысли – все сейчас казалось Фрейзеру абсолютно пустым и суетным – только девственная чистота и готовность полного восприятия момента. Зачарованная отрешенность захватила его, подобно пленительному сну, в котором он был настроен смиренно принять все то, что Черный Джек Рендолл намеревался сотворить с ним в этот раз. Хотя тело его, Джейми чувствовал это, напротив, трепетало все отчетливее, будто сливаясь в унисон с робким пламенем одиноко плывущей во мраке свечи. «Словно путь в преисподнюю», – безучастно мелькнуло у него в голове, когда он, вслед за черным слугой, спускался все ниже и ниже, теперь уже по каменной лестнице, сырая кладка которой явно указывала на то, что это был ход в подвал. Сойдя по ступеням, они прошли под арку и – Джейми зябко поежился – оказались в холодном сыром коридоре, в который выходило несколько массивных дверей. Пахло влажными камнями, землей и плесенью. На первый взгляд Фрейзеру даже показалось, что это сумрачное подземелье больше, чем сам дом: сводчатый потолок пропадал во мраке. Дверь, у которой они остановились, ничем не отличалась от других – крепкие, потемневшие от времени доски, обитые поржавевшим железом. Джейми тревожно глянул на провожатого: ничего не выражало это темное лицо с поблескивающими в мерцании пламени, чуть красноватыми белками глаз. Узника охватило смятение, но он сдержался усилием воли, наблюдая, как Сид с трудом толкает тяжелую дверь. Она не была заперта, и медленно открылась с отвратительным тоскливым лязгом. «Дорога в ад...» – подумал Джейми снова и понял, что ему, оказывается, не все равно. Он не хочет туда! Но уже нет возможности вернуться. Мосты сожжены: он обнажен, скован и практически беспомощен в руках гиганта-камердинера. Кроме того, он дал слово и, прежде всего, самому себе... Сердце забилось так сильно, будто готово было выскочить из горла, заухало в висках, когда он сделал шаг вперед и, склонившись, чтобы не ударится головой о низкую притолоку, вошел в просторное помещение, подчиняясь церемонному приглашению отступившего в сторону слуги. На него пахнуло уютным сухим теплом, смешанным с запахом старого цемента, и, оглядевшись, он заметил: хотя стены и пол были по-прежнему сложены из камня, подвальная комната была довольно хорошо прогрета, отапливаемая тлеющими угольками большой жаровни посередине. Кроме того, в ней было достаточно светло. Освещение исходило от масляных светильников, закрепленных на стенах. В комнате имелось даже небольшое полукруглое оконце, правда, забранное решеткой, за которым уже вовсю сгустился ночной мрак. Но не это привлекло внимание узника, а то множество необычных предметов, которые были разложены на верстаках, аккуратно расставлены, развешены по стенам в удручающе-идеальном порядке. Предназначение одних было понятно: хлысты, плети, трости, щипцы, тиски и иглы всех калибров, а так же другие зловещие инструменты, явно предназначенные безжалостно терзать человеческую плоть. О назначении других можно было только догадываться, и догадки эти отнюдь не вызывали у Джейми радужного неведения, отозвавшись колкими мурашками по всему телу и тошнотворной судорогой в животе. Он задрожал, хотя холодно ему не было, и дрожь его значительно усилилась, когда он услышал, как взвизгнули поржавевшие дверные петли, и безнадежно лязгнул запираемый Сидом замок. Он резко обернулся, чтобы увидеть, что остался совершенно один в этой жуткой комнате. Зачем? Чего хотел от него Рендолл сейчас? Он мог только догадываться: ожидание считалось хуже самой смерти. Абсолютно голый посреди этого дьявольского места, один вид которого вызывал вселенский ужас, а волоски по всему телу встали дыбом. Он обнял себя за плечи, насколько позволила ему цепь на оковах, и снова огляделся, уже тоскливо. Его основательно замутило, пока его взгляд скользил по мрачному подвалу. Помещение было просто напичкано разными приспособлениями, и этот антураж вызывал самые гнетущие фантазии. С потолка свисали какие-то цепи, веревки, крюки. Посередине, рядом с жаровней, стоял грубо сколоченный широкий стол, по углам которого крепились широкие ременные петли, несомненно, для фиксации несчастных жертв. Такие же ремни располагались в прорезях столешницы на уровне горла и талии. Джейми ужаснулся, когда воспаленное воображение услужливо представило, как он не может шевельнуться, распятый в этих крепких привязях, в полной, безраздельной власти свирепого палача. Одна мысль теперь смятенно пульсировала в нем: «Какого черта он здесь делает? Зачем он пришел сюда? Добровольно! Он полный безумец, мать его! И главное, отсюда нет выхода теперь, нет спасения». Он невольно посмотрел на окошко: даже если бы он мог протиснуться туда, все равно решетку ему не преодолеть. Он с силой подергал дверь – тщетно. Она действительно была заперта настолько глухо, что вызвала новый приступ паники, и Джейми уже готов был безнадежно долбить ее кулаками, разбивая костяшки в кровь... С великим трудом он подавил сей недостойный порыв и, пытаясь прийти в себя, несколько раз шумно втянул ноздрями воздух. Это помогло немного, и он, наконец, заметил довольно неудобное кресло, похожее на трон, у дальней стены под окном. Не задумываясь об его предназначении, Джейми подошел и, тяжело опустившись на мягкий прохладный бархат, подпер голову рукой. Впившись в волосы холодными пальцами, он просидел так довольно долго, пытаясь как-то успокоиться. Он обещал себе не думать ни о чем и попытался вернуться к этому первозданному состоянию, сулившему желанную твердость духа. Он вспомнил, ради чего он здесь: воскресил то ощущение беспросветного блуждания в сумраке собственной никчемности, когда он совершенно не знал, за что зацепиться в его бесцельных скитаниях, полных отвращения к себе, жгучей душевной боли и бесконечных, тяжких унижений. Потеряв навсегда ту единственную для него ценность, его ушедшую жену, ставшую ненадолго его сердечным пристанищем, он, с тех пор, так и не нашел приветливую гавань, которая могла бы придать смысл его пустому прозябанию в безнадежной тягостной суете. Может, он сам был виноват в этом? Но... просто – он осознал это с острой тоской сейчас – ему было с чем сравнить. И планка эта, на беду его, стояла слишком высоко... Он постоянно чувствовал себя нечистым, даже сейчас, несмотря на то, что камердинер Рендолла, перед тем, как уложить спать этим утром, тщательно промыл его и снаружи, и... изнутри. Джейми передернулся от неловкости: он предпочел бы не вспоминать о той интимной и унизительной процедуре, которая ему ни капельки не понравилась. Но раз уж сказал «А»... пришлось подчиниться. Тем более, он осознавал ее полезность для всех участников планируемого действа. Да и, что греха таить, не осмелился особо спорить с гигантом-камердинером, который, кстати, вел себя при этом весьма учтиво. Джейми поднял голову и, взглянув направо, с удивлением осознал, что только одна стена была девственно чистой здесь, в напичканной разными пыточными орудиями комнате. Он с рассеянным интересом уставился туда: отупляющая, серая каменная кладка, где не на чем было остановить глаз. Ему вдруг пришел на ум Венворт и те нары с колючим жестким одеялом, ощущение которого под щекой не давало ему сорваться в призрачное безумие; одеялом, стиснутым судорожной хваткой пальцев, чтобы хоть немного смирить ощущение оглушительной боли и катастрофического вторжения чужой плоти в свое беспомощное, распластанное на животе тело. Впрочем, здешняя стена не была совсем свободной. Посередине, почти примыкая к ней, стояло сооружение, по иронии судьбы – или, скорее, дьявольской насмешке хозяина этого дома – напоминающее крест, названный Андреевским в честь святого апостола Андрея, считающегося покровителем Шотландии. Крест... с цепными оковами на его концах. Справа от данного сооружения, почти у самого пола располагалась еще одна интересная конструкция из темных, отполированных временем досок с тремя дырами в нем, весьма похожая на колодки. А слева – те же колодки, но на уровне роста полусогнутого человека. «Иисус твою ж Рузвельт Христос!» – как когда-то говорила его жена. Джейми вдруг пришла в голову ошеломительная мысль: «Для кого все это?» Неужели Рендолл знал, что Джейми, в конце концов, вернется к нему, и поэтому так серьезно подготовился? Неужели он был настолько уверен в падении шотландца? Добровольный пленник еще раз окинул взглядом комнату. Нет, не может быть, чтоб хозяин дома приобрел весь этот арсенал специально для него, Джейми Фрейзера. Наверняка, кровавые развлечения Рендолла уже вышли за рамки вожделения одного лишь человека. Не он был у Черного Джека первым, и не он, очевидно, будет последним. Зная Рендолла, странно было бы предполагать, что это не так. Все тщательно продумано, педантично подобрано, четко расположено и спланировано с дьявольским хладнокровием. Чему тут можно удивляться? Джейми вдруг с ужасом ощутил, как эта мысль кольнула его какой-то болезненной остротой, похожей на... ревность? ЧТО?! НЕТ! Он невольно хохотнул, мучительно скривившись, и потер ладонями лицо. Это просто дьявольский бред! Фрейзер почувствовал, как в душе всколыхнулось новая волна унижения: он всего лишь – ОДИН ИЗ МНОГИХ! Он вовсе НЕ БЫЛ ОСОБЕННЫМ для Черного Джека Рендолла, как почему-то всегда полагал. И – Господи Боже! – Джейми вдруг ощутил поток болезненного разочарования от этой мысли. Сейчас все выглядело так: им займутся – так уж и быть! – но только потому, что этого хочет сам Фрейзер, а вовсе не Джонатан Рендолл с его неуемным стремлением обладать непокорным шотландцем. И Джейми сейчас вынужден, наконец, признаться себе честно: так оно и есть! Краска залила пунцовым цветом его лицо – даже кончики ушей запылали: уже не спрячешься теперь за маской невинного мученика, невольно попавшего в руки одержимого палача. Джейми должен посмотреть правде в глаза: сейчас, как впрочем и всегда, это была его личная инициатива и, Христос... его тайное желание. И тогда он оказывается... КЕМ? Он боялся знать ответ на этот короткий, но страшный вопрос. Джейми с судорожным всхлипом втянул ртом воздух, будто ему не хватало дыхания. «Тогда, где он берет очередных жертв для своих жутких забав?» – возникла следующая трезвая мысль. Неужели, те попадают к нему добровольно, с полного своего согласия? Так же как и он сейчас? Джейми похолодел в отчаянном преддверии неотвратимости, ощутив вдруг удесятеренную тяжесть кандалов на своих руках. Или этот изувер, словно ядовитый паук, обманом заманивает несчастных в свои сети. Хотя... что ему мешает их покупать? Он подумал о странном камердинере, безмолвном и... бесконечно преданном. Абсолютно черном, как неотступная тень Рендолла, как глубинная суть его мерклой души. Было что-то дьявольски слаженное в этом тандеме хозяина и его помощника, будто две стороны одной медали. Четкий безжалостный механизм, основанный на союзе таких похожих и таких... разных стихий, и обладающий из-за этого столь уверенной силой, что Джейми вновь стало страшно. Настолько, что его бросило в жар. И он, к своему великому стыду и разочарованию, уже был готов сказать, что передумал, умолять англичанина, чтобы хозяин отпустил его восвояси, добавляя ко всем прочим безрадостным ощущениям великую долю презрения к самому себе... НЕТ! В тщетной попытке вернуть себе потерянное спокойствие, он откинулся в кресле и закрыл глаза. Ему нельзя поддаваться панике, он должен быть готов. Но каждая толика его сметенного естества вопила, словно тонущая в зловонной трясине беспомощная зверушка, изнемогающая в своих предсмертных судорогах. Господь! Он не был готов! НЕ БЫЛ! Из-за всех переживаний мозг неожиданно отключился, и Джейми не заметил, как уснул прямо там, в этом неловком кресле с прямой царственной спинкой, посреди комнаты, напичканной жуткими орудиями пыток. Провалился в сон настолько глубоко, что не слышал, как снова лязгнул замок. Очнулся он от гадкого ощущения, что кто-то рассматривает его совсем близко: так, что Джейми чувствовал тепло тела, склонившегося над ним. Повинуясь инстинкту солдата, Фрейзер, не успев ничего сообразить, вскочил быстро и резко, спросонья пилигая ошалелыми глазами. – Ха! Надо же, узнаю своего строптивого паренька! Сдается мне, только Джейми Фрейзер может уснуть посреди такой истинной, завораживающей красоты! Рендолл, которому пришлось срочно отшатнуться от стремительно подскочившего шотландца, чуть улыбнулся и гордо обвел рукой свой зловещий антураж, будто это был исключительный шедевр. – Как тебе мои владения, Джейми? Ты их оценил? Не правда ли впечатляет, мой драгоценный? – Н-д-да... Джейми, пытаясь прийти в себя, не сразу понял, где он и что с ним, и теперь, еще раз оглядевшись по сторонам, вновь ощутил жгуче ёкнувшее сердце. Он вспомнил! – Рендолл... я... – Тцс-тцс-тцсс... Как не хорошо... Джейми. Не заставляй меня напоминать тебе, как меня нужно называть. Мы же договорились. – Д-да... но я... – Что ты? Передумал? – и Рендолл вперился в Джейми круглыми черными глазами коршуна уже готового вовсю впиться в плоть жертвы, потом прищурился презрительно. – Позволь напомнить тебе, что это ТЫ пришел сейчас. САМ. Я не звал тебя, мой прекрасный. Ведь так?.. Никакого разочарования не было слышно в его вкрадчивом голосе. Простая констатация факта: равнодушная и лишь слегка раздраженная. Будто Джейми со своими глупыми выдумками отвлек его от очень важных дел, а ведь он, полковник Рендолл, весьма занятой и довольный жизнью, готов был лишь из любезности сделать одолжение своему... старому доброму знакомому. Джейми сглотнул, не в силах оторваться от темных завораживающих глаз, мерцавших в пламени светильников мистическим светом. Потом кивнул, словно кролик, под гипнотическим взглядом удава. Рендолл вздохнул с легкой досадой. Джейми заметил, что англичанин одет совершенно свободно: шелковый китайский халат на голое тело – белокожая волосатая грудь в распахе, полы едва прикрывают крепкие икры. Босые ступни в турецких домашних туфлях твердо, по-хозяйски расставлены. – Не знаю, по какой такой причине ты заявился, приятель, но если ты не готов, то, конечно, можешь передумать. Прямо сейчас, Джейми. Один раз и последний. Потом ничего отменить уже будет невозможно. Ни под каким видом. Даже если, – губы Рендолла чуть дрогнули в усмешке, – вздумаешь умалять. Джейми еще раз окинул взглядом подвал, почувствовав каждой клеточкой тела, воздействие всех мучительных орудий на свою плоть. Ему захотелось плакать от бессилия, потому что он четко осознавал, что не может сейчас уйти, испугаться, сбежать позорно и жалко. Он шел к этому слишком долго и теперь не имел такого права перед собой, перед страхом вечного презрения, которое и так уже вовсю переполняло грудь. И, вместе с тем, он чувствовал, как болезненное вожделение беспрестанно томило его, не давало покоя. Особенно тягостно было последнее время в Хиллоутере... Та благодать абсолютной покорности, которую он испытал уже не единожды и которую так неосмотрительно допустил в свое сердце. То разрешение на безоглядное, сладостное подчинение, которое он мог позволить себе – Джейми понимал это слишком ясно – только в близости с этим непостижимым, безжалостным человеком... Они, эти пленительные демоны непонятных ему желаний, алкали его, пожирали его, взывали к нему отовсюду, словно тихий плачь банши, муторный и дразнящий. И, впиваясь кровавыми когтями в его плоть, забирали навек его потерянную душу. Рендолл, с интересом наблюдая за переменами в лице своего необычного гостя, улыбался теперь весьма доброжелательно. – Ничего, мой прекрасный, – тон его голоса был по-отечески мягким, – это нормально... сомневаться. Я понимаю, тебе страшно, – он испытывающе взглянул на Джейми, – но вспомни, зачем ты пришел. Ты хотел постичь истину, кажется. Хотел постигнуть свою суть? Ведь так? Джейми стоял как соляной столб, практически полностью одеревенев, и едва смог изобразить в ответ легкий кивок. – Так что, ладно, положим, ты еще можешь сейчас выбирать, Джейми. Но учти. Это последнее твое решение в моем доме. Дальше решать за тебя буду я. Джейми почувствовал, как остро сжалось внутри. Вот так все просто и от этого – дико страшно. Голова закружилась, а в груди пыхнуло будто перед последним прыжком в бездну. Настал момент истины. Сейчас все случится, и это будет последний его выбор. Дальше он будет иметь дела лишь с последствиями. Какими бы они не были, это уже решать не ему, Джейми Фрейзеру. Он будет просто лететь беспомощно в эту бездонную пропасть, постигая каждый момент своего выбора, имея возможность принять его таким, каков он есть, и молиться. Был ли он готов? – опять вернулся он к тому же вопросу, кружась мыслями на этой адской карусели. Снова лязгнули дверные петли, и Джейми увидел, как в низкую дверь не спеша втискивается черный камердинер. Гигант был прикрыт спереди лишь небольшой набедренной повязкой, и Джейми снова различил какой-то непривычный глазу экзотический орнамент, искусно вытканный на плетеной поверхности ткани, дико и ярко контрастирующей с абсолютно голым, словно точеным из антрацита роскошным торсом африканца, блестевшим матовым шелком в подрагивающем свете фонарей. Мозаика многочисленных шрамов темными узелками гравировала на его атласном теле замысловатый, определенно магический узор. Комната сразу уменьшилась от его громоздкого присутствия. Безмолвный, он подошел и встал за спиной у Рендолла, смиренно склонив коротко стриженную курчавую голову с выбритым ритуальным рисунком на висках. Господь! – Как тебе сей великолепный экземпляр, а, Джейми? Ты уже заметил, насколько этот парень необычен? – усмехнулся Рендолл, заметив, как глаза узника медленно расширяются, а кадык судорожно дергается в непроходящем спазме. Потом, развернувшись вполоборота, он похлопал камердинера по мускулистому плечу, словно какого-нибудь жеребца, отличающегося исключительной, породистой статью. Глаза Черного Джека при этом горделиво загорелись, будто он демонстрировал самую драгоценную в доме вещь. – У себя на родине этот дикарь был не из простых. Хоть он и варвар, но являлся одним из вождей какого-то туземного племени, насколько я разбираюсь в этих узорах на их цветастых юбках. Как и ваши тартаны, Джейми, эти рисунки и... эти побрякушки, – Рендолл осторожно подцепил одно из колец в черном ухе, – говорят о высоком статусе в их примитивном обществе. – Наши тартаны говорят о принадлежности к клану, сэр. Джейми посмотрел на туземца по-настоящему заинтересовано, но тот продолжал спокойно стоять, опустив голову, будто его это совсем не касалось. – Да без разницы. Главное, могу тебя уверить, что этот громила предан мне безраздельно. Невероятно, но это так. Сказать тебе почему? Ну, спроси же... – Почему? – буркнул Джейми. Ссориться сейчас с Рендоллом ему совсем не хотелось, пусть себе, дьявол, наслаждается спектаклем. – Я спас его. Ты не поверишь, да?.. Вырвал из рук мерзавцев, которые вырезали ему язык и вот-вот уже намеревались выколоть глаза. А после этого и... вовсе оскопить. Варвары! Не знаю уж, чем он им так насолил, раз его хотели лишить этакой красоты. С этими словами Джонатан по-хозяйски запустил руку под узорчатую повязку невольника и сделал несколько энергичных ласкательных движений, демонстрируя. На что камердинер медленно поднял голову и вдруг улыбнулся Джейми – призывно и плотоядно – одним уголком своего большого губастого рта, почему-то вызывая этим в душе шотландца острый ошеломительный страх. – Я отвалил за него кучу денег, представь, и ни на секунду не пожалел об этом. – Рендолл бросил ласкать африканца и небрежно вытер руку об его набедренную повязку. – Сдается мне, вы с ним удивительно похожи, мой прекрасный, только масти у вас разные. Ну, что скажешь? Джейми неопределенно дернул плечами. Что тут ответить, он совершенно не представлял. – Ты же не будешь против, Джейми, если этот славный малыш нам поможет? Уверяю тебя, он просто мастер в своем деле. Художник, если можно так выразиться. Самозабвенный виртуоз. Признаться, я даже и мечтать не мог о таком помощнике. Джейми вперился в туземца с опаской, с трудом ворочая одуревшими мозгами. – Ну, так и что ты словно язык проглотил, мой милый? Ты видел все мои карты. Я открыт перед тобой. Решай уже что-нибудь, Джейми. Либо я пошел спать, – и Рендолл нарочито громко зевнул. – Я... я могу передумать, с-сэр? – голос шотландца был слишком сиплым, а мысли скакали вразброд. – Можешь. – А если я согласен, то что? – То, что и всегда, мой милый. НОЧЬ ПОЛНОЙ ПОКОРНОСТИ. Назад пути не будет. И никаких гарантий для твоей плоти я дать не могу. Но, обещаю, твоя душа сполна получит то, зачем ты пришел. Джейми, еще раз взглянув на экзотического помощника Черного Джека, вздохнул глубоко, ощущая, как голова его выписывает в воздухе непонятные знаки, то ли отрицательно мотая, то ли согласно кивая. И, сжав челюсть, оторвал свинцовую ногу от обрыва... – Хорошо. Я согласен... с-сэр. И склонил голову, совсем как темнокожий Сид за спиной у Рендолла. – О! Прекрасно, мой смелый мальчик, – полковник ущипнул его за подбородок двумя крепкими пальцами, коротко потрепал по щеке. – Выходит, я не сомневался в тебе. Ты по-прежнему отчаянный малый. Джейми содрогнулся от его снисходительных прикосновений и подумал о том, что вряд ли сейчас его можно таковым назвать, но по понятным причинам оставил при себе свое исключительно важное мнение. – Что ж, с этого момента ты не имеешь право голоса, мой драгоценный, – голос Черного Джека Рендолла вползал в его душу, как сладкий яд, заполоняя сознание, парализуя всполохи независимой воли. – Ты – никто... Пустое место. Слышишь меня? Послушная безмолвная вещь. Я волен делать с тобой, что пожелаю, и ты обязан мне подчиняться. Во всем. Так? Сердце опять рванулось в паническом спазме и больно ударилось в грудную клетку. Джейми, стиснув челюсть, смирил приступ и кивнул, не поднимая потухших глаз. – Да, сэр. – Если ты нарушишь это правило и... откроешь свой строптивый рот не только для того, чтобы взять туда член, будешь наказан дополнительно и жестоко. Обещаю тебе. Это понятно? – Д-да, сэр. – Что ж, ладно. Тогда начнем, пожалуй. Чего тянуть? Сдается мне, твоя ночь уже началась, – Рендолл многозначительно глянул на зарешеченное окно под потолком. Потом – Джейми ощутил, словно в муторном сне – полковник прочно, по-хозяйски, взял его за локоть и подвел к низким колодкам возле самого пола. – Теперь НИКАКОГО КОНТРОЛЯ БОЛЬШЕ, Джейми, милый... Полная покорность. Встань на колени. Сид сейчас все подготовит для нас. Для тебя... Он послушно выполнил все распоряжения, изо всех сил стараясь не осознавать, что полностью обездвижен сейчас, распят, словно какая-нибудь лягушка в странном сооружении, чувствуя, как неровности каменных плит остро впиваются в его согнутые колени, потому что они прикованы, болезненно разведены в сторону, и взгляд – КАК И ТОГДА! – безнадежно упирается в глухую кладку стены. – Ты же не против, мой прекрасный? Пока я буду просто смотреть... Хочу поручить это важное дело Сиду – разогреть тебя как следует, – донесся от кресла под окном спокойный голос полковника, и Джейми ощутил пряный аромат дорогого табака. – Не обессудь, но признаться, годы мои уже не те... Не для таких бурных развлечений, как в прошлом. Да... жаль. Было времечко. Сколько всего утрачено навсегда из-за нелепых предубеждений, а, Джейми? Это тебе наука: никогда нельзя терять времени даром, мой драгоценный. Но ты не переживай, – продолжил Рендолл, заметив, как узник неловко дернулся в своих оковах, – думаю, сегодня ты не будешь разочарован, да. Позволю себе судить по личному опыту, тебе наверняка понравится такая утонченная экзотика. Этот парень, повторяю, просто монстр. Я сам иногда с наслаждением отдаюсь в его изобретательные лапы. Все лучшее сегодня для тебя, мой милый!.. Джейми тут же забыл про свои мелкие неудобства, когда увидел краем глаза, как полностью обнаженный теперь Сид, снял со стены какой-то инструмент, выбрал еще кое-что с верстака и подошел к нему сзади, вызывая по всему телу пленника оторопь беспомощного ожидания. Тем более то, что выдавалось у негра между ног – чертов Рендолл совсем даже не преувеличивал! – вполне себе соответствовало внушительным размерам чернокожего камердинера. Джейми снова задергался безотчетно, чувствуя стылый ужас в своем сердце, но теперь он уже не мог выбирать... – Не волнуйся так! Когда ты будешь совсем готов, я не оставлю тебя без внимания, мой великолепный шотландец. Да. Обещаю, у нас впереди до-олгая сладкая ночь. Что ж, Сид! Думаю, ты можешь приступать, бездельник, а то наш... гмм... подопечный совсем уж измаялся. Джейми услышал короткий язвительный смешок Черного Джека Рендолла и ощутил, как в тот же момент, неистово обжигая, тело пронзила свирепая боль, потом еще одна и еще... побуждая беспомощно скованную плоть рычать и рваться прочь в бесплодной попытке избавления, а оглушенное сознание – нехотя смириться с неизбежным. И, после, раз за разом постигая гибельную безграничность возможного, покорно отпустить, выйти за пределы, пока рассудок, сметенный огненным натиском, не растворится, не рассыплется постепенно в мучительно-сладостном небытие.