ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

Поместье Хиллоутер, Озерный край, 25 марта 1758 года 04:00 p.m. «ИНТЕРЕСНО, КРОВАВЫЕ РАНЫ ХРИСТОВЫ, что такое, дьявол, с ним опять происходит?!» – Джейми вытер вспотевшие ладони о штаны с некоторой долей паники. Всего полгода прошло после того, прошлого раза, когда он на собственной шкуре испытал всю убийственную прелесть погружения в бездну своих темных влечений. Многочисленные шрамы на его теле были еще свежи. Он отдавал себе отчет, что еле остался жив тогда и, по большому счету, он понимал, КОГО должен в первую очередь благодарить за это... Уж точно не самого себя. Но в настоящий момент, усилием воли выбросив весь этот кошмар из головы, он вполне себе спокойно и размеренно проводил время в Хиллоутере, погрузившись – что было гораздо благотворнее – в повседневные заботы о лошадях, и был доволен такой безмятежной монотонной жизнью. Да, доволен, черт побери! Страсти в его душе почти улеглись, голова очистилась от безрассудных мыслей и, благодаря редким живительным встречам с Джоном, он, уже довольно долгое время, чувствовал себя свободным от своих странных, если не сказать больше, желаний. Пока не получил записку. Клочок бумаги, всколыхнувший в нем ту мрачную силу, заставившую его снова катастрофически потерять связь с реальностью. Такой чертовски благостной сейчас. Я здесь, мой драгоценный. Надеюсь, ты не упустишь свой шанс. Твой Дж. Р. Поместье Скелвит Ридж Христос! Джейми в изнеможении откинул голову на дощатую стену и, чтобы успокоится, потянул носом воздух, наполненный сладковатым запахом сена, а еще – свежеструганного дерева, нагретого полуденным солнцем: сарай, куда его посадили, был почти новым и весьма крепким. Он проверил. У него есть три часа, сказал Грей, чтобы раскаяться и достойно подготовиться к наказанию. Раскаивается ли он? Джейми тупо смотрел перед собой. Сквозь тонкие щели между досками проникали теплые весенние лучики, делая полумрак вокруг живописно располосованным этими удивительно прямыми потоками, загадочно и уютно клубящимися внутри мелкими искорками сенной пыли. Но Фрейзер не замечал никаких изысков в окружающей обстановке, потому что отрешенно уставился в одну точку усталым тоскливым взглядом, чувствуя ненависть. Глухую черную злобу. К себе. К своему малодушию. К чертову эгоизму, которые в единый миг прорвались наружу, стоило только появиться на горизонте зловещей тени неудержимого полковника. Он презирал себя за то, что не выдержал, сдался, и опять подставил Джона. Так незаслуженно сделал ему больно. Джейми уронил голову на скрещенные на коленях руки. Господь, какая же он скотина! С каким-то облегченным удовлетворением, он подумал об обещанном наказании, и теперь – хотя эти мысли вызывали у него откровенное беспокойство – перспектива болезненной и унизительной расплаты не выглядела такой уж плохой идеей на фоне всего. Джейми стиснул челюсти, почти желая этого сейчас. Не то чтобы он не боялся порки, только последний идиот не испугается той отчаянной свирепой боли, которую исторгает хлесткий прут из живой уязвимой плоти. Тем более, он вполне себе представлял, чего тут ожидать. Но он, изнемогая под вновь хлынувшим на него бременем вины, готов был заменить одну терзающую его боль на другую: ту, которую он готов был терпеть во искупление. Только бы Джон, мать его, не смалодушничал. Хотя нет, он не должен. Джейми вспомнил подрагивающие губы Грея, когда тот ярился, бедолага, практически лопаясь от своей отчаянной, со слезами бессилия на глазах, злости. Но на самом-то деле – шотландец видел это – бесконечный страх плескался в этих светлых глазах. Как и в тот момент, когда Джейми очнулся в своей постели, в их маленьком коттедже после первого побега, и с содроганием увидел полный растерянности и боли взгляд друга. И тогда он, Фрейзер, сам себе поклялся больше не совершать подобного. Только ради того, чтобы никогда не видеть эти обреченные глаза, из-за которых неумолимая совесть потом не давала ему спокойно спать ночами. Но Грей простил его тогда. Может, не забыл, но простил, окружая ненавязчивой дружеской заботой, и, тем самым, подарил ему несколько месяцев покоя, великодушно ничего не требуя взамен. У Джейми периодически возникал этот вопрос: надолго ли Джона хватит терпеть его безумную блажь? Шотландец усмехнулся: наверное, сейчас он как раз благополучно достиг тех самых пределов, судя по той внушительной дозе искупления, которую Грей назначил ему в результате. Пребывание в карцере, хотя б и многодневное, ещё куда ни шло. Это можно перетерпеть. Розги? Очевидно, не слишком-то приятная штука, но в конечном итоге, он и сам бы выдрал себя до бесчувствия сейчас. Если б смог. Но... – желудок узника сжался в гадком спазме – на самом деле, больше всего Джейми волновала обещанная публичность. «Пусть бы ублюдок высек его потихоньку, – думал он тоскливо, – например, в этом вот самом сарае. Ладно, хорошо, позвал бы еще кого-нибудь в помощники...» Сам бы он вряд ли смог причинить Джейми положенную в таких случаях боль. Но, дьявол, при всех этих... слугах поместья, многие из которых не слишком-то жаловали непонятного и «высокомерного» шотландца и готовы были от души порадоваться его поруганному достоинству. О, опять эти унизительные, скабрезные или, даже, без разницы, жалостливые взгляды – Джейми невольно передернуло – это было то, что по-настоящему заставляло нервничать и, так как выхода он не видел, вызывало в нем настоящий страх. Отец, помнится, часто практиковал порку своего непутевого отпрыска при посторонних и, кажется, Джейми должен был привыкнуть. Но он не привык. Абсолютное унижение, так же как и физическое страдание, всегда вызывало в нем, с одной стороны, желание исчезнуть, избежать, провалиться сквозь землю, но с другой – он чувствовал – это был простой и очевидный путь к прощению. Путь, сколь жестокий, столь же и эффективный. Ничего удивительного, что унижение, позор и боль каким-то образом слились в его голове с благостным ощущением искупления, которого он сейчас так жаждал. В результате, ожидание бесчестья давило его, практически стирало в порошок. Душа корчилась, сжираемая муками совести, выжигавшими на этом горьком костре тошнотворное отвращение к себе. Задница зудела от предвкушения. Он мог поздравить себя – его гребаные усилия не пропали даром: такого букета великолепных ощущений он не пожелал бы и врагу. Но... – что это за черт?! – кроме всего прочего, он чувствовал тонкий, такой предательский лучик, теплым мороком разливающийся по его внутренностям, заставлявший сладостной негой щемить низ живота, отключать сознательные порывы его совести. Зов плоти, который Фрейзер упорно отгонял, задвигал на дальние рубежи своего сознания. И чем больше он игнорировал сие неодолимое влечение, тем больше оно брало контроль под его телом, его мыслями, заставляло действовать их по собственной непредсказуемой прихоти. ЭТО сидело в нем и не давало жить спокойно и счастливо, как жили все нормальные люди. Да, несомненно, это было ОНО, то, что Черный Джек Рендолл заставлял его чувствовать в потоке боли и страха, безошибочно различая среди всего остального. Честно. Определять ЕГО в безумном хаосе чувств, терзающих сметённую душу. То, ради чего он так стремился к Рендоллу: вожделение, вызываемое его полной, непререкаемой, безысходной поверженностью. Которое лорд Джон Уильям Грей сейчас вдруг помог ощутить ему своим неожиданным вмешательством. Джейми вспомнил, как что-то перемелькнуло в тот самый момент в глазах англичанина, когда он, Джейми Фрейзер – Христос! – униженно выпрашивал свое помилование, и он готов был поклясться, что Грей был в едином шаге от того, чтобы отменить наказание. Но что-то сдержало его порыв. Неужели он увидел ЭТО в безликом взгляде Фрейзера? Уловил каким-то образом сии постыдные вибрации в самых черных глубинах его отравленной души? Господь! Но как? Как он смог почувствовать это, ублюдок? То, о чем Джейми сам не хотел признаваться даже себе? Неужели, это выглядит столь очевидным? Что ж, Джон, зараза, по-настоящему удивил его сегодня. И потом, это его странное обещание, что он «пойдет до конца». До какого такого, дьявол разнеси его английскую задницу, «конца», можно узнать? Вообще-то эти слова звучали вполне себе зловеще, и сердце узника опять обеспокоенно екнуло. Джейми знал на собственном опыте – его плечи зябко передернулись – при всей своей мягкости Джон Грей умел быть чертовски непреклонным, если возникала такая необходимость. Или когда его загоняли в угол. Главное, каким-то образом не оказаться в этот момент у него на пути. Не попасть, как говориться, под раздачу. А он, Фрейзер, похоже, как раз и попал. Вернее, – Джейми закатил на себя глаза – сам напросился, идиот. Дверь тихонько скрипнула, впустив яркий поток света и бодрого солдата-конвоира вместе с ним. – Мистер Маккензи, вам приказано явиться на место экзекуции, – звонко отчеканил крепкий краснощекий паренек, совсем еще мальчишка. – Попрошу вас встать и следовать за мной, сэр. Фрейзер нехотя поднялся, не в состоянии сдержать нервного спазма, заставившего горло резко сглотнуть, потом, прищурившись, вышел на воздух, насыщенный – вопреки удрученному состоянию узника – солнцем, раздольем и сладостными запахами неумолимо наступающей весны.