ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

Поместье Хиллоутер, Озерный край, 25 марта 1758 года 06:00 p.m. ДЖОН ОБЕССИЛЕНО РУХНУЛ В кресло и подпер вспотевший лоб ледяной ладонью. Его все еще потряхивало. Господь! Все закончилось на сегодня? Он это пережил? Его сердце не разорвалось на мелкие кровавые ошметки, когда ему пришлось наблюдать как человека, ради которого он бы с радостью взошел на костер, привели на задний двор за конюшнями, где уже собрались, праздно глазея, с десяток домашних слуг и несколько конюхов, привязали к лавке и позорно высекли? По его, Джона Грея, собственному приказу. Взвод солдат Грея, как и положено в таких случаях, торжественно стоял навытяжку. А пресловутый сержант Купер увлеченно распоряжался на экзекуции, раздавая громкие приказы своим подопечным. Джон, не глядя, пошарил в ящике стола, достал початую бутылку скотча и, вытащив пробку зубами, сделал несколько хороших глотков, даже не заметив обжигающего вкуса. Господь Милосердный, выходит, он, Джон Грей, чертов монстр? Раз смог сотворить такое со своим другом? Нет, верно, это был сон, проклятый сон и ему надлежит проснуться сейчас и немедля. Джон закрыл глаза, откинулся на спинку кресла, и картина вновь услужливо всплыла перед глазами. Что ж, надо отдать ему должное, ублюдок держался великолепно: с достоинством прошествовал в сопровождении конвоя к скамье, снисходительно улыбаясь, выслушал обвинение, потом, с легким презрением окинув взглядом столпившихся зрителей, улегся молча и дал себя привязать. И ничего, что это он, Джон Грей, в тот момент чувствовал себя как побитая собака, которую собираются заживо препарировать в анатомическом театре. Джон сглотнул поднимающийся по пищеводу тошнотворный позыв, залив его новой порцией алкоголя. Ну почему с этим Фрейзером всегда так сложно?! Ведь им так хорошо вместе! Да за что ему это, Господь?! За какие такие грехи? Впрочем, он был согласен, грехов у него, Грея, как раз было предостаточно. И он, наверное, отдал бы все на свете, чтобы заменить Фрейзера на этой лавке, потому что неизвестно еще, кому было больнее. Хотя изначально упертый мерзавец даже не подавал виду, пытаясь по своему обыкновению строптиво куражиться. «Ай!» – выкрикнул он нарочито громко – однако глаза его озадаченно пыхнули – когда сержант звучно залепил ему первую хворостину. Потом, сощурившись, шотландец в упор посмотрел на Грея и скривился в презрительной усмешке – сдается, хотел поерничать, дуралей упертый – но через десяток размашистых солдатских ударов забыл про свои шуточки и благополучно замолчал, определенно занятый лишь тем, чтобы не взвыть по-настоящему. Солдаты старались: по очереди хлестко и размеренно опускали прутья. Вообще-то Грей велел им не слишком усердствовать, чтобы не допустить кровавых рассечений, но все равно он отдавал себе отчет: то, что чувствует сейчас Фрейзер, определенно не может быть приятным. И это было заметно по пунцовому лицу шотландца, которое он усиленно прятал в согнутом локте, по вздувшимся жилам на шее, по надсадному дыханию, лишь видимым усилием его мятежного духа не срывающемуся в стон. А ему, Грею, так хотелось бежать подальше отсюда... Впрочем, сначала майор злорадно сжимал кулаки, в мстительном воодушевлении наблюдая, как Джейми сдержано ерзает и сжимается под жгучими прутьями. Обида на тот момент саднила в душе его с неистовой силой, и ему хотелось, чтобы шотландскому ублюдку по возможности было так же больно, как и ему, Грею, последние несколько часов. Но его, конечно, хватило ненадолго, стоило обормоту один раз еле слышно застонать, как лорда Джона накрыла самая настоящая паника. Да, черт побери, зачем он вообще затеял все это? Зачем он позволил так себя разозлить, чтобы довести до такого? Этот чертов дьявол опять вынудил его пойти у себя на поводу, сделать так, как хочет того он, Джейми, мать его, Фрейзер! Но нет, нет, – Джон задышал, успокаивая дрожь – это был его, Грея, собственный выбор. Ведь иначе... Рендолл с его дьявольским «шансом» заберет Джейми туда, откуда бедовому шотландцу не будет возврата. Навсегда. И он с каждым взмахом розги напоминал себе, ради чего все это. Но все равно становилось невыносимо тяжко, будто каждый удар кроваво впивался в его саднящее сердце. Понятно, что Грей, не выдержав обещанных Фрейзеру ста ударов, остановил экзекуцию на середине, хотя шотландец вроде бы как уже притерпелся и лежал, не шевелясь. Создавалось полное ощущение, что солдаты, зря тратя свои силы, просто хлещут по какой-то бесчувственной статуе, методично покрывая напряженные светлые ягодицы малиновыми полосами. Христос! На вспухшей коже уже начали проступать капельки крови! Но лишь ритмичное поверхностное дыхание бойца выдавало значительный дискомфорт Фрейзера. «Он ведь привычный, дьявол», – пытался успокоить себя Грей. Потому как, то, что творилось в душе Джона вовсе не походило на спокойствие. Скорее, на дьявольскую сковородку с кипящим маслом, где черти, визжа и забавляясь, жарили его изодранные в клочки внутренности. Весь в поту, оглушенный, майор наблюдал, как Джейми величественно поднимается со скамьи, натягивает бриджи и молча отвешивает изыскано-ироничный поклон в сторону любопытствующих зрителей. Потом он повернулся к Грею и замер в своей обычной, отвратительно-наглой манере: «Ну и что дальше?» И если бы Джон не видел, как пальцы шотландца еле уловимо подрагивают, когда тот, невозмутимый, приводит в порядок свою одежду, не заметил испарину, проступившую на шее, и всполохов израненной гордости в нарочито отрешенном взгляде, то решил бы, что Джейми каким-то невероятным образом потерял способность чувствовать вовсе. В него самого будто вонзили тысячу кинжалов, и Грей всем телом ощущал агонию, которая не давала его замороженным губам нормально шевелиться. Фрейзер посмотрел на него внимательно. И, кажется, Джон уловил в его взгляде... сожаление, когда тот отвел-таки присмиревший взгляд. – Отведите арестованного в подвал, мистер Дик, – приказал Грей одному из солдат, – для отбытия положенного срока заключения вплоть до моего распоряжения. Остальную часть наказания, мистер Маккензи получит через неделю. Что ж, можете расходиться, господа. На сегодня гхм-м… все закончено. Джон хотел сказать «спектакль закончен», но побоялся, что это будет выглядеть неуместно и предвзято в данном случае. Притихшие слуги побрели по своим делам, не решаясь вслух обсуждать происшествие. Но, Грей знал, вечером, расслабляясь за кружечкой эля, обязательно почешут языки. Как без этого. Публичная порка – событие редкое, хотя и не такое уж из ряда вон. «Господь, – он сглотнул, – надеюсь, все это быстро забудется». Хотя такое пикантное зрелище вряд ли можно быстро выкинуть из памяти, даже если постараться… Однажды Грей видел, как миссис Дансени приказала прилюдно высечь двух своих горничных. Бедные девушки тяжко стенали и визжали в голос, пока их безжалостно пороли одну за другой, а миледи стояла тут же и что-то выговаривала бедняжкам, поджав губы. Видимо их провинность была слишком велика, потому что обычно порка доставалась служанкам в приватной обстановке, и гораздо более щадящая. Грей предпочел быстро ретироваться, не слишком вдаваясь в подробности, но он хорошо запомнил этот неприятный инцидент, от которого потом долго щемило сердце. Хотя на следующий день Грей заметил, что наказанные девицы ничем не выдавали своего неудобства – были бодры, веселы и на редкость услужливы. Джон тогда подумал, что кое-что бывает явно на пользу иной раз. Хотя Джейми, несомненно, не тот человек, который заслуживал этакой кары. И разумеется, он, Джон Грей, предпочел бы оградить друга от жуткой показательной расправы. Но что здесь оставалось делать, Джон не представлял. Безнадега право слово… Раздался стук в дверь, и Грей вяло поднял пустой взгляд на посетителя. Ох, пожалуйста!.. Его Светлость не хотел сейчас никого видеть, тем более Исабель. Но глаза девушки светились таким участием, когда она взглянула в безжизненное лицо мужа, что майор малодушно позволил ей войти. Леди Джон приблизилась и в нежном утешении притянула его поникшую голову к груди, потом тихонько скользнула к нему на колени. – О, дорогой, я все видела. В окно. Ты из-за этого так расстроен?.. Женушка мягко провела костяшками по его щеке, и Грей понял, что плачет. – Я... я не могу делать такое... с людьми, – шмыгнув носом, горько пожаловался он. – Хотя мне вроде как положено. – Ты не виноват, – проговорила она и, прижимая его голову, гладила по волосам, целовала лоб и вспухшие мокрые веки. – Это твой долг. Маккензи сам должен был думать, что делает. – Угумс... Джон бессильно привалился к ее плечу, с неожиданным наслаждением внимая нехитрой ласке. Господь, все-таки есть человек на этом свете, который хоть немного стремится его понять! Хоть кому-то он небезразличен... – Этот странный конюх... он, похоже, вовсе сошел с ума, – с негодованием шептала она, поражая его своей проницательностью, как раз те слова, которые он так хотел сейчас слышать. – Он хороший человек, конечно. Но, ведет себя слишком дерзко. Невоспитанно! Подводит тебя... Уже который раз, Джон! Как же так можно?! Что это за безобразие такое! Ведь ты же поручился за него, а он тут вытворяет, что хочет! – Н-да... В том-то и проблема. – Согласись, если ты не приструнить его как следует, он может натворить много бед, этот бестолковый якобит. И сам к тому же пострадает больше всех... Ты же не хочешь, чтобы его отправили в Колонии? Нет? Тогда ты просто обязан был позаботиться об этом! – Да... конечно, – безучастно пробормотал Грей, вздыхая, и почувствовал, как в груди застрял тяжелый шмоток грязи. – Но на какую-то беду… так получилось... он мой друг, Исабель. – Ну, ну, не нужно винить себя, милый, – она взяла его лицо в свои теплые ладони. – Вообще-то друзья так не поступают. Ты столько для него сделал, а он… пользуется этим и ведет себя слишком нагло. Ох, Джон, ты слишком добр, золотко мое... Не принимай все так близко к сердцу. Поверь, все обязательно наладится. Джон нехотя поднял голову, и лицо Исабель оказалось совсем близко. Большие бархатные глаза озабоченно смотрели на него, а маленькие сочные губки ободряюще улыбались. Потом она перевела внимательный взгляд на его рот, и Джон невольно поддался интимности момента, ощутив теплые, осторожные прикосновения губ жены к своим горячим, припухшим от слез и виски губам. И вместе с этим в его раненой душе разлилось вдруг тихое успокоение. «Фрейзер, а и правда, не пошел бы ты к черту, сукин сын!» – подумал он, поднимаясь на ноги вместе с уютно прильнувшим к нему ласковым телом. Грей с наслаждением зарылся лицом в ароматные шелковистые волосы жены и бережно понес Исабель в их супружескую спальню.