ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

Поместье Хиллоутер, Озерный край, 26 марта 1758 года 10:00 p.m. ОН СИДЕЛ ВТОРЫЕ СУТКИ ТАМ, в мрачном грязном подвале, вроде бы наказанный дьявольски унизительно и мучительно прикованный цепью к стене, и, как это ни странно, был наполнен переживаниями, которые никак нельзя было назвать неприятными. На самом деле интимный полумрак и зловещая тишина этого места вкупе с его поверженным положением возбуждали в нем те самые, томительные, темные желания. Он жаждал – Все муки ада! Джейми ощущал это слишком ясно – быть еще больше растоптанным, поруганным, стертым практически в пыль. И чем больше возбуждалось его воображение, тем больше изнемогал он от страстного вожделения иметь рядом того, кто бы смог сейчас сотворить с ним такое. Понимающего, смелого, жестокого. И немедленно! Он вспомнил Рендолла и осознал, что значит выражение «быть готовым дико взвыть от тоски». От тяжкой свирепой безнадеги, которая пожирала его живьем. Потому что он видел, что между его одержимыми стремлениями и их реальным воплощением лежит безбрежная пропасть. Он пробовал молиться и почувствовал с горечью, что не имеет на это права: мысли его были непроглядно черны, язык – грязен, словно комок болотной слизи, а душа, он знал, окончательно пропала в этом дьявольском хаосе. И от этого ему еще больше хотелось жестокой расправы над своим гиблым никчемным телом, захваченным порочными демонами и недостойным существовать. Он чувствовал этот саднящий надрыв внутри – что это? обида? ненависть? презрение? – который бесконечно сжимал его грудь, не давая дышать. И который, он надеялся, удалось бы, наверное, заглушить еще более сильной телесной болью, или выдавить изнутри беспредельным унижением. Он не помнил, откуда это пришло. Сейчас ему казалось, что оно было с ним с самого рождения. Уже тем, что он родился и топчет этот мир, уничтожает все, что рядом: родителей, близких, друзей, своего ребенка, все живое. Господь! ВЕЧНО ВИНОВЕН. Уже фактом своего рождения. Джейми чуть наклонился вперед и почувствовал, как ошейник сдавил его горло, в висках запульсировало, перед глазами замелькали круги. Он – чертов ублюдок, который приносит несчастье, и с этим уже ничего нельзя поделать, только убить. Чтобы он не делал, как бы не старался – этого не искупить! Он понимал, что постепенно сходит с ума в долбаном подземелье, но держался из последних сил, отдавая дань тому, что было еще дорого в этом мире. Сжимал зубы и кулаки, плавясь от ненависти и желания. Впрочем, иногда ему казалось, что именно это желание и спасало его, давая силы жить дальше. И когда он окончательно погрузился в полное отчаяние и уже готов был сдаться, а плоть его буквально стенала, раздираемая надсадно, он вдруг услышал из глубины винного погреба приближающиеся твердые шаги. Которые были слишком знакомы, чтобы он не мог их узнать. Да, он узнал их, и все всколыхнулось в нем с неудержимой силой, непостижимой и благодатной. Он чувствовал – это была она, та самая надежда. Он не мог объяснить, откуда она взялась, но ощущение возникло где-то там, глубоко внутри, тонкое и нежное, как трепетная фиалка в капельках утренней росы, как тихая мелодия пробуждения, которая разливалась в нем живительным перезвоном и обещала, что он вовсе не проклят. И не останется один на один со своей бедой. И он увидел, что не ошибся. Он сразу понял, зачем Джон был здесь: разглядел это в его глазах, когда тот вошел – решимость и трепетный жар сердца. Они смотрели друг на друга некоторое время, пребывая в полном молчании, чтобы не разрушить случайно то, что так ясно возникло сейчас между ними: это сокровенное ощущение доверия, единения, сопричастности. Оно наполнило Джейми, обещая нечто волнующее, запретное и, вместе с тем, жизненно необходимое, будто умирающему от жажды путнику подарили глоток свежей, прохладной, невероятно вкусной воды. Джон постоял недолго у входа, кажется, собираясь с силами, и Джейми заметил, как англичанин явственно сглотнул. От этого маленького движения его горла у самого Джейми мурашки побежали по загривку, и конечности налились тяжестью. Но он упрямо не опускал своих глаз, страждущих, горящих неистово и призывно. «Господи, Джон, пожалуйста, пусть тебе хватит выдержки! Только не испугайся!» Но, Джон, похоже, и не думал отступать. Он приблизился медленно и остановился в паре шагов от заключенного, окинув его пристальным взглядом с головы до ног. Джейми по-прежнему смотрел на англичанина прямо и слегка вызывающе. Связь между ними стала так осязаема, что Джейми практически мог чувствовать ее на ощупь. Окончив свой молчаливый осмотр, Грей подошел к стене и снял с крюка кольцо, отпуская цепь на необходимую длину. Джейми ощутил некоторую свободу и склонился вперед, в изнеможении уронив голову на руки. Проклятье! Как же он, оказывается, устал сидеть, вытянувшись вверх всем телом! Но чертов Грей не дал ему ни минуты отдыха. – Встать! – услышал он голос майора, такой непривычно хриплый и низкий, что даже не узнал сначала. – Вставай, ублюдок! Живо! Джейми, обессилено пошатываясь корпусом, поднял голову. И виновато пожал плечами. Подняться он как раз был не в состоянии, кажется. – Встать, говорю, скотина ленивая! Фрейзер ощутил, как скулу его обожгла внушительная пощечина, потом еще одна и еще... Тяжелая голова моталась из стороны в сторону, наливаясь звенящим гулом от размеренных хлестких оплеух. – Да... да... хорошо, сэр. Только не бейте... – почти не чувствуя боли, забормотал он, стараясь закрываться скованными руками не слишком усердно, потому что ощущал, как все внутри сладостно сжимается от чуда исполненного вдруг желания, досель казавшегося таким несбыточным. – Простите. Я встану. Встану... Сейчас... После нескольких бесплодных попыток, он почувствовал, как довольно ощутимая сила рванула его за волосы вверх, так, что он охнул от боли, а потом грубо проволокла на середину маленькой камеры и снова бросила на колени. – Стой здесь, ублюдок! – Грей в красном мундире британского офицера, надменно возвышался над ним, грязным и измученным, покорно замершим на коленях, и определенно пугал своей непредсказуемостью. – И не смей на меня смотреть, дьявол! Не смей! Ты понял? Руки майора в белоснежных перчатках были чуть испачканы кровью. – Да, сэр. Джейми шмыгнул разбитым носом и поспешно потупился, краем глаза отслеживая опасные передвижения англичанина вокруг. Он понял, что невольно восхищается откровенной необузданной мощью этого, совсем незнакомого ему сейчас человека, которая взялась неизвестно из каких глубин познания Грея, делая таким достоверным этот захватывающий спектакль. Спектакль, не спектакль, а кровь из рассеченной губы, право слово – Джейми незаметно потрогал солоноватый отек языком – течет по-настоящему. И из носа тоже. Господь! Начало впечатляющее. Что вообще задумал англичанин? Ходит вокруг него нервно, будто ягуар выстукивает хвостом перед тем, как напасть. Грей остановился величественно прямо перед Фрейзером и нарочито медленно расстегнул широкий ремень, опоясывающий элегантный армейский сюртук, потом сложил его вдвое. Получилось многообещающе. Джейми завороженно смотрел на его действия, ощущая спазм в животе и всплеск томительного жара под ложечкой. – Что ты о себе возомнил? А? Кто позволил тебе нарушать чертов приказ? Как ты смеешь бегать, ублюдок проклятый! – майор со всего маху саданул ремнем по лицу, и Джейми, охнув от неожиданной боли, уткнулся щекой в собственное плечо. – А ну, стоять! Руки по швам, дерьмо! Отвечай! – Простите, сэр, – Джейми почувствовал, что вот прямо сейчас ему лучше даже не пытаться спорить, потому что Грей, кажется, все сильнее распалялся. – Больше этого не повториться, сэр! – и поспешно опустил скованные руки вниз. «Лихо! – с некоторой долей восхищения подумалось Джейми. – Господь милосердный, и где он этого набрался? Никогда не замечал за ним... этакой прыти». Глаз благополучно заплыл. – «Простите»?! И это все? Грей вновь запустил руку в глубину его взъерошенных прядей и больно потянул на себя, второй рукой опасно потрясая ремнем возле самой физиономии шотландца. Джейми сжал зубы и закряхтел недовольно, сощурившись от резкой боли в коже головы. Оковы на его руках тихонько позвякивали. – Думаешь, отделаешься всего лишь извинениями, мерзавец?! А? Да ты грязь будешь вылизывать с моих сапог, чтобы я тебя простил! Потемневшие глаза англичанина были слишком близко, и Джейми увидел, что Джон, похоже, разозлен по-настоящему. Или это только казалось, оттого, что взгляд ублюдка поблескивает весьма свирепо в свете фонаря, одиноко мерцавшего на дальней стене? Поэтому Фрейзер опять благоразумно промолчал, облизав пересохшие губы. Только позволил себе чуть-чуть пожать плечами, чем поверг Грея в очередной приступ холодного гнева. – Ах! Ты еще скалишься, предатель! Что ж! Пожалуй придется все же как следует занять твой рот, чтобы ты не слишком тут веселился, проклятый содомит. Он забросил ремень пленнику на плечо, потом отступил на шаг, не торопясь расстегнул нижние пуговицы мундира и гульфик на белых армейских штанах... Джейми внимательно смотрел, как вялый член в окружении светлой, курчавой растительности показался в прорези клапана. Потом шелковистая мягкая плоть недвусмысленно придвинулась к губам шотландца: «Давай!», и Грей снова жестко запустил пальцы в его шевелюру, направляя. Джейми почувствовал, как в нем вколыхнулось все: от макушки, терзаемой требовательными пальцами, до болезненно упертых в каменный пол коленей, а потом жаркой волной хлынуло обратно. Он с наслаждением потянул ноздрями, ощущая специфический, интимный, такой волнительный для него запах близости, который уже сам по себе действовал возбуждающе. Он понимал, что Грей, конечно, нервничает в непривычной для него роли, поэтому ему сложно по-настоящему возбудиться сейчас и нужно помочь. В таких действиях не было ничего экзотического – все это они проделывали не раз, когда ласкали друг друга в обычной обстановке – если бы не сей изысканный антураж насилия, который заводил безумно, делал происходящее умопомрачительно волнующим. Сознание плавилось на волнах наслаждения, и Джейми закрыл глаза, предоставив языку и губам действовать отдельно от разума, следуя по одному только творческому наитию. Как бы там ни было, он совершенно добровольно хотел доставить Джону возможное удовольствие, хотя бы в награду за такие трогательные старания по отношению к его, Фрейзера, сумасшедшим завихрениям. Полностью отдавшись занимательному процессу, Джейми лишь изредка приподнимал ресницы, чтобы увидеть, как Грей выгибается и дрожит, постанывая, пока его член наливается неуправляемой силой. Черт, кажется, проклятый англичанин сейчас вырвет ему все волосы! Или оторвет уши, за которые периодически судорожно цепляется. Но Джейми «мстил» ему тем, что удваивал свое усердие, и Грей уже начал беспомощно кряхтеть с долгим выдохом. Он и сам чувствовал эти золотые звездочки, вихрями струящиеся по телу, словно частички сенной пыли в солнечных потоках, которые наполняли сейчас его пульсирующие гениталии до краев. Особенно жаркие волны накатывали, когда он представлял, как выглядит сейчас со стороны, в цепях и ошейнике, смиренно стоящий на коленях и сосредоточенно услаждающий непотребные желания великолепного майора британской армии. Джейми тихо застонал от этой мысли и неосознанно вцепился в свой, порядком набрякший член, потирая его руками, отчего тяжелые кандалы на запястьях опять мягко звякнули. Вдруг он почувствовал, как Грей замер и начал мелко вибрировать всем телом в азарте приближающегося оргазма, и Джейми тут же быстро отстранился, не желая для него такой быстрой разрядки. Ну, уж нет! Это было бы слишком просто. Джон разочаровано застонал и снова попробовал прильнуть к его губам определенной частью тела, которая сейчас выглядела весьма внушительно, но Джейми, несмотря на давление, вывернулся, упрямо отворачиваясь и стискивая челюсть. Что ж, он отдавал себе отчет, что прерванный оргазм вызывает не слишком-то приятные впечатления и приготовился к последствиям. Провокация, несомненно, удалась. Грей сердито поджал вспухшие от вожделения губы, и глаза его блеснули холодно на раскрасневшемся лице. Майор снял с плеча узника ремень и опять многозначительно сложил его вдвое, но – Джейми с замиранием сердца заметил это – определенно пряжкой наружу. Потом медленно обошел вокруг смиренно стоявшего на коленях шотландца, и встал за его спиной. Джейми с опаской скосил глаза, хотя, конечно, теперь не мог видеть майора, но чувствовал затылком – а, еще больше, набрякшим местом пониже спины – его намерения, и от этого трепетная сладость предвкушения, усиленная банальным страхом, охватили его. Он уже знал, как это бывает, когда лорд Джон Грей подходит к делу чертовски ответственно. А Его Светлость, судя по всему, не собирался сейчас миндальничать. Джейми почувствовал сильный толчок в спину, от которого его ослабевшее в результате длительной неподвижности тело тут же потеряло равновесие, и он воткнулся ладонями в пол. Ощущая обидную беспомощность, Джейми почувствовал, как штаны сдернули с него резко и грубо, единым махом обнажая зад, все еще саднивший, между прочим, после знатной трепки, устроенной ему Греем всего лишь около суток назад. Ну ладно, что дальше, проклятый содомит? Вся его снисходительность вдруг пропала, после короткого свиста увесистая тяжесть влепилась в его тело. Ох! Это было... так неожиданно больно, что Фрейзер не удержался и пластом вытянулся на полу. – Поднимайся! – Джон не дал ему полностью отойти от удара. – Вернись на место, поганец! Джейми, оттягивая время, тихонько кряхтел и ерзал, потом приподнялся на локтях и подтянул колени, отследив реакцию Джона через плечо. Ему определенно должна была понравиться такая открытая поза: с точки зрения майора наверняка открывалось много чего интересного. Джейми не прогадал. Ноздри англичанина затрепетали, а глаза подернулись поволокой. И провокатор получил свою награду – второй удар был определенно крепче первого: даже пришлось застонать, хотя он боялся сделать это слишком громко, дабы не напугать Джона. Потом последовала еще серия жестких ударов, в результате которых Джейми резко вспотел, а в конце – стал слегка уворачиваться, потому как это становилось все нестерпимей, дьявол! Наконец, когда он начал так свирепо чувствовать свою задницу, будто, кроме этой несчастной части, у него не осталось больше ни единого осязаемого места на теле, Джон вдруг остановился, позволив Джейми немного восстановить дыхание, а заодно – попереживать. – Дьявол!.. – скрежеща зубами, наказуемый от души охал и корчился на полу, пока Джон расхаживал вокруг, словно чертов злобный павлин, выразительно помахивая ремнем и ритмично постукивая тяжелой пряжкой о ладонь. Потом, видимо решив, что отдыха уже достаточно, он не спеша встал над головой распростертого шотландца и мягко, но непреклонно наступил ему сапогом между лопаток, так, что Джейми буквально оказался вжатым щекой в склизкий камень пола. – Поднимай свою задницу, паразит! – отчеканил Грей, надавливая сильнее, так, что пленник не в силах был пошевелить верхней частью тела, зато постарался торопливо подставить нижнюю. – Ты жалкое ничтожество! Никчемный ублюдок! Откуда он знал, что так надо было сделать, Фрейзер не представлял. Какое-то гениальное наитие, мать его! Но Джейми почувствовал, как его просто подорвало, будто вскрылся жуткий, жгучий нарыв где-то у него в груди и полился наружу тягучими безостановочным потоком. Его буквально выворачивало. Он рыдал беззвучно прямо под неодолимым весом Грея, жестко стоявшем на его загривке, но тот, умничка, упорно ждал, периодически нажимая ногой еще сильнее и время от времени произнося что-нибудь гадкое и уничтожительное типа: «долбаного дерьма, до которого дотрагиваться мерзко» или «как еще такого гнусного засранца земля носит», и «блевать рядом с такой падалью и то позорно», чем ввергал Джейми в новый виток кровоточащих излияний. Наконец, когда шотландец стал затихать, ремень Джона снова добросовестно и смачно заходил по его седалищу, сопровождаемый поучительным речитативом: «Отдеру, паразит! Сегодня! Твою задницу! Как следует! Будешь знать! Как бегать! Подлый! Предатель! Клятво! Преступник!» Слова, усиленные весьма доходчивым сопровождением, впечатывались прямо в его мозг и, главное, Джейми был с ними полностью согласен. Тем более, ремень, теперь беспощадно ложась вдоль его тела, очень жгуче захлестывал верхнюю часть бедер. Зад Фрейзера отчаянно елозил по мере всех своих возможностей, но при таком положении вряд ли мог сильно увернуться. Благо Джон усердствовал не долго: видимо новая гениальная идея пришла в его светлую голову. Майор с усилием надавил шотландцу на шею: «Лежать, ублюдок! Не смей шевелиться!» И снова зашел к нему с тыла. Джейми ощутил как ремень, звякнув пряжкой, весомо лег на его поясницу. Потом почувствовал умопомрачительно прохладную ладонь Джона на своих пылающих ягодицах, которой он тихонько поглаживал зверски саднящую кожу. Фрейзер невольно потянулся к этой ласке всем телом. Последовал жесткий болезненный шлепок: «Не двигаться, я сказал, пес!» Джейми охнул, больше от невероятного ощущения, чем от острой боли, но двигаться перестал, только тихо постанывал, закрыв глаза, когда Джон взялся с силой мять его вконец замученный зад. Но, оказалось, по мнению Джона, тот был замучен не до самого конца, потому что Джейми почувствовал мягкое, хотя и не слишком приятное, вторжение вглубь тела сначала одним пальцем, потом двумя... Он, невольно сжался и привстал, но Джон снова с силой ухватил его за ягодицу: «Лежать!» И снова горячий шлепок, от которого хотелось увернуться, но Джейми послушно последовал приказу, охая и дрожа от болезненных манипуляций Грея с его анусом. «Терпи! Это твое наказание сейчас! И ты получишь его сполна!» – коротко отрезал Грей, опять смачно залепив ему пятерней. Голос «жестокого мерзавца» тоже терял внятность, видимо он и сам потихоньку увлекался процессом. Наконец, Грей достал до той сладостной точки внутри и надавил, заставив Джейми жарко задышать, раскрыться, и, невзирая на боль, которую проклятый англичанин причинял ему вторжением, двинуться неосознанно навстречу его пальцам всем своим жаждущим существом. Вернее, боль необъяснимым образом усилила ощущения многократно, захлестнув сознание яркой лавиной желания. Джон не стал медлить. Он, наконец, убрал пальцы, жестко шлепнув еще пару раз, с неудержимой мощью толкнулся в него, удерживая вильнувшие бедра. Смазки почти не было – кроме худо-бедно слюны Джона – Джейми жалобно замычал и, с силой закусив губу, снова съежился от резкой боли, пронзившей внутренности. Потом не выдержал и застонал, потому что Грей не намерен был останавливаться, чтобы дать ему привыкнуть, а продолжал грубо вторгаться в него снова и снова. Справедливо, на самом деле, это ведь было «насилие» и... это было его наказание. Сначала было невероятно больно. Из-за резкого напора Грея Джейми не успел расслабиться и еле терпел, чтобы не рваться. Хотя вырываться было особо-то некуда, поскольку Джон, стоя на коленях, навалился на него сверху и, решительно прижимая его голову за волосы и шею к самому полу, заставил беспомощно вжаться щекой в грязную каменную плиту. Но потом, в какой-то неуловимый миг новый всплеск сладкой неги, стократно усиленной таким мучительным дискомфортом, заполонил его, туманя рассудок напрочь. И Джейми стонал и кряхтел в голос, уже не сдерживаясь совершенно, не столько уже от боли, сколько от безмерного, оглушительного наслаждения, которое вдруг испытал, благодаря тому, что родной по-сути человек так сладко терзал и мучил его, вместе с тем давая его телу и душе полное доверие и защищенность. То, что происходило, было его поразительным открытием на тот момент, и Джейми, предавался этим восхитительным переживаниям, ошалев от множества неведомых ощущений, в которые ввергал его чертов англичанин, сокрушительно вторгающийся сзади в его смиренную податливую плоть. При этом, уткнувшись щекой в грязный пол, беспомощный и поверженный, он плавился, будто сталь в огненном жерле, под натиском невероятной силы, которую так самозабвенно отдавал ему Джон. Потом, когда Грей, наконец, отпустил его, доведенного до полного опустошения, Джейми бессильно повалился на бок и затих, не в силах шевельнуться. Даже не в состоянии натянуть чертовы штаны обратно. Так и лежал, не замечая, что щеки его мокры от бесконечно стекающих слез, смешанных с кровью, потом и нечистотами замызганного пола. – Джейми... – Грей присел возле него и тихонько потормошил за плечо. – Джейми, ты как? – Уйди... – шевельнул губами Фрейзер, не открывая глаз, и, засыпая умиротворенный, услышал легкие удаляющиеся шаги.