ДЕМОНОВ НЕ ВЫБИРАЮТ ИЛИ ПОД СЕНЬЮ ДРЕМЛЮЩЕЙ ДУШИ

***

– ГОСПОДИ, СУКИН ТЫ СЫН, Фрейзер! Надеюсь, ногти твои не ядовиты? – М-м-м?.. Что такое? Они расслабленно лежали возле огня, все еще источающего ровное живительное тепло. Джейми дремал, лицом к костру, а Грей полулежал за ним, задумчиво подперев голову. – Спина болит ко всем чертям, – хмыкнув, пожаловался он. – Ты мне ее расцарапал, кажется. Надеюсь, не до крови. И плечо вон чуть не прокусил, – Джон, морщась, потер все еще яркие следы от зубов. – Точно синяк будет. Как мне теперь объясняться с Исабель? – Ну... я ж не специально... – голос Фрейзера звучал невнятно. – Нечего было меня доводить... – Не специально? – Ну да. Закрутил клапан до полной невменяемости, – Джейми хохотнул еле слышно. – Как думаешь, что случится? А? Мой котел просто взорвался. И где ты такому научился, а, Джон? – Похоже, это ты меня вдохновляешь, бродяга, когда становишься таким... – Джон склонился над ним, шепча прямо в ухо, – таким… безудержным. ААА… Просто мороз по коже. Шотландец невольно поежился от щекотки, потом пробормотал смущенно, хотя в его тоне чувствовалось тепло улыбки: – Скажешь тоже... – Да. Кажется, я готов на все, чтобы увидеть тебя таким, Джейми. Тебе, правда, понравилось? Джон поднял руку, чтобы коснуться спутанных рыжих волос, играющих в пламенном свете медными бликами, но передумал почему-то. – Не то слово, парень. Не то слово. Кажется, я никогда такого не испытывал. Правда. – Я рад, – Грей подавил вздох. – А теперь... можно я немного посплю, Джон, просто... язык уже не ворочается... – Сейчас поспишь. Погоди. Решившись, Джон вылез из-под теплого одеяла и, подобравшись к седельным сумкам, грудой стоящим возле дерева, вытащил какой-то свиток. Потом вернулся и положил его на постель, перед носом обессиленного шотландца. – С днем рождения тебя, Джейми Фрейзер. – Чего? – Джейми встрепенулся и повернулся к нему, ошарашенно тараща глаза. Джон улыбался, но какая-то затаенная боль плескалась в глубине его глаз. Или может это были отсветы потухающего костра? – С днем рождения, – повторил он тихо. – Черт! А какой сегодня день? – Первое мая. И он уже почти кончился, конечно. Но я хотел, чтобы он был для тебя особенным. Джейми, мигом забыв про сон, сел на ложе из шкур и пледов. – А ты откуда знаешь, что у меня день рождения первого мая? Джон усмехнулся снисходительно. – Ну... если помнишь, я вел твое дело в Ардсмуре... Это была моя прямая обязанность – знать все о своих, гм-м... подопечных. Тем более, таких важных, как ты. – Ах, да! Точно! Что ж... Спасибо. Вот не ожидал. Я и сам забыл об этом, на самом деле. Правда, спасибо, Джон. День прошел отлично. У меня, кажется, давно уже не было такого замечательного дня рождения. Грей опять как-то тяжко вздохнул, и Джейми внимательно глянул на него, потом перевел глаза на свиток. – А это что такое, м? – настороженно поинтересовался он, неуверенно поднимая тяжелую пергаментную бумагу. – Твой подарок. – Подарок? – Фрейзер почесал всклокоченный затылок. – Не многовато ли на сегодня? – Этот самый главный, – заметно было, как Грей весь напрягся в ожидании. – Ну, будешь читать? Джейми медленно развернул хрустящий свиток, в котором филигранной вязью были выписаны слова. Сердце бешено забилось в груди, а ровные, черно-красные строчки, словно пронизанные капельками проступившей крови, поплыли перед глазами. – Королевский указ... повелеваю... властью, данной мне Богом и людьми... помиловать... бывшего мятежника и преступника Короны Джеймса Александра Малкольма Маккензи Фрейзера... Господь! Что это Джон?.. – Джейми машинально взглянул на подпись. – Георг II Ганноверский... король Великобритании и Ирландии... Второе февраля... тысяча семьсот пятьдесят восьмого года. Расфокусированным взглядом Джейми обвел темный лес, застывший в зловещей тишине, сверкающее далекими звездами небо, лицо Джона, который улыбался мягкой грустной улыбкой. Мир кружился. Он не мог вздохнуть. Боже! Столько лет, оказывается, он жил под этим безумным гнетом, что забыл, как это... дышать полной грудью. – Это твое помилование Джейми. Ты свободен, друг мой. И можешь... вернуться домой. Голос Джона звучал слишком далеко сквозь непрерывный звон в ушах. Джейми помотал головой, снова тупо уставясь на бесстрастный каллиграфический текст. – Это шутка, скажи мне? Боже! Нельзя так шутить, Джон. Ты ведь знаешь, такими вещами не шутят. – Конечно, не шутят. Я и не собирался. Это Хэл. По правде говоря, он добился твоего освобождения и привез указ. Я узнал об этом неделю назад. Прости, что не сказал сразу. Но просто... хотелось сделать тебе сюрприз. Чертов Хэл, на самом деле, поставил его перед фактом, жестоким и катастрофически безнадежным. «Он должен уехать, Джон. Я не хочу еще одного скандала из-за твоей безумной прихоти. Ты подвергаешь опасности всю семью. И потом... я не хотел бы любоваться на твое повешение, брат. Ты ведь понимаешь, что играешь с огнем». Да, он понимал. Знал, что играет... знал, что подставляет... знал, что... все это плохо кончится. Наверное. Но сейчас, по крайне мере, в его жизни была надежда, и он не мог ее предать. Тогда он, в порыве, чуть не сжег эту чертову бумагу, но вовремя остановился. Джейми, конечно, должен решить сам. Хотя Грей всем сердцем понимал, что это конец, и малодушно тянул, сколько мог, боясь его решения. Где-то, в глубине своей потухшей души, он сознавал неизбежное: выбор шотландца очевиден... – И тебе это удалось, – Фрейзер выглядел настолько потерянным, что Джон даже испугался. – Постой, ты что, не рад? Джейми! – Как не рад... Конечно, рад, – пробормотал шотландец, в полной прострации выпутываясь из одеяла, потом рассеяно потянулся за одеждой. – Прости, Джон. Мне, кажется, надо побыть одному, если ты не против. Джон молча смотрел, как Фрейзер удаляется вдоль темного берега, заросшего ракитником и камышами, переплетенного корнями подмытых паводком сосен, потом завернулся с головой в одеяло и со стоном повалился на постель, еще хранившую теплый запах, такой драгоценный для его сердца. Но правда в том, что он так и не смог заснуть в эту ночь и, терзаясь в тоске и звенящем одиночестве, ворочал с боку на бок свое измученное тело по жесткой холодной подстилке.