Когда звезды погаснут

      – Твой отец бывал в передрягах и похуже, – Видумави, по своему обыкновению, неслышно подошла со спины и обняла сына.       – Он умирает, – голос будущего короля Гондора звучал прискорбно, будто бы он уже оплакивал покойного отца в родовой усыпальнице.       Валакар тем временем тихо посапывал в постели. Лицо его постепенно превращалось в подобие белого мрамора, что используют при возведении колонн в королевских покоях. Несмотря на впалые щеки и изрезанное морщинами лицо, отец Эльдакара держался все также величаво. Полулежа он расположился на богато-вышитых подушках, казалось будто бы он все еще осматривает свои покои с присущей ему ворчливостью. Видумави, держа его за иссохшую руку, все ждала, когда же Валакар откроет глаза, устроится поудобнее и невозмутимо прохрипит: «Видумави, свет моих очей, я же просил меньше, меньше блеска и позолоты в моих покоях, ты же знаешь, я не выношу этого».       – Он очнется, – только для короля Видумави была той, кого он полюбил много лет назад, для двора и своего сына она была уже фактически вдовой и называли её Галадвен.       – Часто же он говорил мне: «когда-нибудь ты займёшь мое место». А я не верил, до самого конца, – Эльдакар в последний раз взглянул на отца, тело его при этом пробрало дрожью, он словно на мгновение почувствовал как очутился в далеком детстве, где все казалось таким большим и холодным в этих залах и покоях, – я должен идти.       – Иди, – Галадвен все сжимала руку мужа в надежде согреть его, – этой ночью королевство ждет беззвездное небо.       Эльдакар взглянул в окно. За пеленой густых туч и горных вершин развернулся бордовый закат, казалось, что он зависнет над ломанными вершинами навечно, но с течением времени он лишь угасал, и к горной цепи все быстрее подбирался холодный сумеречный свет. Подобно угасающему закату король Гондора исчезал, бледная его кожа будто бы терялась среди оттенков вечерней синевы, а величественная борода превращалась в подобие застывшего пуха.       – Иди же, мой король, – Галадвен посмотрела на сына, в сумерках лицо его вдруг приобрело по-хорошему старческие черты, что хранили в себе некую мудрость и величественность. Но стоило ей зажечь свечу, как перед ней предстал неопытный юноша, которого она так хорошо знала все эти годы.       Чуть погодя, Эльдакар скрипнул дверью и вышел вон. Еще долго мать слышала как за дверью снуют служанки.       Властитель Гондора, Валакар, пережил беззвездную ночь 1431 года Третьей Эпохи.       – Ваш отец примет меня? – Кастамир убрал прядь волос с лица и прямо взглянул на наследника трона Гондора. Слабая улыбка на лице адмирала не ослабевала с возрастом, казалось, будто он так и остался тем ребенком, что так усердно возился с оравой корабликов на берегу.       – Сегодня он принимает лордов севера в столице, – Эльдакар запустил руку в густую бороду, за год он словно поседел, горожане даже по ошибке принимали его за короля, завидев посеребреные кончики волос.       Кастамир прибыл в Минас Тирит глубокой ночью. На его сапогах еще сохла дорожная грязь и ошметки мокрой травы. Выглядел адмирал словно высушенный лимон, волосы его давно почернели, а загар приобрел нездоровый медный оттенок. Многие годы он провел в море, и Эльдакар давно ничего не слышал о своем брате. Говорят, что даже сам король Гондора никогда не возымеет столько уважения среди южан, как адмирал флота Гондора. С приездом брата Эльдакар почувствовал некую поддержку извне: сотни кораблей стояли теперь за его отцом, Валакаром, а значит несогласные при дворе заметно поутихнут.       – Мой король, – Кастамир запнулся, – брат. Я хочу сообщить тебе прискорбную весть. Её я должен был донести до твоего отца, но, боюсь, потом будет слишком поздно, – адмирал слабо улыбнулся и взглянул на острые носки своих сапог.       – Будущий король. Мой отец планирует сделать ещё так много, и я, – Эльдакар задумался, – верю в него. О чем вы хотели поговорить, брат мой?       – О вашей матери.       – Матери? – наследник трона Гондора почти не поменялся в лице, но заметно потерялся, и взгляд его обратился к серому небосводу, – тучи собираются, пройдемте внутрь, – взяв под руку брата, Эльдакар направился к Белому Древу.       В один миг весь мир содрогнулся. Крупные капли дождя застучали по выложенным белым мрамором дорожкам. Витиеватые барельефы вдруг потемнели, лица королей и высокородных лордов словно потеряли свой объем и начали сливаться с плоскими стенами. Среди серого мокрого камня Белое Древо оставалось единственной яркой звездой в городе, белые листья его отливали серебром даже в пасмурную погоду. Прямо под деревом зеленел небольшой луг, чуть ли не единственный участок с живыми растениями во всей крепости. Темное-серые тучи то и дело загорались и гремели под каменными сводами и крышами домов. Кривые линии словно раз за разом разрезали мир на рваные куски, ослепляя зевак и детей бедняков. За каждой сверкающей линией в небе следовал гром, что исходил подобно удару из под наковальни. Сплошной щит угрюмых туч навис над королевством еще не на одну ночь.       – Вы хотели поговорить о моей матери? – Эльдакар поежился и поправил темный плащ, – велите слугам соорудить навес.       – В последний раз я видел Белое Древо много лет назад, еще мальчишкой.       Эльдакар ничего не ответил. Он лишь поправил волосы, в ожидании настоящего разговора.       – Ваша мать. Ах да, – за этими словами последовала внеочередная слабая и неуместная улыбка, – южные лорды нелестно отзываются о вашей матери. Боюсь, они далеки от жизни королевского двора, но многие ставят под сомнение её происхождение, – как можно вежливее Кастамир подходил к сути разговора, – если говорить на языке простаков, то вашу мать недолюбливают, считают недостойной ложа короля Гондора, – синеватые мешки под глазами придавали загорелому адмиралу усталый вид.       – Это лишь злые языки. Если б каждого лорда, что был недоволен браком моего отца, он вздергивал на виселице, то Гондор уже лишился бы значительной части своей знатной верхушки, – Эльдакар попытался сделать непринужденный вид.       – Я повесил одного из своих лордов, – на мгновение Кастамир приоткрыл рот, но потом снова грустно улыбнулся, – он оскорбил вашу мать прилюдно, – адмирал задрожал от холода.       – Да кто-нибудь, принесите уже этот чертов навес! – Свой мимолётный приступ праведной злобы Эльдакар направил в сторону рассеянных слуг. Спустя секунд пять молчания у Белого Древа слуги поставили расшитый белым цветочным узором Гондора навес.       – Брат мой, примите мой совет, прошу вас. Езжайте с отцом и матерью на юг. Присутствие короля рядом с королевой притупит ядовитое южное жало недовольства, – у Кастамира задрожали руки, он почувствовал как кончики пальцев буквально онемели.       – Я с радостью приму ваш совет и сегодня же поговорю с отцом, – Эльдакар, почти полностью промокший, лишь изредка ежился от сырости, – климат здесь не сахар, да?       – Лучше, чем на палубе корабля в открытом штормовом море.       – И не поспоришь, – наследник трона Гондора улыбнулся и похлопал брата по плечу.       – Я лично встречу их, – Валакар с трудом поднялся с кровати, ноги его плохо слушались и то и дело подкашивались, а дрожащая рука крепко сжимала деревянную трость.       – Ты же знаешь, северяне не любят торжественность королевских приёмов, – Видумави поправила свое темно-зеленое платье из дешевой ткани и легко подхватила мужа за руку.       – Я знаю, знаю, – король запнулся и взглянул на супругу, – твои глаза, – она мягко улыбнулась, – такие холодные, но такие яркие и живые, будто лесная ягода во льду, – Валакар смахнул прядь волос с её белого лба, – смотря на Видумави старый король словно молодел лицом. При слабом волнении огоньков единственного подсвечника, по обыкновению холодные и бледные лица супругов выглядели по-весеннему свежо. Даже траурные тучи и печальные белые глыбы Осгилиата отходили на задний план и превращались в просто хмурые, скучные театральные декорации замшелого старого театра на отшибе. В синеватых оттенках королевских палат даже благородная бледность лица Видумави не казалась такой серой и безжизненной, наоборот – в окружении темных простыней лицо её, подобно вечерней звезде, слабо сияло.       Она посмотрела на своего мужа.       – Я помню, как ты впервые пришёл ко двору моего отца. С ног до головы в блестящих, белых доспехах, ты придерживал одной рукой черный плащ, полы которого были усеяны первыми, мерцающими на солнце снежинками. Несмотря на отношение к северянам в Гондоре, ты преклонил колено пред мои отцом и склонил голову. А он в ответ горячо улыбнулся, – Видумави задумалась, – ты покорил север и мое сердце одним своим появлением при дворе.       – Я был настолько хорош? – Валакар хрипло засмеялся, – когда мой отец известил меня о будущем отъезде, я не поверил. На север? До этого момента я почти не выходил за ворота столицы. Внезапно из непокорного кареглазого мальчишки я превратился в настоящего северянина, неистового воина и защитника правды.       – Но твой сын совсем не похож на тебя, – устало вздохнула Видумави.       – Он станет королем, – задумался Валакар, – скоро станет.       – Но он наивен, пылок и охотно появляется при дворе, то и дело заговаривая с высокородными ровесниками и ровесницами. В нём нет той смелой жилки, что так присуща тебе.       – Он еще станет королем, чьё имя прогремит на весь мир еще больше, чем в свое время прогремело моё, – Валакар мягко коснулся губами холодного лба Видумави. За дверью кто-то тихо шепнул «король отдыхает».       «Тяни её!» – Послышалось откуда-то с улицы. Несколько мужчин, по колено в грязи, толкали старую повозку. Слякоть и сырость царила в предрассветных сумерках окраин Осгилиата. Грязь пузырилась в еще свежих лужах. Вода стекала с кривеньких крыш бедняков и заполняла придорожные канавки, изрытую ямами дорогу, ведущую к выложенным белым камнем улицам города. Трава вокруг будто бы в страхе все прижималась к мокрой земле, опасаясь, что какой-нибудь прохожий в пьяном угаре всем телом рухнет наземь, похоронив под собой все живое.       По улочкам окраин гордо вышагивал внук Валакара и сын Эльдакара, Орнендил. Белокурый молодой мужчина в ярких, богато скроенных одеждах и кожаных сапогах с выделяющимся длинным носком. Даже кошелек, и тот был расшит богатым орнаментом из луговых цветов. В толпе бедняков, конюхов и бродячих торговцев, мелькая яркими цветами и удлиненными красными рукавами, Орнендил вышагивал широко, чуть сгибая ноги в коленях. Благодаря манере ходьбы, внук Валакара шел почти в ногу с самыми бедными людьми Гондора по направлению к дряхлой маленькой повозке.       От повозки несло жуткой вонью. Здесь разливали суп и раздавали черствый хлеб нищим. Встав в очередь за похлебкой Орнендил оглянулся, за ним стоял амбал под два метра, что смотрел на него с осуждением в подслеповатых глазах. Неуверенно он расчесывал красные гниющие ранки на руках. Недолго думая, молодой наследник трона Гондора улыбнулся незнакомцу, когда тот слабо улыбнулся в ответ, Орнендил заметил ряд гниющих кривых зубов, половина из которых, вероятно, была утеряна в пьяной драке у таверны. Словно случайные коварные рифы, темные зубы криво торчали в разные стороны. Оторвав взгляд от стоящего позади него человека, Орнендил, неожиданно для всех, протиснулся вперед, мягко отодвигая людей в разные стороны. Когда он добрался до самой повозки с похлебкой, люди сзади недоумевающе уставились на него, а кто-то уже схватился за лежачий на земле камень.       – Народ Гондора недостоин этой отвратной похлебки, предназначенной свиньям, – всех присутствующих Орнендил наградил пьяной улыбкой, – я ваш будущий король, и я пекусь о своем народе, как никто другой, – молодой наследник перешёл на крик, – ни мой отец, ни мой дед никогда не заботились о вас так, как это делаю я, – на слове «я» Орнендил пошатнулся, но быстро пришёл в себя и выпрямился, хоть и дрожа всем телом, – вот, вот подтверждение моей, за-а-а... забот... забо-о-ты о своём драгоценном народе, – сын Эльдакара сорвал с пояса кошелёк и швырнул его в голодную толпу.       В следующее мгновение он почувствовал в животе резкую, острую боль, вызванную, вероятно, запахом отвратной похлебки. Орнендил оглянулся, и у него закружилась голова, а звон в ушах заглушил крики дерущихся за кошелёк бедняков.       – Пора баиньки, – шепнул некто на ухо и взял будущего короля под руку.       В толпе кто-то истошно завопил. На лицах бывших просителей и прокажённых мелькнула темная кровь, что явно им не принадлежала. В центре толпы, полностью измазанный в грязи и помоях лежал труп амбала. Счастливчик поймал кошелёк. Ему свернули шею.       – Это измена, – равнодушно заявил человек, облаченный в черное, – вы заявили во всеуслышание, что и вашему деду, и вашему отцу наплевать на простой люд, – человека, что непривычно тихо возвещал Орнендила о его пьяных выходках, звали Бертолф.       – Даже в пьяном тумане я говорю с народом языком правды, истинной и необъятной.       – Вы красиво говорите, мой господин, но, боюсь, ваш дед не оценит изящности вашего слога. Он не привык обращаться с пером, его главное оружие – меч.       Бертолф и Орнендил сидели у камина. Поеживаясь молодой наследник все больше вжимался в деревянное кресло. То и дело он вставал, доливая себе в бокал ароматного вина. Пил Орнендил также, не в меру осушая один сосуд за другим. Единственное, что изменилось, так это его отношение к алкоголю. Теперь он, каждый раз поднося к губам бокал, застывал на мгновение, а в глазах его мелькал танцующий огонёк камина. Бертолф потянулся. Почти бесшумно он покинул своё кресло и подобрал свисающий конец бордового бархата, чтобы тот не угодил в огненную пасть, что ненасытно пожирала полено за поленом. «Королевский цвет», – мелькнуло в голове у Бертолфа, когда он аккуратно провёл рукой по бархатному полотну. Вдруг из камина раздалась серия щелчков, к ногам ощутимо подобрался жар, Орнендил отодвинул кресло.       – Нравится? Возьми, – молодой наследник махнул рукой в сторону бархатного полотна, которое пару мгновений назад свисало над камином.       – Ваш отец будет здесь с минуты на минуту, – слова своего господина Бертолф пропустил мимо ушей, – пол Осгилиата говорит о том, что вы хулите за спиной отца весь королевский двор.       – Я был пьян, – закричал Орнендил, держа бокал с вином в левой руке.       За дверью кто-то забубнил. Послышались чьи-то тяжёлые шаги, а затем робкий лепет служанок. После секундного затишья дверь скрипнула. В проёме показался Валакар, дед Орнендила, король Гондора.       – Если бы ты не был моим внуком, – Валакар не был зол. Опираясь на деревянную трость, он тяжко выдыхал и из под светло-серых бровей угрюмо глядел на Орнендила, – я бы осудил тебя, не будь я твоим дедом, и был бы прав.       Камин опустел, огонь в нём совсем поутих. Бертолф склонил пред королём голову. В покоях воцарился полумрак.       Расталкивая слуг, по коридору застучал каблуками Эльдакар, придерживая свой плащ он вошёл за отцом в спальню своего сына.       – Я отправлю его на север. Пусть набирается опыта. Там его научат уму-разуму. И владение клинком твой сынок тоже значительно поулучшит, – Валакар плеснул в свой бокал немного вина и с сожалением выдохнул.       Король Гондора стоял на открытом балконе в окружении своего сына и его брата, Кастамира. Навстречу им дул холодный, сухой воздух, что подбрасывал хрустящие листья вверх и свистел по бочкам. Снизу знаменосцы уже выстроились и были готовы встретить все северное воинство, что было приглашено на пир самим королём. Десятки юнош, будущих Стражей Цитадели плотным строем подняли копья и знамёна к угрюмому небу.       Люди на улицах Осгилиата с предвосхищением следили за волнением и за общей подготовкой к вечернему торжеству. Впервые за долгое время здесь видели эмблемы Элендиля, что носили лишь благороднейшие мужи Минас Тирита. Их доспехи сверкали даже сейчас, когда тучи вновь плотно сковали небосвод, не давая свету проникать сквозь. Начищенные до блеска нагрудники, шлемы, почти идеально подбитые мехом черные плащи до самой земли, каменные лица и копья, что доставали своим остриём до потолка – именно эти вещи заставляли бегающих вокруг мальчишек робеть пред «живыми статуями», которые протянулись по обеим сторонам центральной улицы.       – Эдгар, брат Галадвен, владыка Рованиона, – возвестил Валакар, подняв кубок одной рукой.       И грянул гром. Тучи разразились ливнем.