Разрушители стереотипов

К приезду Вадима я готовилась, как к принятию иностранного посла. Я вам скажу, рисовать стрелки, когда в целости только одна рука — занятие то еще. В итоге красила меня Полина. Красиво, чего уж там, я бы и с четырьмя руками так хорошо не справилась. Злая тетя-врач позудела, что превратили палату в проходной двор. Мы, между прочим, в часы посещения! Покой мне, видите ли, нужен… Он нам только снится!  — А он какой? — Полина сначала долго ерзала на кровати, несколько раз открывая и закрывая рот, но все же выжала из себя вопрос. — Ну, красивый, умный, веселый?  — Ну, — я задумалась, стараясь расставить приоритеты. — Да. Наверное, даже в равной степени.  — Давно вы вместе? — вместе мы только уроки Еське учим. Ну, или ходим куда-нибудь, если я очень настаиваю.  — Мы не встречаемся, — прикусив губу, заметила я. Это говорить так неприятно… — Он просто одноклассник.  — Нуууу, — девушка поморщилась. — Так неинтересно! Если и красивый, и умный, и веселый, и ехать готов за тридевять земель… Надо брать!  — А если не берется? — со вздохом спросила я. Подъехать Аленский обещал к пяти, сейчас три, а я уже готова. По крайней мере, выгляжу много лучше, чем в последние дни. Не для Сережи же мне прихорашиваться, честное слово! Я даже волосы выпрямила Полининым утюжком. Если базовая косметика у меня была в сумке во время поездки, то ни о чем громоздком и нужном в дальней перспективе я как-то не подумала. Никто бы не подумал, наверное… Если внешне я была во всеоружии, то внутренности продолжал долбить червь сомнений. Я тут от нечего делать выпросила у Арты старые фотографии Леры. Красивая… Запоминающаяся какая-то. Я, конечно, серостью себя назвать не могу, но и неизгладимое впечатление произвести одной внешностью вряд ли сумею. А такие, как она, умеют. Одной внешностью, одним взглядом, одной фразой. Непременно колкой и ироничной. Во всяком случае, такое впечатление производила девушка с фото.  — А если не берется, то есть всегда капкан, — произнесла девушка ритмично, точно детский стишок. — Ну, ты же девушка, включи свое женское обаяние.  — А если я, как жуткий бодипозитив, хочу, чтобы меня приняли такой, какая я есть? — я сама поморщилась от неприятного сравнения. Такой, какая есть, но не такой, какие есть они.  — Ну, он же сюда едет, а не на Сахалин бежит, пользуясь возможностью, — девушка пожала плечами. — Значит, его все устраивает. — Ты можешь убрать с тумбочки вкусняшки, соблазн совершить ограбление слишком велик.  — Угу, — я побросала продукты в ящик. — Просто понимаешь… Он такой человек… За ним… Все время бежать надо. Он вроде и не от тебя, просто по своим делам, но ты все равно как будто всегда догоняешь, стремишься не отстать…  — А он не ждет? — девушка на мгновение сдвинула брови к переносице, а затем пересела поближе ко мне. — То есть бежать одному ему нравится?  — Вот этого я и не понимаю, — честно ответила я. — Нельзя сказать, что совсем не ждет. Он даже может вернуться назад немного, чтобы бежать на равных. Но потом опять увеличивает дистанцию, как будто забывая про меня. В общем, если без метафор, то ему и со мной хорошо, и без меня неплохо. А мне не нравится, когда без меня.  — А здесь он по твоей теории для чего? — напряженно спросила девушка.  — Да я сама не пойму. Может, все мои размышления — чистое накручивание, а он ко мне очень даже хорошо относится. Или это банальная вежливость и участие к тому, кто столько времени рядом шарахается. Не знаю… Не знаю…  — Ну, тут главное без резких движений, — задумчиво проговорила Полина. — Не руби с плеча, присмотрись. Желательно — чистым взглядом, без «каждое его слово может быть использовано против него».  — Если бы это было так просто, как ты говоришь, — пробурчала я. — Сменим тему? Тему мы сменили, но легче мне не становилось. Все мысли все равно крутились вокруг одного и того же. Бессмысленный анализ разговоров, действий, ситуаций… Да любую фразу можно при желании трактовать как угодно! В зависимости от того, какие эмоции сейчас брали верх над разумом, я то с детской наивностью объясняла себе каждую его фразу, как знак интереса и симпатии, то начинала искать скрытый негативный посыл в каждом жесте. Вместо того, чтобы с нетерпением ждать приезда, хлопая в… ладошь гипсом, я пыталась хотя бы мысли в порядок привести, чтобы не ляпнуть что-нибудь странно-агрессивное вместо приветствия. В конце концов, если у него и есть задние мысли, то он привез их с собой в другой город, а мог бы сидеть с ними ровно на диване и периодически писать заинтересованные сообщения, как это делает Прохоров. Вон, Егор каждый день сюда ходит, я же такого мандража не испытываю. А он тоже и красивый, и веселый, и заинтересованный, и с цветами… Я только что вспомнила, что на тумбочке возле меня стоит огромный букет нежно-розовых роз. Признаюсь, розы я не очень-то люблю, но менее приятным сюрприз не становился. Еще в тумбочке стоял большой яркий желейный фруктовый торт. И желе я ни в каком виде тоже не люблю, но он ведь старался! А старание всяко важнее «подходимости» подарка. Была у меня мысль букет убрать, но я сразу же спрятала ее в самые далекие уголки головы. Пусть знает, что он все-таки не последняя надежды девы постпенсионного возраста, а то и правда начнет много о себе думать. Как Прохоров тот же… А тем временем час X настал. Стоило Вадиму появиться, как Полина тут же нашла себе срочное занятие за пределами палаты, оставив меня наедине с Аленским и моими тараканами. А им, между прочим, встречаться с тем, кто их развел, вовсе нежелательно! Они начинают слишком громко радоваться ему и подозревать его же во всех грехах одновременно. А это мешает думать!  — Как в школе? Субботина, Арта сказала, неожиданно захворала? Лечит приступы дружелюбия? — все же я смогла собрать в голове цельную фразу.  — Ну, Кирилл ничего не говорит, — парень пожал плечами, беспардонно устроившись на кровати Полины. — То ли учителя не в курсе, то ли серьезное что, не хотят обсуждать.  — А на замену что, поставили кого? — я физически чувствовала, как отстраненная тема для разговора заводит нас в тупик даже лучше, чем мои тараканы.  — Нет, обещают на той неделе. А ты когда выписываешься-то? — а! Между прочим, Сережа меня порадовал вчера.  — Ну, мне тут врач зудел-зудел, страшные вещи рассказывал-рассказывал, а в итоге через неделю выпишет. Как сказал «если буду хорошо себя вести» и ничего не будет болеть, — похвалилась я. — Правда, ходить придется в корсете, но «ходить»!  — А про то, что сидеть нельзя? — ты-то откуда знаешь? — Я в интернете читал.  — А, — я с трудом сдержала улыбку. Значит, интересуется, переживает! — Да сидеть можно постепенно, но в такой позе, что стоять реально дешевле.  — Точно можно? — не, не передергивай. Мне, конечно, забота приятна, но не когда, как с дурачком.  — Точно можно, — с нажимом ответила я и тут же перевела тему, чтобы разговор не замер на некрасивом моменте. — Маша и Леша солистку нашли новую?  — Они и не искали, — парень мотнул головой. — Следующий этап конкурса в конце ноября, ты успеешь вернуться, концерт через три недели. Ну, не захочешь выступать, снимут вас да и все, войдут в положение. Вообще, этот разговор дискомфорта у меня не вызывал, темы сменяли одна другую, от неприятных моментов мы легко и быстро отталкивались, уводя беседу в далекое от них русло. Пару раз Аленский все же перебарщивал с заботой, так что мне приходилось отстаивать свое право на самостоятельность, но это у него, скорее всего, привычка. Старший брат, как никак. В целом же все прошло хорошо, уже минут через пятнадцать все мои сомнения в искренности Вадима испарились. Просто стало не до них. На цветы он, к слову, косился добрых полтора часа и в итоге все же спросил, кого из местных я уже успела покорить. О Егоре я сказала буквально в двух словах, но эти два слова были исключительно хвалебно-восторженными. В конце концов, он заслужил уважения хотя бы ежедневными визитами! Много говорить я не хотела, все-таки задачей было заострить внимание на том, что я девочка, а не на конкретном мальчике. Не могу сказать, что в Вадиме прямо ревность взыграла, но во время разговора он все же еще пару посмотрел на цветы с долей недовольства. Ну, большего мне и не надо, доводить дело до разборок я совсем не хотела. Мне кажется, это ничего, кроме невысокого интеллектуального уровня Аленского не продемонстрировало бы. А тем временем срок моего пребывания в самом белом помещении в моей жизни, не спеша, подходил к концу, чему я была очень рада. Чем ближе был день выписки, тем более в радость были все занятия с Сережей, тем более вкусной казалась больничная еда, тем более сносной становилась связь (что меня особенно удивляло). Да даже вредная тетка со внешностью испанки уже не казалась такой вредной! А еще мне показалось, что между ней и Сережей что-то есть, но это уже так — недодомыслы из недонаблюдений. Кроме того, я всеми силами пыталась подработать Купидоном, периодически капая на мозги Полине рассказами о том, что нерадивого водителя стоит если не простить, то хотя бы выслушать. Не выходило… Видела моя вечно заполненная тумбочка, я делала все, что могла, но девушка оставалась непреклонна. Парень приходил еще раз, якобы уточнить мое самочувствие, но Полина смотрела на него так, что он даже мой краткий отчет о здоровье выслушал с трудом. Жалко пацана… За два дня до выписки к нам подселили женщину лет тридцати пяти с переломом ноги. Проблемы у нее в жизни было, казалось, всего две — перелом ноги и мы с Полиной. То громко говорим, то делаем не то, то я уронила кружку, а она почти уснула, то Полина дверью хлопнула случайно… Первый раз в жизни было такое стойкое желание дать кому-то по голове костылем… Удерживали меня только уголовный кодекс и постельный режим. При этом, когда ей звонили и о чем-то спрашивали, то вид у нее был такой, словно она сейчас минимум судьбу нашего континента решала. Но при этом с деланной легкостью, будто этим самым континентом она может и пожертвовать ради достижения суперцели. К радости Полины, ее от нас перевели. Буквально за пару часов до моей выписки, надо сказать. Удалялась она с лицом, с которым уезжают из глубокой деревни неглупые, но крайне неприятные люди. Мол — я на коне, а вы остались здесь. Надо же, не думала, что тетя ее возраста может всерьез конкурировать с подростками. А еще в последний день уже привычно пришел Егор. Правда, в этот раз какой-то грустный. С таким же букетом розовых роз и небольшой плюшевой собакой. Я сразу же озвучила, что назову ее Ромашкой, а сокращенно — Ромой. Почему-то так захотелось. Парень шуточно-угрожающим тоном заметил, что так легко я от него не отделаюсь и что он уже ждет меня на ближайшем этапе «Возрождения». Признаться, я и сама буду рада снова увидеться. Главное, не в белой палате. Устала уже людей встречать взмахом гипса в положении трупа, пытающегося дотянуться до яблока на ветке. Родители, к слову, жили в гостинице до последнего, навещая меня порой по несколько раз на дню, параллельно утешая Полину рассказами о том, что из вкусного ей можно есть. Список был небольшой, но ее все же радовал. Кроме того, заскучавшие по работе родители, кажется, готовы уже были чужих пациентов из приемной воровать. Надо сказать, их заслугам отдали должное, потому как и папу, и маму только при мне пару раз звали что-то посмотреть. Само собой «посмотреть» и «полечить» — вещи разные, но родителям и это было за счастье. Из этого города я уезжала, прижимая к себе новоиспеченную Ромашку. Позади меня лежал огромный букет цветов, которые я не люблю, но которые дарили радость одним своим присутствием. Полина мне столько успела рассказать об этом месте, что я, видевшая только ДК, яркую вывеску и приближающуюся машину, могла, кажется, безошибочно найти здесь что угодно. Этот город, эта больница, эти люди… Все это стало каким-то близким. Конечно, до родного города этому далеко, но и чувства необразованного захолустья у меня не осталось и близко. Смотря в окно, я думала, что хотела бы сюда вернуться, увидеть этот город не за стеклом. Но это потом. Сейчас — домой. В родные стены, к родным людям, к еще не совсем родной, но уже и не чужой школе. К деду и прабабушке, которых видела только через мутно-квадратиковый экран монитора. К заботливому Аленскому, вредному Прохорову и дружелюбной Грининой. К физике, которую я не понимаю, и физкультуре, на которую теперь уже совсем официально не хожу. Просто — домой.

Конец второй части