Разрушители стереотипов

— Эрик Павлович Веснин родился в пригороде Парижа в 1928-м году, — сонным голосом вещала сине-чулочная учительница. Видимо, если засунуть в программу побольше псевдоэлитарных предметов, то уровень школы станет еще выше. У нас было факультативное искусство. Ну, я и пошла сдуру, а здесь вот эта тетя. Я не сомневаюсь, что она прочитала очень много умных, заморочных книжек по теме, но какая же она скучная. У Марьи-Искусницы, как ее здесь называли, была тугая русая коса, впалые нерадостные глаза и одежда очень-очень овер-сайз. В ее кабинете картины висели на стенах, стояли у этих самых стен, закрывали часть каждого окна… И вся эта атмосфера исчезала, стоило учительнице войти и начать заунывно-отпевающим голосом воспроизводить заученный текст.  — В 1946 году молодой Эрик Павлович принимает решение вернуться в Россию. Семья, как могла, противилась его решению, но желание жить на Родине было слишком сильным… Это любимый косяк абсолютно всех справочников и биографий Эрика. Никто его решению не противился, к его выбору всегда относились с уважением. Предупредили, что все может пойти не лучшим образом, предостерегли от лишних иллюзий, но никогда не пытались всерьез остановить. Но так ведь менее пафосно, ведь Эрику в жизни проблем своих не хватало!  — В этом же году он встречает свою будущую любовь. Ульяна Георгиевна Андреева была простой девушкой из народа. Не закончившая школу красавица привлекла молодого художника своей простотой, — чего? — Всю жизнь Ульяна Георгиевна была при муже, оставаясь его главной музой… Да что она несет-то? Какой еще простотой она его привлекла? Школу она не закончила из-за войны, а не по глупости, которую тут белой нитью пропагандирует эта женщина. К слову, чуть позже она не то, что школу, она университет закончит, что на тот момент было огромной редкостью. «При муже» она, блин, была. Да Ульяна до семидесяти лет в цирке проработала, всю жизнь ему посвятила. Да о ее жизни можно отдельную книгу писать, а здесь… Я, конечно, понимаю, что ее история сейчас не является приоритетной, но хоть пару слов... Это же и Эрика раскроет! Меня распирало. С одной стороны, я могу закатить здесь истерику, опустив учительницу в глазах окружения до уровня недоучки. Но что это изменит в целом? Как считали многие, читающие через строчку, что Эрик — никем непонятый творец, женатый чуть не на доярке, так и останется, а я скандалисткой буду, которая человека обидела... Просто именно сейчас заело. Родственники сегодня приехали. Благо, на встречу самолета-вестника Апокалипсиса меня не потащили. Ульяну тоже было решено оставить дома. Пусть лучше угощения готовит, чем слушает ежегодное нытье по поводу всего — от погоды до медленного обслуживания в ближайшем магазине. Нинет не считает, что в гости с пустыми руками ходят, но и серьезно по поводу гостинцев не заморачивается. Например, мне ежегодно перепадают абсолютно одинаковые шоколадки с джемом внутри, хотя я такие терпеть не могу. Бабушке — прихватка. Справедливости ради, они хотя бы разного цвета. Наверное, просто год в магазине ни одна варежка не лежит. Никогда не понимала этой схемы. Ну, не хочешь ты ничего дарить, не дари, зачем уж так демонстрировать равнодушие каждый раз? Нам от этой прихватки ни жарко, ни холодно, только впечатление еще паршивее становится…  — Последней картиной Эрика Павловича стала «Лунная», — слайд презентации сменился, на экране появилась репродукция. — Здесь изображена неизвестная девушка. Этой картиной автор пытался передать… Какой я только мути по этому поводу не слышала. Одна версия бредовее другой. Не скрою, мы сами нигде не говорили, что это за картина, всегда оставляя простор для мысли искусствоведов. Из самого долбанутого помню: «Девушка на картине отождествляется с частью Луны, она является одним из ее лучей…». Я, как девушка с картины, прямо заявляю — отождествление со спутником в данном контексте высосано из пальца. Историю этой картины я, кажется, вообще никому не рассказывала. Более того, говорила родителям, что «Лунная» слишком семейная, чтобы посвящать в это чужих людей, а они и не отрицали. Прадед рисовал меня такой, какой представлял, глядя на восьмилетнюю вредину. И получилось похоже, чего уж там. Вот только о том, кто мне Эрик, я рассказывала мало, а значит, меня в качестве прототипа рассматривали редко. Вообще, «угадывали» только те, кто видел «Лунную» у меня дома, рядом со мной. На выставках она уже давно не выставляется, а сравнивать по памяти никому в голову обычно не приходит. В последние годы я вообще перестала перед началом говорить, что я правнучка Эрика. Какие-то вопросы у людей сразу не о том начинаются, да и смотрят, не как на рассказчика, но как на музейный экспонат… Я вдруг поймала на себе напряженно-задумчивый взгляд с первой парты. Прохоров… Даже на искусство успевает со своими техническими мозгами! Все-то ему надо в свой белобрысый чердак сложить! Вадим сейчас вообще на дополнительной физкультуре. А вот можно было так! Волейболист, блин. И это он «не спортсмен» еще… Может, хоть онлайн, а? Кристина Лобачевская: Уверена, тебе там веселее, чем мне. Много вас там, таких хитропопых? Вадим Аленский: Ну, из наших только я и Антонов. У нас, кстати, тренер куда-то срочно ушел, так что у нас полная свобода. Ты меня не убьешь? Кристина Лобачевская: До тебя даже самый гневный файербол не долетит сейчас, к сожалению. Но знайте, что пока вы там радуетесь, кто-то страдает на искусстве. Вадим Аленский: Кто-то страдает на дополнительной математике. Кто-то страдает, а кто-то, как Гумилев. Он вообще-то с нами должен быть, но на крыльях любви пошел познавать тайны интегралов. А ты на крыльях любви почему не здесь, а? Пойду, Чудова поцелую от переизбытка эмоций… Хотя нет, Маша не поймет, если узнает, а у них там и без меня все крайне непонятно. Вообще, еще в августе мне дали огромный список факультативов. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это все несерьезно и рассчитано на младшую школу. Для моих ровесников предполагалось искусство, математика, физика (кстати, а почему наш гений здесь при таком раскладе?) и спорт. Была еще хореография, но она во второй части дня и в основном расписании не учитывается. На математике была золотая троица и, как выяснилось, Гумилев. Со мной, помимо Прохорова, сидели Арта и Чудов, а также несколько ребят из другого класса. Маша, видимо, сидит где-то на физике в одиночестве. Классы собирались по принципу — не больше пятнадцати человек, чаще всего класса было два. В сумме в параллели двадцать шесть человек, и я была в классе «остатков», нас было одиннадцать.  — Аааарт, — протянула я. — А справку можно досрочно закрыть физкультурную? Я хочу перевестись к волейболистам. Или футболистам, или лыжникам, к кому угодно.  — Нет, — Гринина качнула головой. — Ты не оставишь нас одних. Да и вообще, ты еще не видела самого интересного. Мы, когда музыку проходим, там если есть вокал, то она сама поет.  — Хорошо поет? — с сомнением спросила я.  — Лучше, чем рассказывает, — Арта кивнула. Вообще, я ждала звонка мамы, чтобы спокойно идти домой, меня уже почти отпросили. И в определенный момент уже поверила, что свобода близко. И все равно, что у меня на звонке другая песня стоит. Тут вообще стандартная, как у папы. Но надежда затеплилась. Нет, Прохоров кому-то понадобился. Может, хоть номером кто ошибется, а? Хоть на минуту уйти отсюда. Рассказ о деде давно закончился, а тема стала еще более аморфной. Что-то обо всем и ни о чем одновременно. И… О чудо! Мама.  — Можно? — я указала предупрежденной учительнице на дверь. Кивнула. Все! Женевьев, я иду! Я уже хотела пройти к лестнице, как увидела Прохорова. Я не хотела подслушивать, правда, нужен он мне больно. Но он был какой-то… Весь сгорбленный, как будто уменьшенный в размере, напряженный. Парень стоял в профиль, но меня не видел, весь занятый разговором.  — Да, хорошо, — он поморщился. — Ладно, я постараюсь.  — … — слов я совсем не разобрала, но голос мне не понравился. Чеканящий, неприятный. Пожалуй, будь звук на телефоне чуть громче, и я уже с легкостью смогла бы разобрать абсолютно все.  — Ну, я не уверен, может не получится, — чеканящий голос чуть повысил громкость, на что Антон нахмурился сильнее прежнего. — Ладно, я понял. Хорошо. Неожиданно вызов сбросили, безо всяких слов прощания, отчего я еле успела отскочить подальше к двери, чтобы изобразить недавнее присутствие. Даже дверью слегка хлопнула. Надеюсь, с той стороны примут за сквозняк.  — Ты не пропустил ничего интересного, честное слово, — ну, мне же что-то нужно было сказать.  — Угу, — парень кивнул. — Пока.  — Ага, давай, — я кивнула. Но не нравится он мне своим состоянием. С ним кто-то злой разговаривал. Наверное, если бы со мной так общался кто угодно, я бы тоже была не из жизнерадостных. Ходила бы, смотрела на всех злобно… Он еще не зашел?  — А обнять меня на прощание? — капризным голосом заговорила я. — Я иду к крайне неприятным мне людям, они меня могут съесть. Естественно, ответить я ему не дала, вцепившись в него своими загребущими лапками. Он подобной страстью не ответил, но из вежливости честно положил мне руку на спину. Я легко отстранилась и сбежала вниз по лестнице, пока в его голове не созрел язвительный ответ. Все, что могла, я сделала. Даже сказала, что иду туда, куда не хочу, чтобы он не чувствовал себя в этом одиноким. Но мне ультиматумов злым голосом никто не ставил. А еще, знаете… Он такой теплый-теплый. Мне, как вечному мерзляку, это очень по душе. Если бы он родился печью, от него было бы больше пользы. Печь хотя бы не вредничает не по делу… А тем временем я приближалась к остановке. Ехать к Ульяне через весь город. Долго, грустно и вдоль некрасивых пейзажей. Вернее, к концу пейзажи преображаются, но сначала нужно проехать все возможные неухоженные районы, навевающие тоску. Пока едешь, можно увидеть таких же тоскливых людей. Когда я вижу на таких улицах людей в яркой одежде и с улыбкой на лице, то представляю, как утром они встают, подходят к зеркалу и произносят: «Этому району нужен новый герой!». Полупустой автобус наслаждался потрясающим вокалом какой-то низкоголосой певицы, под который чуть раскачивался водитель. Кондуктор одними губами повторяла слова песни, а я безуспешно пыталась найти в сумке наушники, чтобы сменить репертуар, пока не начала разделять местные музыкальные вкусы. А то знаете, я уже припев наизусть запомнила… Наушники я так и не нашла, зато отрубилась на полдороги, так что для меня поездка закончилась быстро. Две битвы на световых мечах, один кактус, управляющий огромным кораблем, и мы на месте. Правда, отсюда еще два часа на машине до дачи придется сегодня ехать... Просторная квартира в новом доме, расположенном почти за городом. Никаких атрибутов старо-советской квартиры здесь не было (хотя я удивляюсь, Ульяна же у нас простушка неграмотная, почему нет ковров по стенам?). Все очень современно и стильно. Все предметы, заявляющие своим существованием о непрерывности прогресса, прабабушкой воспринимались с восторгом. Мультиварки, хлебопечки и блендеры Ульяна осваивала с завидной скоростью, что уж говорить о ноутбуке, без которого она уже не представляла своей повседневной жизни.  — Всем привет, — громко проговорила я, открывая дверь. Я сама не поняла, в какой момент на меня вылетела Нинет и в своей великолепной манере бросилась обниматься. Так вот что чувствовал Антон… Нет, он такого не чувствовал, я лучше Нинет… Наверное…  — Здравствуй, Кристиночка, — помилуй меня, о чудовище, скажу я тебе, где сокровище…* Хотя ты и сама все знаешь… — Ну, что же ты нас встречать не приехала? Аааа, наверное, в школе загружают… Ой, я помню, как наша Женечка уставала… Но ты уже дотерпи…  — Угу… — что-то во мне много Антона сегодня… Не буду его больше трогать, кажется, заразный бука… Дальше шли стандартные «здрасте — мы так давно не виделись — как же соскучились». Мне было бы совсем грустно, но у Женевьев оказались очень забавные детишки. А я все думала, чего это она в прошлом году ходила, как пончик. Не помню, не говорила она мне, или я не слушала, но для меня ее беременность была секретом. Подходить близко я к детям боялась, но издали они казались милыми. Даже Женька казалась не такой уж плохой рядом с ними. Может, она их будет носить, как кенгуру, а? Ну, раз они так хорошо на нее влияют. И Антону тоже надо детей. Может, подобреет… Хотя нет… Они, оказывается, не всегда милые… Когда орут в два голоса, хочется бежать. Один другого раззадоривает, блин. А я хочу с Антоном поговорить. Мне кажется, ему грустно. Не уверена, что со мной будет веселее, но я хоть попытаюсь. Мда, последняя переписка еще со времен больницы, прямо листать пришлось… Что сказать-то ему? Я осмотрелась вокруг в поисках темы для разговора. Ну, в конце концов, я на премию «Гений года» не претендую, могу и глупость написать какую-нибудь… Кристина Лобачевская: Какие у тебя любимые конфеты? Ну, я же как бы не видела, что он там такой грустный. Значит, мне как бы можно доставать его тупыми вопросами. В конце концов, он же не кусается.  — Устала? — мама присела рядом. — Или в школе что-то?  — Ну, такое, — я пожала плечами. Благо, родственники уже потеряли к нам интерес, обратив всю свою нежность в сторону бабушки.  — Тебя обидел кто-то? — мама нахмурилась.  — Ну… — я даже не знала, как это сформулировать. — У нас мальчик есть. Он такой грустный, унылый, бука… И он сегодня по телефону разговаривал… Там кто-то противный…  — И тебе его жалко? — я закивала головой. — Ну, ты же с ним общаешься? Ты пыталась в него потыкать палкой?  — Я уже на этой палке, как на шесте акробатическом, на голову ему готова запрыгнуть. Но он вообще никак, — получилось совсем жалобно.  — Ну, может, хочет он унылым быть? — мама притянула меня к себе. — Не всем же живчиками быть. Или так легко ты от него не отделаешься?  — Не отделаюсь, — я кивнула. — Он иногда хороший, так что совсем на себя злиться не позволяет.  — Ну, тогда не надо на голову. Это его только отпугнет. Но и далеко от него не отходи, пусть тебя рассмотрит. Всего в меру. Ну, ты сама у меня умница, все знаешь, — мама улыбнулась. — Ну, естественно, если он плохо будет себя вести, то не нужно лишней самоотверженности, сама понимаешь.  — Понимаю, — я кивнула. В этот момент пришло сообщение. То есть как? Я что… Блииин… Ну, хотя, так даже лучше, мне не стоило ему сейчас писать. Аватарку он сменил, что ли… Да, одинаковые почти теперь… Егор Филатов: Максимально шоколадные и ореховые. Все подобное — подходит. А тебе, наверное, нравится все белошоколадное и кокосовое?