Разрушители стереотипов

Стремление рыдать быстро сменилось другим — выплеснуть всю ненависть на человека, который все это время был здесь, под боком. Сколько времени ушло на эту статью? Сколько о ней уже знает он? И что, этого времени не хватило, чтобы сказать мне? Его самого не коробило, когда он мне в глаза улыбался и говорил, что все нормально? Ладони при одном только воспоминании об Антоне непроизвольно сжимались в кулаки. Казалось, встреть я его сейчас, я бы расцарапала ему лицо, не задумываясь. Впервые в жизни я испытывала к кому-то такую неприязнь. Кажется, даже его отца в тот момент я ненавидела намного меньше, нежели Антона. Я уже почти сутки пряталась от того, чтобы поговорить с дедом. Да и не только с дедом, на все вопросы родителей я только отнекивалась и отмалчивалась. Мне казалось, что вокруг рушится мир, а кто-то при этом еще успевает спрашивать о каких-то глупостях. Хотелось закрыться в комнате, накрыться одеялом и ждать там, пока снаружи все разрешится. Пока кто-нибудь взрослый и решительный разведет все проблемы руками. А еще мне звонил Егор. Четырнадцать пропущенных. И Вадим. Тридцать шесть. И это коробило, загоняло в угол еще сильнее. Если в случае Егора я еще могла верить, что наших внутригородских новостей он не знает и что я интересую его, как собеседник, то Аленский… Он словно надел белый плащ. У меня все плохо, а он весь такой на коне, заинтересованный. Ему отчего-то не верилось. Хотелось сбежать от его заботы, которая казалась сейчас такой неискренней. Неужели нельзя просто быть… Нормальным? Всегда настоящим. Не строить из себя рыцаря, но и не смотреть потом свысока после того, как кто-то совершил глупость. После того случая в баре… Он будто понизил свое мнение обо мне до нуля. Все ведь вокруг рыцаря должны быть в блестящих доспехах, стойко выносить все трудности, чтобы он потом мог смотреть на тебя с лицом, преисполненным гордости за твой несгибаемый дух. Он, может быть, даже протянет руку помощи в битве, но избежать ее никак не позволит. Сегодня была пятница и не было абсолютно никакого настроения видеть людей. Особенно некоторых. Да и всех остальных тоже. В школу я идти хотела только с одной целью — высказать все Прохорову. Он, правда, думал, что если его вчера не было, то он спрятался и не при делах? Выглядела я сегодня так, будто не спала десять ночей, а не одну. В первый момент, подойдя к зеркалу, я даже взяла в руки тональную основу, но тут же передумала, бросив ее обратно в косметичку. Не сегодня. Не хочу. Не перед кем. При всех своих метаниях пойду-не пойду в школу я пришла рано. Даже слишком. За сорок минут. Правда, здесь уже была Таня с самым сочувствующим выражением лица на свете.  — Все зашибись и круто, я вполне жива-здорова, в том числе психически, мой дед на коне, несмотря ни на что, — выдала я на одном дыхании. — А ты как?  — Н-нормально, — как-то испуганно пробормотала Таня. — И-извини.  — Я вчера настолько агрессивно выглядела? — голос смягчился. Вот уж кто точно ни в чем не виноват, так это Таня. При всех наших разногласиях. — Извиняюсь, стрессовая ситуация еще никого не украсила.  — У тебя только что молнии из глаз не летали, — девушка прыснула. На какую-то секунду мне даже показалось, что я подобрела. А в следующую в класс вошел Антон. Кажется, уже немного рассосавшийся гнев в секунду собрался в кучу и стал даже сильнее, нежели раньше. Вообще, я стояла недалеко от парты Антона и ожидала, что ему сейчас придется проходить мимо. Я уже готовила коготки к бою на случай, если он вдруг меня заденет (а это было почти неизбежно), но он… Обошел кругом вдоль другого ряда. Не поздоровался. Не заметил.  — Даже так? — я сама не поняла, как смогла издать такой рык. Кажется, на Антона он произвел куда меньше впечатления, нежели на меня. Он лениво обернулся на голос, будто пытаясь вывести меня еще больше. Казалось, все мое тело просто полыхало ненавистью. В голове так бешено стучал пульс, что я даже себя слышала с трудом, а уж его и вовсе, будто сквозь стеклянный купол.  — А что, можно как-то иначе? — и это лицо, полное недопонимания. Не могу… Меня трясло от одних только интонаций.  — Да! — взвизгнула я. — Например, можно не сочинять дешевеньких сенсаций на ходу!  — Я, — парень вскинул брови. — Если честно, думал, что мы о том, что я не поздоровался. Но меня радует, что творчество моего отца затронуло все струны твоей души.  — Ты… — у меня не хватало слов. И воздуха. И, кажется, эмоционального спектра, который бы вместил все то, что сейчас во мне не помещалось. — Я надеялась, у тебя хотя бы хватит совести попытаться оправдаться… Ты даже большая сволочь, чем я предполагала… Ненавижу тебя… Ненавижу! Ты предатель, ты… Ты все знал и… Я еще тебя расшевелить старалась… Мне противно, что я вообще с тобой когда-то говорить пыталась… Да мне противно, что я вообще с тобой знакома! Я плохо понимала, что я говорю. Кажется, я скорее забивала эфир, стараясь сделать это как можно жестче, сама не вдумываясь в свои слова, даже не стремясь складывать их в стройные предложения. Вот только другие, кажется, вслушивались. В классе было уже человек шесть, и все они внимательно и напряженно смотрели то на меня, то Антона. Сейчас он был здесь самым спокойным и невозмутимым.  — И что бы изменили мои оправдания? Ты меня уже подытожила, вроде, — парень пожал плечами. Его голос был настолько ровным и безмятежным на фоне моего, что я на секунду даже потерялась в пространстве. Его хоть чем-то можно в этой жизни пронять? — Прошу прощения, но у меня есть еще дела, кроме как выслушивать твои претензии. Можем продолжить, когда я вернусь, если еще что-то тебе в голову придет. И он просто вышел. Еще дверь за собой прикрыл, молодец какой. А еще за ним выскочила Ксюша. Вместе с моим самолюбием, в щелку. Технически, мне нечего ему предъявить. Нарочито вежлив, сдержан, аккуратен. Даже голос ни разу не повысил. Только от этого еще хуже. Такое… Клиническое равнодушие ко всему происходящему. От него еще хуже. Иногда мне кажется, что он вообще не человек. Долбанная машина с комплексом знаний по школьным дисциплинам. Безупречно адекватный. Безупречно отвратительный своей адекватностью.  — Кристин… — Вадим подошел сзади и дотронулся до моего плеча. — Он не стоит таких нервов. Всегда таким был и таким останется. Тебе сейчас о деде думать надо, ему нелегко.  — А ты… — я обернулась. — Ты веришь, что он не виноват? Ты веришь, что вся эта статья — клевета?  — Конечно, верю, — Вадим чуть притянул меня к себе. Руки холодные. Раньше не замечала… Холодно. — И все поверят. Все разрешится, нужно только подождать. В этот момент я искренне пожалела и о вчерашнем всплеске и обо всех своих подозрениях. Вот он, здесь. Настоящий, искренний, честный. Неравнодушный. Я бы так и стояла с ним до конца дня, и плевать на холодные руки, но прозвенел звонок. Теоретическая физкультура, вблизи скорого зачета. Неожиданно возле меня приземлилась сумка. Не Арты. Ксюши? А ей-то что от меня нужно?  — Не переживай, я ненадолго, ко второму уроку уйду, — девушка неприятно улыбнулась. — Я, конечно, всегда подозревала, что со своей неземной милашностью ты перебарщиваешь, но это было слишком.  — Что именно? — я еще дуру неплохо включаю, у Прохорова научилась. У меня масса талантов.  — Как в твоей маленькой рыжей головке только столько оскорблений созрело, понять не могу, — девушка внимательно всматривалась в мои глаза. А я старалась всматриваться в ее родинку, чтобы как-то переключить свое внимание. Признаться, червячок совести все же немного точил. Может, не стоило настолько жестко? Вот только лучшая защита — нападение, а потому я бульдозером поехала на ни в чем не повинную Ксюшу и ни о чем не подозревающего Антона.  — А что такое? Белобрысенький уже успел пожаловаться на злобную фурию-меня? — кажется, мозг не поспевал фильтровать мою речь. Я сама чувствовала, что каждое мое слово напоминает кактус. Самый некрасивый, но самый колючий.  — Антон? — Ксюша удивленно посмотрела на меня. — Пожаловаться? Ты то ли в людях вообще не разбираешься, то ли прикидываешься. Вы же, вроде, общались?  — Общались. Пока я не выяснила, что все это время его семья готовило нам колоссальные проблемы. Но ты к нему претензий не имеешь, я вижу, — я изо всех сил пыталась поддерживать тот тон, который задавала разговору Ксюша.  — Ни единой, — как-то обреченно покачала головой Ксюша. — Петрович пришел. Не буду мешать тебе получать знания. Она отвернулась. Совсем как Антон, без лишних слов. Мальцев рассказывал что-то об олимпиадах и чемпионатах мира, а я все пыталась поймать на лице Антона хоть каплю сожаления. Ноль. Казалось, он стал даже самовлюбленнее, чем был. Такой… Напыщенный, что аж тошнит. И смотрит на всех так снисходительно. Руки в очередной раз сжались в кулаки. А рядом такая же непроницаемая Ксюша. Двое из ларца, блин. Не знаю, что там произошло за вчерашний вечер, но сегодня почти все уже пришли со свежими головами и осознанием, что не все, что лежит в интернете, стоит трогать руками. Были, конечно, и особые индивиды, но такой повальной жалости и редкого презрения, как вчера, я к себе уже не чувствовала.  — Кристин, — ко мне подошел какой-то потерянный Пашка, почесывающий затылок. — А че, правда, это отец Прохорова сделал? А он че, правда, знал и не сказал?  — Правда, — весь вид парня говорил о крайней степени отчаяния.  — Вот же ж мудак-то, а, — громко заметил парень. — Ну ты это… Держись, короче. И дед твой пусть держится… От такой неожиданной потери красноречия со стороны не самого глупого парня мне стало не по себе. Вот же ж человека задело. А Антону ничего, вон он сидит, в тетради что-то выводит. И я бы даже подумала, что все это просто забудется за пару дней. В конце концов, накал явно поутих даже за сутки. Вот только… Вечером пришло приглашение в беседу класса. Десять человек. Не хватает кого-то… Честно скажу, поначалу это не привлекло ровным счетом никакого внимания. Сегодня мы ездили к деду. Сидит, смотрит футбол по телевизору. Мой дед! Человек, который за шестнадцать лет моей жизни по телевизору смотрел только мультики со мной. Делает вид, что все в порядке. На работу он сегодня не пошел. Говорит, это тот случай, когда сила воли вызовет только больше смеха. Я, признаться, даже не знаю, что тут можно сказать… Неожиданно разговор оборвало громкое оповещение телефона. И еще одно. И еще.  — Посмотри, Тишенька, может, важное что, — заметил дед и как-то совсем невесело посмотрел в экран. — Давайте! Давайте! Павел Антонов: Предлагаю замутить Прохорову бойкот. Я считаю, он заслужил. Ксения Любимова: Какие же вы все-таки идиоты, 11 «Б»… Детский сад на выезде… Ксения Любимова покинула беседу. Признаться, мероприятие в защиту чести моей семьи и вправду сомнительное намечается…