Разрушители стереотипов

Егор с интересом рассматривал замысловатый узор на стенах кафе, пока я собирала остатки своего недобитого стрессом красноречия. На собрание ничего, кроме междометий, приходить не желало, а молчание откровенно затягивалось. Пироженка, которую я с таким аппетитом ела, не отрываясь, заканчивалась, а нужные слова в голове так и не возникали. Ну, будем собирать из того, что есть. И, если получится, стоит постараться быть предельно честной. - В общем... Я искала причины, по которым могла бы обвинить во всем тебя, но мне так поступить не позволила совесть, поэтому придётся говорить, как есть... – Филатов поднял на меня взгляд. - Короче... Давай больше не будем встречаться? - Давай, - это сейчас облегченный вздох прозвучал или мне послышалось? - Это было до обидного легко, - раз уж решила честно, то буду придерживаться этого до конца. - Я просто... – Егор смутился. Запишу это в достижения на сегодня. Тем более, в этом списке больше ничего и нет. - Не знаю, зачем это все начал. Ну, понимаешь... Ты была такая красивая на конкурсе, потом такая очаровательная и неунывающая в больнице... И я... - И ты, как парень в самом рассвете сил, да ещё и абсолютно свободный, не мог пройти мимо страждущей красавицы, - я активно закивала. - Я тебя понимаю, на самом-то деле. - Ну, вроде того… В смысле, ты мне понравилась, правда, - зачастил Егор. – Но… Это какие-то больные на всю голову отношения… - Даааа! – я вскрикнула чуть громче, чем планировала, отчего тут же прикрыла рот рукой. – Да. И… Ты точно не обижаешься, да? - Не обижаюсь, - Егор мотнул головой. На этот раз шумно выдохнула я. Успеваю. Мама сказала, что я еще успею сегодня к Антону, если приду до двух. А мне очень, очень нужно его увидеть. Вот, именно теперь, когда гиря на ноге по имени Егор растворилась. Я понимала, что, возможно, нужно остаться, сказать что-то еще. Но там, в больнице, сейчас Прохоров. Прохоров, который сегодня важнее всех. Прохоров, которого нельзя откладывать ни на минуту, а потому… - Тогда… Тогда мне бежать надо. Ты извини… У меня… Мне… Мне очень нужно в больницу. У меня там… Очень близкий друг. Я должна быть там. Прости, долгого и содержательного диалога не выйдет. Пока! Я быстро схватила вещи и выскочила из кафе. Как назло, ближайший таксист был в такой отдаленной близи, да еще ехал к месту вызова такими кругами, что дождалась я его только через пятнадцать минут. Так еще музыка в салоне была настолько похоронная, а водитель такой мрачный, что я совсем не к месту ощущала себя в катафалке. Дорога до больницы казалась вечной, а водитель все продолжал прокладывать долбанутый маршрут. Я закипала изнутри, снова и снова смотря на часы. Половина первого, а мы продолжаем наш внеплановый тур по окрестностям. - Извините, а мы скоро приедем? – впервые в жизни захотелось поставить только одну звездочку в приложении. Не знаю, на чем это отражается, но хоть какая-то месть. - Минут через двадцать, если получится, - глухим голосом отозвался таксист. - Ммм… Мне бы побыстрее как-то… Если это возможно… - Быстрее только на самолете, - хрипло захихикал водитель. Да во времена, когда из лошадиных сил были только силы лошадей, мы бы уже шесть раз добрались. - Простите, но мне срочно нужно в больницу. Остановите, пожалуйста, я на автобусе доберусь, тут остановка рядом, - а еще думала, на такси быстрее… - Возврат денег не предусмотрен, - прокряхтел таксист обиженно. - Хорошо-хорошо! – без десяти час… Из этой дыры на автобусе быстро тоже не выедешь, но там хоть не будет песен о приближающейся кончине… Скорее всего. Автобус приехал достаточно быстро и даже оказался почти пустым. Более того, мы даже доехали всего минут за пятнадцать, так что к Антону я успевала с лихвой. Я просто хотела залезть вместе с ним под одеяло, обнять его и никуда не отпускать. И я прекрасно понимаю, что операция необходима. Но, судя по часам, у меня есть еще сорок минут на то, чтобы делать вид, что проблем с сердцем у Антона не существует. Сорок минут – это ведь много, правда? На физике они вечность длятся… Можно сейчас будет так же? - Привет, - я заглянула в палату. Он сидел, сгорбившись, и смотрел в пол. Я в больницу родителей много лет хожу, могу сказать с уверенностью – ничего интересного на нем нет. - Я думал, ты не придешь, - так, ну, глаза он поднял. Стало быть, я все же чуть занимательнее линолеума. - Не дождешься. Ты слишком полезен, чтобы от тебя так быстро отстать. Вот, получу аттестат с хорошей оценкой по физике, и ты свободен, - я присела рядом. – Как ты тут? - Ну, я почитал про свой диагноз. Учитывая все обстоятельства, просто великолепно. - А если без учета? – мало ли, относительно комы рассуждает. - И без учета. Все, правда, хорошо. Печеньки будешь? – Прохоров протянул мне нераскрытую упаковку того самого печенья, которое я в прошлый раз так хвалила. Ксюша вообще в курсе, что кормит меня, а не Антона? - А я с Егором рассталась, - пробурчала я, с трудом справляясь с какой-то уж слишком хорошо закрытой пачкой. - Он тебя обидел? – настороженно спросил Прохоров. Может, не стоило его беспокоить? - Нет, только я его, - уверенно отозвалась я. - А, ну, это нестрашно, - Антон улыбнулся, а мне неожиданно стало очень страшно. А что, если он вот так больше никогда не улыбнется? Если все закончится вот так глупо? Просто он где-то был все эти девятнадцать лет. Умничал, язвил, раздражал людей своей гениальностью, повышал навыки во всем на свете… А теперь его просто не будет. Нигде. И ведь это я привела его в эту больницу… Выходит, если с ним что-то случится, то это я буду виновата? Я неожиданно для самой себя сильно-сильно обняла Антона. Для него это, кажется, было еще более неожиданно, потому что первые секунд десять он вообще никак не реагировал и только потом начал осторожно гладить меня по спине. Со стороны можно было подумать, что больна здесь я. Причем психически. - Антоооон, - я еще крепче вцепилась в Прохорова. - Ты же будешь хорошо себя вести на операции? Ты же не умрёшь? - Конечно, нет. Меня же ты попросила, клятв столько взяла, что своей смертью я могу подвести все мироздание, - Антон рассмеялся. - А ты у меня ответственный и не можешь позволить миру рухнуть, правда? – я с надеждой подняла голову на Прохорова. - Правда. Да ты чего, Кристин? Ну, я же не на фронт уезжаю. Все же хорошо? У тебя ничего не случилось? - Нет... Нет? – если отмести то, что у меня дома живет крайне неприятная мне личность с такой же неприятной личностью поменьше… И еще то, что близкий мне человек на пороге сложнейшей операции. И то, что периодически в школе учителя начинают бурдеть о том, что скоро экзамены и все плохо… В целом ведь все в порядке… - Нет, конечно. У меня вопрос. Ты сам-то хоть что-нибудь кушаешь, или только я прихожу грабить твою тумбочку? - Кушаю. Просто вы с Ксюшей сильно переоцениваете мою прожорливость. Я не могу съедать по два пакета еды в сутки, - Антон пожал плечами. - Слушай, Прохоров… Мне… Мне очень важно, чтобы ты сейчас остался жив. Я понимаю, что от тебя особо ничего не зависит, но верить в это не хочу. Поэтому собери все свои таланты, мозги, силу и, если что еще найдешь, в кучу и не умри, хорошо? Я не шучу сейчас… Мироздание рухнуть не должно, но моя психика и так на грани. - Я и, в большей степени, твои родители сделаем все, чтобы ничего плохого не произошло. Честно. Все будет хорошо. Я еще крепче прижалась к Антону. Я бы просидела так вечно, но злобные часы как-то очень быстро начали показывать без пятнадцати два. Нужно было собираться, но я не могла себя заставить даже просто отодвинуться от Антона на сантиметр. Кажется, стресс вперемешку со страхом накрыли меня с головой, потому что с каждой минутой такой знакомый Антон казался все красивее и красивее. А вот что произошло дальше не смог бы описать и объяснить даже Пескарь из «Лунтика». Я не знаю, с чего взяла, что вот именно сейчас, в без одиннадцати минут два, мне нужно его поцеловать. Просто в первые в жизни я делала это не в ненужных мне отношениях, не в качестве дани традиции, а потому что мне очень-очень хотелось целоваться. И уж чего я совсем не ожидала, так это того, каким выйдет этот поцелуй. Это был тот самый гребаный салют. О котором пишут, поют и чуть ли не слагают легенды. Салют, в который я уже не верила. Казалось, что каждая моя клеточка наполнялась теплом и счастьем. Мне хотелось петь. Что-нибудь милое, нежное, трогательное... Но потом, через тысячу лет, не раньше. А пока я просто хочу целоваться так, как не целовалась ни разу. В ту секунду для меня не существовало злобных часов с какой-то озверевшей минутной стрелкой, которая уж слишком быстро передвигалась по циферблату, операции, тети Сони в муке… Я просто была счастлива. Мне хотелось испытывать это непередаваемое чувство восторга, когда кажется, что весь мир разом стал лучше, вечно. Хотелось, чтобы эти пресловутые бабочки, которые всегда были для меня не больше, чем дурацкой метафорой, порхали в животе вечно. Хочу просто, чтобы это никогда не заканчивалось… Вот только в последнее время мои «хочу» воплощаются в жизнь все реже. - Кристин, сейчас медсестра придет, - Антон осторожно отодвинул меня. – Это сейчас… Был, конечно, похвальный жест милосердия, но не стоило. - Дурак ты, Прохоров, и ничего не понимаешь, - уже на выходе из палаты я встретила медсестру, но до этого успела пробормотать себе под нос еще кое-что. – Но целуешься очень неплохо. Я не знала, зачем было ставить такую важную операцию на послеобеденное время, но была за это благодарна. По крайней мере, я успела с ним поговорить еще раз… И даже совершить огромную глупость, о которой совсем не хотелось жалеть. Осколки той эйфории еще не успели окончательно раствориться в надвигающейся тревоге, а потому еще некоторое время я чувствовала себя просто девушкой, у которой только что был первый настоящий поцелуй. Все, что было до этого я теперь занесла в список ненастоящих. После недолгих уговоров было решено, что я буду ждать у мамы в кабинете, потому что неизвестно, насколько все это может затянуться. Вот только трястись в одиночестве, рисуя себе самые страшные картины, оказалось очень неприятным занятием. Но по другую сторону двери меня ждали излишне заботливые и обеспокоенные коллеги родителей, от внимания которых выть хотелось еще громче. В перерывах между раскачиваниями на диване, я выходила в коридор, где стоял кулер. Казалось, я вот-вот опустошу его в одиночку, потому что воду я себе набирала уже раз семь, два из них добавляя в стакан какую-то успокаивающую настойку. Первый раз – как сама придумала, второй – по инструкции, согласно которой фора после первого приема у меня оставалась крошечная. Это еще операция шла всего около часа… В очередной раз выйдя за водой, я решила, что лучше умру от обезвоживания, чем еще хоть раз покину мамин кабинет до конца операции. Видеть отца Антона я хотела меньше всего…