Мой отец — Мир

Она поспешила перевернуть страницу, чтобы узнать дату, и она ее узнала — 16 ноября 1462 года. Меньше года до рождения Клодетт. Но ее удивило кое-что ещё. Кроме даты здесь была и небольшая запись: «Сегодняшним утром Леонард нашёл ещё двоих. Когда наш ребёнок родится, они будут первыми животными, которых он или она увидит, и это не даст ему стать суеверным. Капля камень точит не силой, а частым паденьем. Кто-то должен это начать». Теперь все сомнения отпали. Это была она. Это была ее мама. Ничего удивительного в том, что Вивьен умела читать и даже писать, не было — без сомнения, Клод обучил дочь этому так же, как потом обучил внучку. Но никакие слова не в силах описать, какое изумление Клодетт испытала, увидев эти записи. Неужели ее родители тоже спасали черных кошек? Неужели ее отец, человек, которого Клодетт считала угрозой долгие годы, на самом деле был таким же, как и она сама? Такое не сразу и в толк возьмёшь! Отныне, а равно и впредь Клодетт отчётливо видела, что была дочерью своих родителей — Леонарда и Вивьен Бастьенов. Они все были сделаны из одного теста. Она посмотрела на угол, в котором сидел ее отец, когда Вивьен нарисовала его. Этот старый раскачавшийся стул все ещё стоял там. Клодетт вообразила себе его образ, и на сердце её тут же потеплело. Ей как никогда захотелось поговорить с отцом и узнать у него всё-всё-всё. Оставив уборку и долистав до конца, девушка рванула вверх по лестнице — так ей не терпелось увидеть отца новыми глазами, теперь знающими правду. Клодетт выбежала из подвала и было толкнула входную дверь, чтобы отправиться в кузницу, где она сможет найти отца, но ее прервал голос: — Давно не видел тебя такой окрылённой. Клодетт встревожено обратилась в сторону источника звука. За кухонным столом сидел пьяный Леонард. Едва ли Вивьен бы его узнала, если бы только увидела — его когда-то красивое лицо сейчас выглядело безобразным, а в руках неизменно покоилась бутылка алкоголя, которой он смачивал горло каждый раз, когда пересыхали обветренные губы. Вот что с человеком делают пьянство и горе. Ее вдруг охватили сомнения. Станет ли он ее слушать? Станет ли отвечать в таком состоянии?  — Почему ты не в кузнице? — спросила Клодетт. — А почему ты не с Ноэлем? — ответил Леонард ее же оружием и икнул так, что посуда на столе зазвенела. — Кто пляшет под его дудку? Мыши? Кошки? Она вздохнула и покачала головой, саму себя убеждая, что это ужасная затея. У неё оставалась лишь капля надежды на то, что алкоголь ещё не убил в Леонарде того человека с картин. — Тебе знакома эта вещь? — Клодетт вытянула руку с альбомом в руке. — Нет, — ответил он, даже не взглянув на альбом, и снова пригубил бутылку. *** На ней не было лица. По дороге к месту их с Ноэлем выступлений она пыталась собрать осколки своих радужных надежд на то, что она наконец обретёт отца, но они и не думали к ней возвратиться. Ей встретился капитан. Он наклонился к ней с лошади и прошептал всего три слова: «Сегодня в полночь». Благодаря взгляду его глаз она точно поняла, что Рафаэль собирался взять ее собой в деревню. На большее он не имел возможности: недалеко от него ехали двое солдат, которые наверняка заподозрили что-то, просто завидев их на одной улице. *** Время ожидания Клодетт по хорошей привычке коротала за книгой. Визит Рафаэля состоялся точно в назначенное время. Он явился в длинном чёрном упелянде, в котором был в ту ночь у Монфоконовской виселицы, и под ним в рубашке, которую Клодетт заштопала для него сегодня. Едва ли это имело смысл, но она снова набросила на себя капюшон для спокойствия. Им повезло, что их мнения о пустых разговорах совпадали, поэтому свой путь они держали в молчании и полной тишине. Дорога обошлась без происшествий. Когда они приехали, Рафаэль тут же накормил Ретивого сеном. Клодетт заметила, что он стал обживать этот дом: сено принёс, убрался. Здесь изменилось не многое, но присутствие кошки холодный дом оживило и сделало уютнее. Теперь и сама девушка ощущала здесь спокойствие. Эта деревня стала спасительной гаванью. Бастьен зажгла свечу, поставила собранную дома корзинку на стол и стала выкладывать содержимое: кое-что для Шарля, альбом, который она намеревалась показать капитану, и немного еды для них самих. Шарль тут же узнал хозяйку и стал тереться об ее плащ, оставляя на нем следы шерсти. Клодетт наклонилась и обняла котёнка, как бы извиняясь за то, что покинула его. Она так же отметила, что капитан о нем хорошо заботился: прошло немного времени, но котёнок будто успел подрасти и поправиться от хорошего питания. Здесь ему было не только безопаснее, но и лучше, чем в Париже. А сам капитан не мог оторвать от Клодетт глаз. Он больше не прятал своего взгляда. Возившаяся с котёнком, она являла собой воплощение доброты, душевной красоты и чистоты. Рафаэль восхищался и теми, и другими её качествами. Заметив его взгляд и по-детски смутившись, она выпрямилась во весь рост. — Я не понимаю, как Вам удаётся приезжать в дом, где погибла Ваша жена, — призналась она. — Мой отец девятнадцать лет не спускался в подвал дома, где умерла мама, из-за боли, которую причиняли ему воспоминания о ней. И это помогло мне сделать подвал убежищем для кошек, ведь я знала, что он никогда их там не обнаружит. Но, как оказалось, я зря прятала его от них. Рафаэль в недоумении смотрел на девушку, не понимая, к чему она вела. Впрочем, долго раздумывать не пришлось — Клодетт взяла альбом, нашла ту самую страницу и показала рисунок капитану. Его лицо исказило искреннее изумление, и он, нахмурившись, поднял глаза на Бастьен: — Это то, о чем я думаю?.. — Да. Мои родители тоже укрывали черных кошек в своём доме. *** Они взяли свечу, сели на скамейку у окна и стали рассматривать рисунки, читая подписи к ним. — Но почему Ваши дедушка и бабушка об этом не сказали? — удивлялся офицер. — Они не знали. Дедушка и бабушка переехали в этот дом только после моего рождения, когда мамы уже не стало, — объяснила Клодетт. Они сидели совсем близко друг к другу. Капитан смотрел, как опускались и поднимались веки Клодетт, и отчётливо слышал, как сбивчиво было ее дыхание. Девушка нервничала. И причиной тому была близость Рафаэля. Клодетт хлопала ресницами, пытаясь скрыть смущение, но ее выдавал лёгкий румянец на щеках. Рафаэль любовался ею, а это смущало ее ещё сильнее. — Ты веришь в вечную любовь? — вдруг спросил он. Она посмотрела на него с таким видом, будто разгадала его умысел засмущать ее до смерти. — Нет. Однозначно нет. — Разве вечная любовь не может существовать? А как же те, кто любит друг друга до конца жизни? — настаивал он. — Они врут. Или умирают раньше, чем умирает их любовь. Рафаэлю было над чем подумать. Обсуждение столь щепетильной темы дало ему хорошую почву для размышлений, и он решил развивать эту мысль, чтобы докопаться до истины: — Выходит, их любовь переживает их самих? Клодетт призадумалась, пожала плечами и всё же ответила: — Выходит, что так. За свои двадцать пять лет Рафаэль познал жизнь во всех ее проявлениях и повстречал немало девушек. Уже в четырнадцать лет большинство из них были готовы выйти замуж и с мужчинами вроде него — с теми, чьё звание говорило о высоком статусе и сулило их избранницам хорошее будущее, — вели себя настолько раскрепощённо, насколько только умели, стремясь заполучить. А Клодетт в ее девятнадцать способен был смутить один только взгляд мужчины, не говоря уже о мимолётном прикосновении. И как ей удавалось сохранять такую чистоту? Мало кто понимает, но если женская голова одержима идеей или увлечена сразу несколькими, мыслям о мужчинах там хватать места не будет. Так и Клодетт — она была занята совершенствованием мира и самокопательством, которое в конечном итоге могло привести ее к лишению рассудка, и не успевала волноваться о замужестве или о том, что даже в девятнадцать лет она оставалась девственницей, что по меркам средневековья было просто немыслимо. Повисло недолгое молчание, и Рафаэль поспешил сменить тему. Впрочем, далеко от предыдущей ему уйти не удалось. — Ваши родители… Они совсем как мы, — заметил капитан. — И правда. — Улыбнулась Клодетт. — Вместе рискуют жизнью ради спасения невинных животных. — Разве только это нас с ними объединяет? Бастьен тут же подняла на него глаза. Капитан был намного смелее, чем она. Ему каждый раз как-то удавалось выразить их общие мысли, которые сама Клодетт озвучить не смела. Он был прав. На этом сходства не заканчивались. Сердце Клодетт безжалостно колотилось о грудную клетку, ее руки вдруг похолодели. Она знала, что Рафаэль имел в виду. Он давно понял себя и долгое время бережно лелеял свои чувства к Клодетт где-то внутри себя, но сама девушка признаться боялась даже себе. Она шумно втянула воздух и судорожно выдохнула, готовясь к самому волнительному поступку в ее жизни. Клодетт посмотрела на капитана с некоторым опасением, решилась и наконец произнесла: — Поцелуйте меня.