Мой отец — Мир

Капитан на секунду застыл, но у него не было времени на удивления или раздумья — он предпочёл воспользоваться этой возможностью. И всё бы ничего, — Клодетт и сама потянулась навстречу Рафаэлю, когда тот наклонился к ее алым губам, чтобы сорвать долгожданный поцелуй, — но кто-то помешал им. Раздался стук в запертую дверь. Первая мысль его была такая — их нашли. Вторая — их обоих сожгут, когда увидят кота. Мгновение назад офицер думал, что быстрее биться, чем сейчас, его сердце уже никогда не будет, но теперь он неожиданно понял, что ошибался. Спустя несколько секунд постучали снова. Оба — и Клодетт, и Рафаэль — в ужасе повернулись на звук. Стук был громким, настойчивым, тяжёлым, таким, как если бы это стучал кто-то из его солдат. И всё же беспокойство капитана от этого не уменьшилось, а лишь увеличилось, ведь гвардия для собственного капитана и его возлюбленной отныне представляла угрозу. Он посмотрел на испуганную девушку в его руках, которая уже во все глаза глядела на него с испуганным видом смиряющегося человека. Несколько мгновений назад Клодетт сидела зардевшаяся от смущения и проклинающая себя за слабость, но вмиг побледнела, точно покойница. Взгляд ее говорил о многом — она поняла, что пришли за ними, и она знала, что Рафаэль это тоже понял. Ее рот приоткрылся, будто она собиралась что-то сказать, словно хотела попросить прощения за всё, что ему пришлось и придётся вынести из-за ее безрассудства, но не смогла, и вместо этого кротко опустила ресницы в ожидании чего-то ужасного. Но, как настоящий мужчина, капитан не оставил опасность на том же уровне, на котором она заявилась в согретый дыханием живых людей дом. Он вовремя сообразил и, сделав большое усилие над собой и своими чувствами, отстранился от Клодетт, чтобы глядя ей в глаза прямым взглядом пойманного в сети, но по-прежнему несломленного человека, дать указания: — Хватай котёнка и беги через окно. Спустись вниз по холму и притаись там. К лесу ни в коем случае не приближайся. Он пусть и близ Парижа, но дикий и голодный. Я приду за тобой, когда это будет безопасно. А если не приду, осторожно обойди холм, тогда окажешься у огородов. Тебя примут, если не возьмёшь с собой кота. Впервые Клодетт по отношению к себе увидела в нем горящий взгляд командира и умение лидера говорить властно, но не грубо. Пока Рафаэль раздавал указания, в дверь не переставали настойчиво стучать. — Ну что же ты стоишь! Беги! — до этого капитан говорил шёпотом, но вдруг в негодовании громко воскликнул. Это ее пробудило. В любой иной ситуации Клодетт ни за что не оставила бы его, но знала, что так спасёт их обоих, — если бы Рафаэля уличили в укрытии девушки с кошкой или просто в содержании чёрного котёнка, его не раздумывая бы повели на Гревскую площадь, поэтому онемевшая девушка кивнула, подхватила Шарля и ринулась к окну. Рафаэль открыл дверь, когда услышал, что Клодетт благополучно покинула дом. *** Едва почувствовав под собой траву, девушка бросилась наутёк. Внимательный читатель помнит, что холм с этой стороны был крут, как гора, но паника затуманила голову неосторожной Клодетт, и девушка, поскользнувшись на мокрой, по-видимому, после дождя, траве, упала на самом склоне и покатилась вниз: сначала словно ребёнок по ледяной горке, а потом как настоящий беглец в овраг. Испуганный Шарль вцепился ей в руку своими длинными коготками, добавляя ей боли. Запутавшиеся рыжие волосы закрывали ее лицо, и Клодетт не могла видеть звездного неба, пока катилась по траве, но когда она наконец затормозила, то увидела, что звезды вместе с мечтательной луной спрятались за тучами, словно характеризуя всю ее жизнь этой удручающей картиной. Здесь, на ладони у матери-природы, одинокая и ничтожная перед ее могуществом, она немедленно почувствовала себя бесполезным бременем земли. Клодетт пролежала так минуту в попытках восстановить дыхание, после чего перевернулась набок и тут же в ужасе отпрянула. Прямо перед ее лицом предстал невысокий деревянный крест, сооружённый определённо не в мастерской. Рядом с ним возвышался ещё один крест из веток берёзы. Он был значительно выше. Сердце Клодетт в ужасе сжалось. Чьи бренные тела, преданные земле, лежали под ней? Справа сверкал ручей. Он журчал, извивался серебряной лентой и исчезал вдали, входя в тёмный лес, о котором предупреждал Рафаэль. Клодетт вдруг почудилось, что из леса стали доноситься ужасные воющие звуки. Она пыталась убедить себя в обратном, но могильные кресты рядом с ней будто призывали ее навсегда уснуть рядом и своими просьбами приводили напуганную девушку в небывалый ужас. А когда пришло осознание, по ее коже пробежал холодок. Она вспомнила рассказ Рафаэля о его сыне, и всё вдруг стало ясно. Это была могила Жана. А та, что рядом, была Марго, его матери, жены Рафаэля. С их телами Клодетт разделял лишь слой холодной земли. Клодетт опустила глаза и увидела, что у каждого креста лежали полевые цветы. Совсем свежие, будто их положили только вчерашним вечером или сегодняшним утром. Без сомнения, их оставил Рафаэль, всё ещё скорбящий отец и вдовец, и едва ли боль от потери сына его когда-нибудь оставит. О, как хотелось бы ей здесь тоже что-нибудь оставить! На вершине холма что-то зашумело, и она прислушалась. Топот копыт. Судя по звукам, не менее двух лошадей. Раздались незнакомые мужские голоса. Клодетт услышала, как они верхом на лошадях, о чём-то негромко переговариваясь, спустились вниз и галопом поскакали прочь, в сторону Парижа. Ее охватил страх. Что, если они увели капитана? Позабыв обо всяких его предостережениях, Клодетт спрятала котёнка под плащом и рванула туда, чтобы увидеть их с безопасного расстояния и убедиться в том, что Рафаэля оставили в покое. К тому времени как она преодолела всё это расстояние, всадники уже ускакали, и в темноте едва ли что-то можно было разобрать. Она присматривалась, но тщетно. — Клодетт! Клодетт! — раздалось с другой стороны холма. — Клодетт! Она бросилась на его голос. Спотыкаясь и скользя, Клодетт добралась до капитана, стоявшего в тот момент к ней спиной и в другую сторону кричащего ее имя. Рафаэль услышал ее приближение и обернулся. На его перекошенном от беспокойства благородном лице тут же выступило заметное облегчение. — Я ведь сказал тебе оставаться здесь! — сетовал он. — Я думал, что они тебя… Клодетт с улыбкой поднесла указательный палец к его губам, призывая замолчать: — Я то же самое подумала о тебе. Потому и ушла. Но мы оба живы, и всё хорошо. Лицо капитана тут же помрачнело. — Вообще-то, не всё хорошо. Рафаэль приобнял ее за плечи и повёл к дому, рассказывая по пути низким голосом о произошедшем. При этом капитан постоянно осматривался вокруг, будто подозревая, что за ними следили и сейчас. *** Клодетт убежала, дверь отворилась, и на пороге появились двое, — так показалось капитану сначала — Огюст собственной персоной в компании Габриэля, и, опустив глаза, Рафаэль увидел третьего гостя — девочку-воришку, которую он ценой своей спины спас от отсечения руки. Она дрожала всем телом и в ужасе смотрела на капитана своими огромными глазами, будто боялась, что этот человек передумал защищать ее. Ее взгляд с болью отдавался в сердце капитана, но он до сих пор не вспомнил, почему девочка казалась ему знакомой. — Нам велели схватить ее, господин, — объяснил Габриэль. — Но все мы видели, как Вы ее защищали. — Именно так! — подхватил Огюст. — Мы пришли к Вам в дом, но Вас там не нашли. Хорошо, что Габриэль вспомнил о Вашем старом доме в деревне. Иначе пришлось бы выполнить приказ и отсечь бедняжке руку. Глаза Огюста бегали туда-сюда. Он нагло заглядывал в дом, будто выискивал на стенах кошачью шерсть или женский плащ на кровати. Рафаэль догадался, что именно Огюст пытался выяснить, и поспешил их выпроводить. — Хорошо. Свободны! — Он завёл девочку в дом и потянулся, чтобы закрыть дверь. — Это что у Вас там! — вдруг воскликнул предприимчивый Огюст, продолжая осматривать дом. — Новый стол! Он дубовый? Капитан захлопнул дверь перед носом наглеца. *** Он рассказал Клодетт всё. — Не знаю, как и когда, но Огюст пронюхал про нас с тобой, — подытожил Рафаэль. Только сейчас они оба заметили, как резко перешли на «ты», но ни Клодетт, ни капитану возвращать эту пропасть уважительного обращения, только разделявшего их, не хотелось. — У меня есть догадки, что он может собирать информацию для судьи, и я имею много оснований, чтобы так думать. — А что Габриэль? — спросила Клодетт и кое-что очень разумно подметила: — Он не бросил тебя в трудную минуту и не отвернулся даже тогда, когда тоже имел все основания полагать, что роль капитана ты более не исполняешь. Или, по-твоему, это какой-то заговор? — Не думаю, что Габриэль поддался бы на это. Весьма вероятно, что у него только добрые намерения, и он, сам того не зная, привел волка в мое убежище. В наше убежище. Он слишком доверчивый. Верит всем, как троянцы верили коню. И всё же доверять даже ему я бы не спешил, а не то дадим судье повод использовать его в качестве коня и сами останемся в троянцах. — Выходит, оставлять Шарля здесь я больше не могу? — задумалась Бастьен. — Вздор! Выходит, можешь! — возразил Рафаэль. — Они ничего не нашли сегодня. Вряд ли снова заявятся. К тому времени они уже поднялись на вершину холма и добрались до дома. Войдя, они увидели следующую картину: девочка сидела на скамейке и уплетала за обе щеки пирожки, оставленные на столе. Заметив вошедших, она положила на стол то, что держала в руках, и собралась было бежать, но Клодетт поспешила успокоить ее: — Нет, не убегай! — попросила она, в успокаивающем жесте вытянув руки вперёд. — Ты голодна? Оставайся. Поешь вместе с нами. Воришка засомневалась. В ее испуганных круглых глазах явственно читалась борьба. Она металась словно между двух огней. И одна сторона всё же перевесила другую: — Чёрная кошка! Чёрная кошка! — завопила девочка в ужасе. Действительно, из-под плаща Клодетт показалась пушистая мордочка Шарля. — Она ведьма! — воскликнула воришка, указав трясущимся пальчиком на Клодетт. — Эта девушка ведьма! Она служит сатане! Обращалась она, конечно, к Рафаэлю. С таким рвением девочка пыталась предупредить его, будто беспокоилась о его безопасности или надеялась, что капитан немедленно ведьму арестует. Клодетт с надеждой во взгляде обратилась на Рафаэля, и он выступил вперёд. — Она не ведьма, — капитан наклонился к напуганной девочке, — и этот бедный котёнок совсем не исчадие ада. Воришка покачала головой и пролепетала с досадой в голосе: — Вы не понимаете! Это так! Мне всегда говорили, что чёрные кошки… — Люди, которые говорили тебе это, сейчас хотят отсечь тебе руки за украденный кусок хлеба! — напомнил Рафаэль. — Мы будем против друг друга, если станем прислушиваться к их словам. Это повлияло на нее. Девочка замолчала. — Как тебя зовут? — спросила Клодетт, заметившая в девочке перемены и этим же ободрённая. Воришка колебалась, но выжидающий взгляд капитана гвардии вразумил ее. — Абсолон, — ответила она робко, по-прежнему не испытывая к девушке тёплых чувств. — Разве это не мужское имя? — удивился Рафаэль. — Мужское. Но моя мама умерла при родах. Она ждала мальчика, поэтому успела назвать имя ребёнка перед смертью. Родилась я, и это имя стало моим, — призналась Абсолон. — Это имя — единственное, что от нее осталось… — И что же оно значит? — поинтересовался капитан с заметным участием. — Мой отец — Мир. — Красивое имя. — Улыбнулась Клодетт и присела на скамейку рядом с девочкой. Абсолон с трудом удержалась от идеи отодвинуться от неё. — Моя мама тоже умерла. Видишь? Мы похожи, и не такая уж я плохая. — Сколько тебе лет? Где твой папа? — спросил Рафаэль. — Мне одиннадцать, — промолвила Абсолон, теребя тощими ручонками подол своего грязного платьица. — Моего папу повесили, потому что он бесплатно взял у них хлеб для меня и оскорбил судью. Варвары! Грабители! Они украли у этой девочки намного больше, чем украл у них ее отец! Они отобрали у ребёнка самое дорогое. Таковы были мысли Клодетт, но они разительно отличались от мучительных дум Рафаэля. Он вдруг понял, откуда знал эту девочку. Вот почему ее глаза показались ему знакомыми! Ведь это он арестовал ее отца! Бедняжка Абсолон! О, как она была несчастна! Несмотря на ее большие карие глаза, отдававшие оранжевизной, и тёмные кудрявые волосы, красавицей Абсолон было назвать трудно из-за впалых щёк и тощего тела — так на ребёнке сказалась беспризорная жизнь, которая была, впрочем, не самым худшим вариантом, если выбор был между ней и виселицей. Но капитан был безутешен. Он знал, что был виноват перед ней. Из-за него тоненькая одиннадцатилетняя девочка была вынуждена скитаться по грязным парижским улицам в поисках пропитания и просить милостыню у грубых горожан. Ботинки девочки выглядели так, будто она исходила в них вдоль и поперёк все парижские улицы и не меняла пять лет. Мир глух и слеп, ведь не слышит он и не видит он таких маленьких людей. *** Они накормили Абсолон и уложили девочку спать. Рафаэль чувствовал себя за неё в ответе, и потому решил оставить ее у себя, а Клодетт тем временем пора было возвращаться домой. Она взяла альбом и корзинку — недалеко было до восхода солнца — и собиралась выйти на улицу, чтобы там подождать Рафаэля, но он, как и она сама, помнил, что они не закончили. — Нас прервали сегодня, — намекая на продолжение, тихо произнёс капитан, когда задёрнул занавески в комнате, где спала Абсолон, и вышел к Клодетт в прихожую. — Но… — голос Рафаэля сделался ниже, будто последующие слова его сердцу были не по нраву. — Сначала я должен кое-что прояснить. Клодетт с готовностью обернулась к нему. Она почувствовала его напряжение, и это ее насторожило. — Я задам этот вопрос один раз, — проговорил Рафаэль в своё оправдание. — Он облегчит мои тяжёлые мысли. Девушка не ответила. Она лишь внимательно слушала и готовилась услышать самый неприятный ее уху вопрос, но даже самые гадкие из всевозможных проигранных в ее голове, не были ее сердцу столь омерзительны, сколь вопрос, заданный капитаном: — Клодетт, ты и вправду ведьма? Она нахмурилась. Поначалу попыталась принять за шутку и хотела бы она на этом покончить, но выражение лица Рафаэля не стало веселее, подтверждая ее опасения, и Клодетт убедилась в том, что Ларивьер говорил на полном серьезе. Она-то была уверена, что Рафаэль помогал ей по той причине, что и сам не являлся сторонником этих нелепых верований о чёрных кошках, но вот, пожалуйста! — Не думала я, что ты обо мне такого скверного мнения, — лишь тихо промолвила она. В ее негромком голосе сквозило глубокое разочарование. Капитану немедленно сделалось стыдно. Он пожалел о своих словах. — Клодетт… — Он было собирался извиниться, но едва ли Клодетт это ему позволила: — Отвези меня домой, — перебила она. — Но ведь ты хотела, чтобы… — напомнил ей Рафаэль. Он надеялся надавить на ее чувства и заставить скучать по тому прекрасному моменту, когда их желания совпадали, но девушка разрушила все его надежды одной лишь фразой: — Кто имеет право желать, тот имеет право и отказаться. Более ничего говорить не требовалось. Рафаэль понял ее, и это его задело едва ли не сильнее, чем саму Клодетт обидел его вопрос. Без лишних слов капитан вышел на улицу.