Мой отец — Мир

В Париж стрелки вернулись с маской Валентина, которую подобрали с земли в доказательство того, что действительно догнали их с двумя лошадьми, которых Клодетт и Рафаэль оставили перед прыжком, и с известиями о смерти беглецов. — Вы их нашли? Моя жена здесь? — засыпал их вопросами Жюль, едва те переступили порог Дворца правосудия. Виктор и Габриэль переглянулись. Первый вздохнул, собрал волю в кулак, сделал шаг вперёд и протянул Жюльену маску. Тот принял ее из его рук, покрутил в своих и с удивлением уставился на стрелков. — На что мне она? Делавшие много ужасных вещей по приказам самодурных верхов, солдаты растерялись. Перед сыном судьи все они провинились. Пусть и знали, что его гнев обрушится на всех в одинаковой мере, никто из них не решался стать вестником. — Вы не привели их, — Жюль самостоятельно сделал вывод по их молчанию и потупленным взглядам. — Неужели вы столь никчёмны, что даже не можете спасти девушку, столь хрупкое создание, от того, кого хорошо знаете?! Это лишь упрощало вашу задачу, но вы и с этим не справились! — В том и дело!.. — подал голос оробевший Фернан. — Они… — Они мертвы, — решительно выпалил Виктор с видом настоящего солдата. По-видимому, он решил мужественно принять первый удар на себя и тут же застыл, словно безмолвное каменное изваяние. Жюль тоже замер. Его красивое лицо исказила гримаса то ли гнева, то ли испуга — точно сказать никто не мог. — Как?! — ужаснулся он. Его негодование росло так же быстро, как бежали секунды. — Вы, кретины, позволили моей бедной жене погибнуть в лапах этого недоноска?! Минуты, однако, тянулись бесконечно долго, потому что каждая секунда была для королевских стрелков испытанием. В любой момент Жюль мог объявить их изменниками и потребовать повешения. — Они разбились насмерть, — доложил Огюст. — Кажется, капитан столкнул Вашу жену с обрыва, а потом и сам спрыгнул. Грех теперь даже произносить его имя. — О, бедная Клодетт! — восклицал Жюльен, весьма успешно притворяясь любящим мужем. — Бедная моя Клодетт! Бедная Клодетт! Этот грешник отобрал у меня моё главное сокровище! Трудно не писать сатир. Все повелись на представление, которое для них очень любезно разыграл сын судьи. Он метался от угла к углу, держась за голову, разрывавшуюся от ненависти к победившему противнику. — Всё, что от них осталось, это две лошади, маска и громкие имена, — промолвил Габриэль. — Примите наши соболезнования. Вместо ответа Жюльен демонстративно развернулся на каблуках и уверенной походкой направился к камину. Размахнулся и швырнул маску в огонь. Языки пламени тут же обхватили ее со всех сторон, и послышался треск. Ткань поддалась огню и растаяла. — Пламя поглотит этого грешника вместе с тем, что он любил! — выплюнул он зловеще своё проклятие, заработав несколько сочувственных взглядов, и, словно рассерженный вихрь, скрылся из виду. Поистине это слова Кассандры. *** До деревни Рафаэль и Клодетт, измученные и голодные, добрались только к полуночи. В доме их встретила прелестная картина: маленькая Абсолон сладко спала, а рядом с ней устроился маленький Шарль. О, эти навязчивые кошки! А ведь сколько бы было крику, если бы девочка средневековья, суеверная до мозга костей, увидела на своей постели чёрного кота! Он узнал свою хозяйку и в приветствие выразительно мурлыкнул, точно спрашивая, как она поживала: «Мяу?». В ответ Клодетт ласково погладила его по пушистой головке, словно извиняясь за долгую разлуку. Дом может и был небольшой, но Рафаэль всё же выделил Клодетт отдельную комнату, чтобы та могла спокойно раздеться, не зная стеснения перед чужими глазами, повесить одежду сушиться и со спокойной душой лечь спать. Сам он в приступе галантности устроился в жестком кресле на кухне. Это не доставило ему особенных неудобств: за свою жизнь Рафаэль успел переночевать в самых неожиданных местах и спать умел едва ли не стоя. На войне сон был непозволительной роскошью, нельзя было и глаза без риска сомкнуть, а если и выпадала редкая возможность немного покемарить, то на отсутсвие кроватей уж никто не жаловался. Сон у него был беспокойный на протяжении остатка ночи, и уже с первыми петухами Рафаэль вышел к колодцу набрать воды. Бог разбудил его, даровав жизнь, и капитан это понял, когда в утренней деревенской тишине услышал стук множества копыт где-то вдалеке. Нет, в этой глуши гости бывают редко. А сразу столько всадников — совсем никогда. Это по их душу. Пальцы Рафаэля разжались, он отпустил металлическую ручку, и ведро с громким всплеском шлёпнулось на дно колодца. Капитан хорошо знал, что у них ещё есть возможность спастись. Он рванул в дом. Рафаэль разбудил Абсолон и велел ей выбраться через окно на задний двор и затихнуть там, а сам, схватив котёнка, бросился в комнату, где ещё спала Клодетт. Ее чудесные рыжие волосы рассыпались по подушке, а грудь мерно поднималась и опускалась в такт дыханию, но любоваться столь чарующим зрелищем Рафаэль не мог себе позволить. Услышав лошадиное ржание, судя по звуку, совсем уже недалёкое, капитан значительно ускорился и, не тратя времени на раздумья, зажал ей рот ладонью — и вовремя, потому что девушка, испугавшись прикосновения мужской руки, собиралась закричать. Она широко открыла свои напуганные голубые глаза и, увидев перед собой Рафаэля, пришла в полное негодование. Он прижал палец к своим губам и мотнул головой в сторону двери, за которой уже слышались солдатские голоса. Клодетт поняла, что действовать нужно бесшумно, кивнула и быстро соскочила с постели. Ровно в этот же момент входную дверь выбили ногой. Прежде чем сбежать через окно девушка успела захватить свою одежду — оставь она там платье невесты, все поймут, кто ночевал в этой комнате, и легенда об их трагической кончине разрушится, как карточный домик. Прижавшись к стене дома со стороны поля и могил, все трое затаили дыхание. Даже Шарль, казалось, боялся пошевелиться, будто чувствовал, что их жизнь висела на волоске от смерти. Судя по грохоту, то и дело доносившемуся из-за окна, солдатам было велено всё в этом доме перевернуть с ног на голову. — Чисто! Пусто! — Рафаэль узнал голос Огюста. — Здесь тоже ничего нет! — из другой комнаты отозвался Фернан разочарованно. — В таком случае, возвращаемся, — подытожил Габриэль, который, по-видимому, как можно скорее хотел оставить это грязное дело. — Скажем, что ничего не нашли. Капитан и Клодетт действительно мертвы. — А если и живы, то сюда они больше не сунутся, — подхватил кто-то незнакомый. — Зуб даю, в Париж они не захотят вернуться. — Будешь так говорить, кто-то может подумать, что невеста де Валуа по своей воле сбежала со свадьбы! — проворчал Огюст. — Да и что вы спорите! — возмутился Фернан. — Они мертвы! — Откуда такая уверенность? — спросил Огюст. — Они мертвы! Мертвы-мертвы! М-е-р-т-в-ы! — настаивал Фернан раздраженно. — Мертвее с такой высоты быть некуда, пустоголовые болваны! — Ты это Жюльену скажи или его набожному папаше, — вставил Виктор. — Все мы знаем, что эти фанатики не успокоятся, пока не увидят трупы. — Виктор, душенька, скажи на милость, а ты знаешь, кто такие фанатики, м? Голоса стрелков стали стихать — они покидали дом. — Да знаю я! — послышалось напоследок. — Это значит, что… Более Клодетт не смогла ничего разобрать. Они не двигались с места до тех пор, как стрелки спустились с холма и помчались обратно в Париж, сопровождаемые шумом и преследуемые пылью, поднимавшейся из-под копыт их коней, и после их ухода вернулись обратно в дом. — Что будем делать? — спросила Клодетт у встревоженного Рафаэля. Она была в одной лишь полупрозрачной ночной рубашке и из-за этого чувствовала себя крайне неуютно, так что накинула плащ и скрестила руки на груди, чтобы хоть как-то компенсировать недостаток одежды на теле. — Нужно немедленно бежать. Мы покинем Иль-де-Франс на закате, а пока… — Нет! — возразила Клодетт. — На закате я отправлюсь в Париж, чтобы попрощаться со своей семьёй! — Нет, Боже сохрани! Мы не можем так рисковать! — отрезал капитан. — Ты слышала так же хорошо, как и я: Жюль не остановится. Это он их послал. — Ты обещал! — воскликнула она раздосадовано. От обиды ей хотелось плакать. — Я знаю, как велик риск, и потому прошу тебя пустить меня одну! Если даже меня найдёт Жюль, я притворюсь покорной женой, сыграю роль, которую должна сыграть, и при первом же удобном случае сбегу, и мы сможем быть вместе. Но я не уйду, не увидев напоследок отца и дедушку. Клянусь! Они должны знать, что я жива, ты со мной не согласен? Чем ты можешь возразить? Капитан запрокинул голову и тяжело вздохнул. Как ему с ней было сложно! — Видимо, я зря надеялся, что ты оставишь эту безумную затею, — проговорил он. — Мы сделаем это, если ты пообещаешь мне больше никогда не подвергать себя опасности. — Как скажешь! — быстро согласилась она, только бы поскорее оказаться в Париже. *** Они обчистили дом и взяли всё самое необходимое: немного воды и еды. Лошадей собирались одолжить у кого-нибудь в Париже. Наказания за кражу они больше не страшились — им просто-напросто было нечего терять. Одной рукой больше, одной меньше. Если поймают, всё равно казнят. В шкафу всё ещё висела одежда покойной жены Рафаэля, и Клодетт с тяжёлым камнем на душе пришлось надеть ее платье и плащ, ибо в торжественном одеянии невесты и дорогом шёлковом плаще ее в Париже немедленно бы узнали. Здесь всё было предельно ясно, а вот вопрос Абсолон волновал Рафаэля и Клодетт в одинаковой мере. Куда деть ребёнка? Как быть? Неужели тащить в Париж вместе с собой, а затем везти в Труа? Точно они знали только одно: оставаться в Париже Абсолон было нельзя — девочке руки отсекут, если найдут. — Из провинции надо убраться как можно скорее, а значит, в этот дом мы никогда больше не вернёмся, — сказала Клодетт. — У нас не будет на это времени. Абсолон нужно брать с собой. На том и порешили. Днём Клодетт заштопала ее одежду, а из подола своего свадебного платья сшила для девочки плащ. Не очень практичный, но для маскировки он вполне сошёл. Едва солнце стало опускаться за горизонт, путники навсегда покинули дом. Все они знали, что пути назад не будет. Рафаэлю было особенно больно покидать не деревню, а могилу сына. Примирившись с его потерей много лет назад, он до конца жизни будет считать, что недостаточно чтил его память и что снова оставил малыша в одиночестве. Время, проведённое в пути, увеличилось в два раза из-за пешего хода и обузы в виде ослабевшего ребёнка. Тем не менее, они добрались до Парижа быстрее, чем того ожидали. К тому времени уже стемнело, улицы погрузились во мрак, и наши герои поспешили на Башмачную улицу, но для того, чтобы попасть туда, им предстояло незаметно пересечь Шатле, пройти по Мельничному мосту, обыкновенно пустынному, углубиться в остров Сите и перейти на сторону Сенной набережной, выйти на дорогу, что вела по прямой к гнусному Монфокону и уже там свернуть на узкую улочку, где и располагался дом Клодетт. Чтобы миновать Соборную площадь — там, как правило, больше всего патрулировали, — Рафаэль предложил удлинить путь, но обезопасить его, миновав Бочарную улицу и пройдя через Старую Суконную, на которой Клодетт отплясывала каждый день. Обе они были достаточно безлюдными, народу там по ночам никогда много не ходило. Но и здесь их ожидал сюрприз. Понурив голову, Клодетт пересчитывала булыжники под ногами, когда Рафаэль неожиданно дернул ее за руку и затащил за угол. Она удивлённо посмотрела на него и открыла было рот, чтобы спросить, в чем дело, когда капитан поднёс палец к губам, призывая к тишине, и мимо на своих лошадях проехали двое стрелков. К счастью, закоулок был достаточно тёмным, чтобы темнота могла укрыть их от глаз невнимательных солдат-новобранцев. Неразумно решившая, что опасность миновала, Клодетт через некоторое время шагнула вперёд, но Рафаэль снова потянул девушку на себя, и не напрасно. Она тут же услышала голоса других солдат. Из укрытия выходить было нельзя. Абсолон неожиданно отшатнулась. Из всех троих дверь в стене, что создавала тень и не пускала сюда свет, заметила только она. Деревянные доски едко скрипнули, вынудив Клодетт поморщиться от неприятного звука, резанувшего по ушам, и инстинктивно спрятать корзинку с Шарлем за спиной, и дверь отворилась. На пороге стоял пьяница Жеан. Он то ли собирался опустошить ночную вазу, то от покормить кур. Во всяком случае, как и от любого пьяницы, разило от него очень сильно. Но не было времени привередничать и затыкать нос. Жеан увидел их лица, и, судя по выражению его собственного, он их узнал. Ничего не стоило ему крикнуть и позвать стрелков, которые мгновенно арестовали бы «восставшего из мертвых» Рафаэля, отсекли руки несчастной воришке Абсолон и вернули Клодетт к мужу. Убивать его тоже было нельзя — слишком близко к солдатам. Даже такие болваны, как эти юнцы, тут же различили бы звук борьбы. Сердце Рафаэля заболело. Со стороны злодейки-судьбы крайне несправедливо призывать его смерть здесь и сейчас, когда он уже почти добрался до своей цели: столько пройденного пути, столько потраченных сил, но одна лишь глупая осечка и смертное наказание за неё. Было бы обидно окончить жизнь так, ведь всё, что он оставил за своими плечами в случае столь нелепой смерти теряло смысл. «Мы пропали!» — бессильно подытожила Клодетт про себя, исчерпав все возможные варианты бегства и спасения. И всё же иногда люди удивляют. Жеан посмотрел на Абсолон, и взгляд его вдруг прояснился. Вместо того чтобы позвать гвардейцев, Жеан с внезапно посерьезневшим видом мотнул головой в сторону, приглашая их войти внутрь, и метнулся глазами в сторону, откуда доносились голоса стрелков, ненавязчиво напоминая, что они были совсем близко. Клодетт и Рафаэль переглянулись. Капитан покачал головой. Они оба знали, что доверять никому нельзя, но у них не было выбора. Тут или там — везде их ждала смерть. Если даже старый Жеан заманивал их в капкан, исход никак не изменился бы, если бы Клодетт, Рафаэль и Абсолон остались на улице, ведь здесь их немедленно схватили бы солдаты. Пришлось ему поверить. Возлагая надежды на помощь Господа, Клодетт шагнула вперёд, и Рафаэль вместе с девочкой последовали за ней. *** Как оказалось, это была таверна Жеана. Просто другой вход, можно было сказать, внутренний, только для персонала. Каждый раз, когда Рафаэль проезжал мимо, он затыкал нос от страшной вони, но сейчас, оказавшись внутри, он был весьма рад, ведь стены таверны скрывали их от стрелков. На удивление трезвый Жеан, ни слова не проронив и никак не прокомментировав свой поступок, принялся складывать посуду и протирать столы. Неловко переминавшаяся с ноги на ногу Клодетт открыла рот, чтобы обратиться к Жеану с вопросом, а заодно отблагодарить за убежище, но он, даже к ней не обернувшись, заговорил первым, словно прочитав ее мысли: — Я понимаю, что любовь штука сложная. Вы невеста. Вы испугались. И сбежали с тем, кого любите на самом деле. Сбежали — и хорошо! Но лучше бы вы в город не совались. Клодетт в лицо знают не так много людей, а вот Вас, господин офицер, узнает любой горожанин, — теперь Жеан обращался к капитану. — Кроме того, Вы больше не пользуетесь благоговением парижан. Они не восславили Вас после Вашей «гибели» и даже не молятся. Напротив, как это ни прискорбно, проклинают. Они считают, что это большой позор. Вы похитили невесту сына судьи. Вас сразу же сдадут суду, капитан. Семья Жюльена Вас просто ненавидит, так что, надеюсь, Вас закидают камнями обычные ремесленники прямо на улице, прежде чем вы попадёте в лапы безжалостного де Валуа. Не знаю, что он с Вами сделает… Растерянности Клодетт и Рафаэля не было предела. Из-за речи Жеана им было неловко даже в глаза друг другу смотреть. И вдруг — как не вовремя! — Шарль решил проверить обстановку, приподнять крышку корзинки и показать свои большие зеленые глазки. Ровно в этот же момент стоявший к ним спиной до этого Жеан обернулся, чтобы протереть другой стол. В последний раз Клодетт была так же сильно напугана, когда Шарль мяукнул при Рафаэле. Она поспешно захлопнула крышку, но слишком поздно — Жеан котенка заметил. — Я не верю в эти глупости, — бросил он равнодушно. — Чёрные коты ничем не отличаются от белых или рыжих. Моя бабка их держала. В помещении снова повисла тишина. Жеан вёл себя так обыденно, будто каждый день прятал преступников от стражи, и это было для него простым делом. Вот уж во что Клодетт никогда бы не поверила: вечно пьяный деревенщина, известный своими грязными ругательствами на весь Париж, понимает их ситуацию и не верит в проклятие черных кошек. Виданное ли это дело? — Почему улицу так тщательно патрулируют? — Рафаэль прервал молчание. — При мне такого не было. — Жюльен настоял, — ответил Жеан, не глядя. — Сказал, после того, что случилось с его женой, нужно обезопасить улицы, что нельзя допустить, чтобы ещё одна невинная девушка пропала. Но мы-то с вами понимаем, что на самом деле он просто слишком умён, чтобы поверить в вашу историю. Бьюсь об заклад, Жюль знает, что вы живы. Он так же хорошо знал, что вам придётся вернуться в Париж рано или поздно, и с этим он тоже не прогадал. — Так что вы сделаете? Спрячете нас? — спросила Клодетт, чтобы убедиться в том, что он их друг. — Я не для того впустил вас в свой дом, чтобы стервятникам скормить, — был его ответ. На душе Клодетт полегчало. Но ни ей, ни Рафаэлю не было понятно, почему Жеан проявил такое милосердие. А вот Абсолон это совсем не волновало. — Извините, дядя Жеан, а нет ли у Вас еды? — пропищала она жалобно, и Клодетт удивлённо уставилась на девочку. Откуда она его знала? Может быть, просто слышала его имя где-то? — Конечно, Абсолон! — вдруг Жеан расплылся в улыбке. Да он само простодушие! — Сейчас что-нибудь тебе найду. — Вы знакомы? — озадаченный Рафаэль озвучил вопрос Клодетт. — Абсолон была дочкой моего лучшего друга, — объяснил Жеан и зашёл за стойку, чтобы достать немного еды. — Когда его повесили, она пропала. Я не знал что и думать. Он вернулся к ним и принёс несколько хлебцев. Клодетт с горечью вспоминала особенно тяжёлые времена, когда не было хорошего урожая, и ее семье приходилось питаться ими, ведь только на хлебцы и хватало денег. — Спасибо, что привели Абсолон живой, капитан, — поблагодарил офицера Жеан и похлопал его по плечу с легкой улыбкой на лице. Вот почему он принял их у себя! Наконец-то ситуация прояснилась. Теперь у Клодетт не было сомнений: Жеан не собирался сдавать их солдатам. — Сегодняшней ночью мы собираемся бежать в Труа, — рассказала ему она. — Вы оставите Абсолон у себя? — Безусловно. Я живу в деревне Куртиль, туда и отвезу девочку, — ответил ей Жеан. — Ее отец был мне как брат, ее мать была мне как сестра. Они сделали бы то же самое для моих детей, если бы они у меня только были. Как гора с плеч свалилась. Теперь им хотя бы не приходилось думать о том, как поступить с ребёнком. — Патрулировать будут всю ночь? — осведомился Рафаэль. — Нам нужно незаметно пройти к дому Клодетт. — Вчера ушли в полночь. Не знаю, как будет сегодня. Во всяком случае пока можете отдохнуть здесь. И котёнка пока оставьте. Потом за ним вернётесь. *** Едва за полночь Клодетт вышла на улицу в сопровождении Рафаэля. Девушка не хотела, чтобы капитан рисковал собой, но тот настоял на том, чтобы пойти с ней, ведь всякое ночью может случиться. По улицам они прошли без происшествий. Стрелки им не встретились, а капюшоны скрывали их лица от редких прохожих. Когда в темноте наконец показалось крыльцо родного дома, сердце Клодетт затрепетало. Она занесла кулак над дверью и долгое время не решалась постучать. Когда девушка наконец это сделала, дверь ей открыл отец. — Клодетт! — вскричал он, едва ее увидев, и бросился обнимать дочь. — Ты жива, Клодетт! Ты жива! Девушка не удержалась от улыбки, но поднесла палец ко рту и зашептала: — Тише, папа, тише! Никто не должен знать, что мы здесь… Она не успела договорить. С кухни вышел никто иной как ее муж. Это был Жюльен. *** Вот что они упустили! Этого они совсем не продумали! От страха язык Клодетт примёрз к небу. Она не сводила с Жюля испуганного взгляда округлившихся глаз. Его руки были скрещены на груди, а походка как никогда ленива. Он с подозрением осмотрел жену с ног до головы, прищёлкнул пальцами и властным тоном позвал: — Лионель! Фернан! Огюст! Схватить его! На лице Рафаэля не дрогнул ни один мускул. Он не двинулся с места — всё равно не успел бы сбежать. Фернан, Огюст и Лионель, когда-то его подчинённые, один за другим выскочили из комнаты, обступили, схватили, скрутили и тут же грубо повалили своего бывшего капитана на пол. — Отпустите его! — завопила Клодетт и бросилась к Рафаэлю, но муж снова схватил ее, как тогда, во время порки, и не дал ей помочь капитану. — Тише! — попросил ее он с неожиданной лаской. — Он совершил преступление и поплатится за это! — Он ничего не совершал! Прошу, отпустите его! — взмолилась девушка, чуть ли не плача. Но Рафаэль знал, что его уже не спасти. А вот жизнь Клодетт он спасти был всё ещё в силах. И потому взял всю вину на себя: — Я похитил ее. Его голос был низок и более не был таким громким, каким его привыкли слышать солдаты. Это был поверженный человек, в один момент потерявший всякие надежды на будущую жизнь. — Нет! — на глазах Клодетт выступили крупные слёзы. — Нет, это неправда! Я сама согласилась убежать! Де Валуа вдруг отпустил ее. Она снова рванулась к капитану, но теперь этого ей не позволил дедушка Клод. Скрепя сердцем, он преградил ей путь и приобнял за плечи. Тем временем Жюльен присел на корточки перед поваленным на пол Рафаэлем, своим взглядом унижая его ещё сильнее. Капитан смотрел на него исподлобья. Как хотелось ему освободиться и воздать этому негодяю по заслугам! — Чей этот роскошный камзол? — спросил сын судьи с гадкой улыбкой на лице. — Подозреваю, что не Ваш! А впрочем, Вас повесят не за это… И даже не повесят, ведь Вы дворянин, и закон к Вам милосерден. — Жюль разочарованно поджал губы. — Вас положено обезглавить. А жаль! У Вас отличная осанка. Как бы мне не хотелось, а топор палача всё же разлучит Ваши шею и голову. Но не беспокойтесь: я прослежу, чтобы в качестве палача выступил Роланд. Говорят, у него лёгкая рука. Всё же приговорённым виднее, так что я буду очень благодарен, если Вы проверите и сообщите мне, правда это или лишь слухи. Хотя с отрубленной головой будет немного сложнее. А! Он ведь Вас порол. Ну и как? Шрамы красивые получились? Я всегда видел в Роланде задатки художника. Жюль не был зол. Жюль ликовал. Он снова считал себя победителем и был в прекрасном расположении духа. Происходящее доставляло ему много удовольствия. Воспользовавшись своим последним шансом, Рафаэль решил подпортить его гримаску. Буравя его грозным взглядом, капитан проговорил: — Я похитил ее, чтобы она не досталась Вам. Тут он приподнялся и плюнул в лицо сына судьи. Предсказуемо рассвирипев, Жюльен оскалился, выхватил из ножен меч Лионеля, с рёвом замахнулся и… Снятая с плеч голова подкатилась к ногам Клодетт. Девушка пронзительно закричала. Клод прижал к себе от ужаса вопившую во все горло внучку, спрятав ее от кровавого зрелища.