***
Рейзел тяжело приземлился на землю, едва удержав равновесие. Дышалось тяжело и больно, глаза щипало от попавшей в них крови. Кровь была везде, его и Музакки. Руки холодило ветром, от пиджака и рубашки одни лохмотья остались. В груди сухо щёлкнуло, известив о том, что не стоит продолжать этот бой. — Рейзел, чем больше я смотрю на тебя, тем больше меня распирает от ярости, — закричал Музакка, — от того, как ты, не давший мне отомстить, живёшь счастливой жизнью среди людей… Рейзел промолчал. Зачем он говорит это? Зачем напоминает то, что и сам ноблесс знает. Он прекрасно понимает, что виноват в том, что не поддержал друга, встал на его пути. И сейчас снова. Оборотень поднял руку. — Я покончу с тобой этой атакой, — громко проговорил он. — А потом сотру с лица земли человечество, начав с детей, с которыми ты так сдружился! Младший Кадис крепко стиснул зубы. Дети. Эти добрые светлые существа, не знающие его статуса, нечеловеческой природы, но знающие его самого. Его товарищи. В горле сдавило. Ноблесс заскрипел зубами, он не позволит этому случиться! Он не хочет снова терять всё! Даже если для этого придётся уничтожить ещё одно дорогое для него существо. Сосредоточившись на атаке, Рейзел не сразу почувствовал присутствие ещё одного существа. Между ним и Музаккой неожиданно появилась ярко-красная полоса щита, от которой отслоилась волна силы, отшвырнувшая их обратно на землю. Врезавшись в твёрдый камень, благородный даже не сразу смог подняться, почти физически чувствуя, как трещат его сосуды. Задохнувшись от боли, мужчина схватился за грудь, сжимаясь, но почти сразу заставил себя выпрямиться, выбраться из ямы. Поднявшись на ноги, ноблесс пошатнулся и упал на колени, опершись на землю руками. — Ха-а… ха-а… ха-а… — Рейзел! Благородный прикрыл глаза, медленно опускаясь на локти. Ему нравилось думать, что этот взволнованный голос, так похожий на Музакку, действительно принадлежит его старому другу. Что они больше не будут биться. Я не хочу убивать тебя ещё раз! Он никогда бы не сказал эти слова вслух. В груди снова кольнуло, сердце билось так быстро, что становилось трудно дышать. Рейзел знал, что это значит. Он вот-вот уйдёт в вечный сон. Он не справился. Не спас. В сердце что-то сжалось, оно пропустило удар, заставив благородного глухо застонать от боли. — Держись, друг, слышишь? Кто ты?! Не подходи к нему! Ройлис промолчал, не обращая внимания на вскинувшегося оборотня, рядом с которым тут же приземлилась рыжеволосая девушка той же расы. Сейчас ему важнее влить в сына хоть немного сил, потому как чувствовал, насколько близко был Рейзел сейчас от вечного сна. Сколько же он сил вложил в этот удар? Не вставай, сын, это я. Отец… Тшшш, сейчас станет легче. — М… ой… — выдавил ноблесс, пытаясь предупредить. Музакка, оставив незнакомца на Гарду, снова опустился к другу. — Что? Не говори, Рейзел. Чёрт, прости меня, прости! Если бы этот парень не вмешался, всё было бы хорошо! — От-тец… — упрямо шептал благородный. — Он. М-мой. Отец. — Кто? — замер оборотень. — Отец, — сухо ответил Ройлис. — Ты не ослышался. Отойди, дай мне помочь ему, если не хочешь, чтобы Рейзел уснул навечно. Только теперь Музакка заметил, что незнакомец, предотвративший тот удар, с которым оборотень должен был передать энергию другу, очень похож на благородного. Аура полыхала огнём, от которого отходила тонкая линия энергии, вливающаяся в грудь ноблесс. Дыхание Рейзела постепенно выравнивалось. До тех пор, пока Рейзел не открыл глаза, было тихо. С трудом поднявшись на ноги, благородный постоял немного, привыкая к своему состоянию, и посмотрел на отца. Достаточно, до дома теперь дотерплю. Рой послушно оборвал поток. Повернулся к молчавшему оборотню, снова посмотрел на сына. Я желаю знать, что здесь произошло. Я разве не говорил тебе, чтобы ты не вмешивался в битвы сейчас? Не предупреждал, чем может закончиться любой твой всплеск энергии? Ты чем вообще думал, Рейзел, когда шёл сюда один?! Ноблесс промолчал, не опуская глаз. Музакка тоже не говорил, настороженно наблюдая за развитием сцены. Ройлис повернулся к нему, красные глаза вспыхнули, и бывший Лорд оборотней почувствовал лёгкую тяжесть в голове. — Знаешь, на что давить, — дёрнул губой благородный. — Это же надо было додуматься! Вызвать ноблесс на бой, пригрозив уничтожить его юных друзей, чтобы отдать жизнь для восстановления небольшого количества сил, которых надолго и не хватит! И ты даже не задумывался, что будет чувствовать Рейзел после такой жертвы? Вы оба чем думали, когда шли сюда?! — Читаешь мысли, — вздохнул Музакка, с досадой проследив за ошеломлённым лицом друга. — Иначе я бы не мог помочь Рейзелу. — Ты умеешь передавать силы, — возразил Рой. — Этого не хватает, чтобы помочь! То, что я передал ему, рассосалось за мгновения! — Х-ха-а, — протяжно выдохнул Ройлис. — Тебя разве не учили передавать силы? — Это умение уже давно ушло в небытие, — нехотя ответил оборотень. — Я нашёл несколько свитков, по ним и учился. Ройлис с трудом сдержался от того, чтобы врезать этому оборотню. Он должен быть спокоен. Он спокоен. Хотя о каком спокойствии может быть речь, когда его сын едва не погиб?! — Я практически месяц восстанавливал здоровье сына, — едва ли не прорычал мужчина. — Каждый день, ночь, каждый раз, когда только появлялась возможность! А ты за один бой уничтожил весь! Мой! Труд! Ты понимаешь, что едва не убил его?! Как ты хотел спасти своего друга, если сам же заставил тратить свои силы в бою?! Аура благородного словно взорвалась, расшвыривая в сторону небольшие камни и разметав пыль. Рейзел вскинул руки, автоматически выставляя щит, зная, что иначе его сметёт этой непроизвольной атакой. Заметив это, Ройлис заставил себя успокоиться. Посмотрел на хмурого оборотня. — Предлагаю завтра собраться и обсудить сложившуюся ситуацию, — сказал он. — И это не просьба, даже не приглашение. Если ты не придёшь, то я найду тебя и за шкирку притащу в дом. — Я приду, — коротко ответил Музакка. Встретившись глазами с Рейзелом, он резко развернулся и вместе с девушкой ушёл. И только после этого ноблесс опустился на землю. Рой сел рядом, позволяя опереться на себя.— Прости за это. — Не извиняйся, я бы поступил так же. Уж что-что, а лукавить этот оборотень умеет грамотно. На поле битвы приземлился Франкенштейн. Заметив благородных, учёный тут же бросился к ним. — Мастер! Что произошло? — взволнованно прокричал мужчина. — Где Музакка? У него не получилось?! — Что не получилось? — устало спросил Ройлис. Франкенштейн рассказал, как домой пришли избитые модифицированные, на которых, как оказалось, напал Музакка, чтобы передать флэшку. На носителе было видео, в котором оборотень всё объяснял. — Он не успел, — ответил Рой. — Я отразил последнюю атаку Рейзела. Видимо как раз ту, которая должна была убить оборотня. Ноблесс вздрогнул, и старший Кадис не мог не заметить этого. Но никто ничего не сказал.***
Этой же ночью, Рейзел сидел на диване, устало глядя на полную чашку немного остывшего чая. Сил поднять кружку пока не было. Да и настроения не было. Хотя надо всё-таки сделать хотя бы пару глотков. Чтобы не беспокоить никого. — Тебя что-то беспокоит, сын, — осторожно проговорил Ройлис, проходя в гостиную и присаживаясь рядом. — Я всё ещё здесь, если ты вдруг… захочешь поговорить. Рейзел промолчал, не поднимая глаз, но благородный ясно видел, как дрогнула рука сына. Что-то действительно мешает ему жить. Чашка мягко опустилась на блюдце. — Я убил их, — тихо проговорил ноблесс. — Всех, кто был дорог мне. Я собственноручно казнил их. Ройлис не проронил и слова, ожидая. Он знал, что такие признания просто так не даются. — Роктис, Урокай, Зарга, Лагус, Градеус, Идиан… Музакка, я предал их всех. Я не смог спасти тебя, отец, не поддержал мать, подвёл брата, — голос звучал всё глуше. — Я видел, как они умирают. Все. Я чувствовал это. Франкенштейн, притаившийся около входа, не смел уйти и пройти дальше — узнают тут же, что он здесь. Нельзя портить этот момент. Нельзя позволить мастеру и дальше копить эту боль. Учёный искренне надеялся, что Ройлис сможет вскрыть эти гнойные раны, хоть чуть-чуть облегчит груз на плечах ноблесс. Он унесёт с собой в могилу всё то, что услышит и ни за что не покажет, что знает. — Они все пошли против нас, — мягко напомнил ему Ройлис. — Они лишь хотели перемен, отец! — сдавленно возразил Рейзел. — Они первые, кто понял, насколько вредно нам, благородным, жить в отдалении. Я не понимал этого до тех пор, пока не оказался здесь. Благодаря Франкенштейну я изменился, понял, что перемены в жизни — это не плохо. Что они хотели того же для своего народа. — Сын… — У Музакки убили дочь, — перебил его ноблесс. — У него были все права злиться, а я… я, его единственный друг, встал на пути мести, прекрасно зная, что это значит для оборотня. Я заставил его отступить. Я дрался с ним, зная, что могу убить. И я считал, что он мёртв! И сегодня я снова был готов сделать тоже самое! Сколько ещё я должен уничтожить дорогих мне существ, чтобы в мире перестали воевать? Кто будет следующим, отец? Ты? Может быть те люди, что живут под одной крышей со мной? Или Франкенштейн, который идёт со мной бок о бок не один век? Преданный настолько, что за восемьсот лет не прекращал поисков? Что, если копьё овладеет им окончательно? Мой долг защитить людей, мы оба знаем это, но я не хочу, отец! Я не хочу больше терять никого из близких мне существ! Франкенштейн с поражением смотрел на то, как мастер — его спокойный, хладнокровный мастер — уронил голову в ладони, с силой сжав волосы. Сколько же он хранит в себе? Ройлис осторожно пересел к нему и обнял, по-отечески ласково, суля защиту, спокойствие. — Ты прав и неправ одновременно, Рейзел, — тихо проговорил он. — Порой для того, чтобы совершить задуманное необходимо сделать всего лишь один шаг, вот только в какую сторону? Твои друзья, Роктис, Урокай, Зарга, Лагус, Градеус, Идиан, они хотели перемен, но, вместо того, чтобы действовать постепенно, зная, что большинство народа благородных веками соблюдали традиции, они решили изменить всех за несколько лет. Так не бывает даже у людей. Им необходимо было просто поговорить, объяснить, найти слова, подобрать необходимые доводы. Лорд понял бы, он сам понимал, что нам нужно меняться так же, как меняется сам мир. Но они испугались, решили, что не поняты. Это не твоя вина. Ты тоже изменился. Регис, Сейра, Кэриас, Раджек, даже Раэль. Но они изменились без крови, без предательства. Твои же товарищи решили действовать иначе. И этим предали не столько свой народ, сколько тебя, которого они смели считать другом, тем, что не стали говорить с тобой, тем, что решили измениться геноцидом и убийствами, тем что выступили против, зная, на какой шаг ты вынужден будешь пойти. Пройдя по той тропе, мало кто возвращался обратно. Ты не смог бы им помочь. Бой всё равно пришлось бы принять, пусть и множеством лет — и смертей — позднее. Твой друг, Музакка, потерял себя. Я видел тот бой в твоих воспоминаниях. Изначально ты лишь защищался сам, ты действительно старался вернуть прежнего Музакку, вот только я сам лишь недавно понял, что это очень сложно. К тому же в смерти своей семьи ты точно не виноват. Ты прекрасно знаешь, что на моём месте поступил точно так же, так зачем корить себя за это? Почему ты пытаешься быть везде виноватым? В любом споре виноваты все, кто спорит, Рейзел. Я никогда не скажу тебе «Забудь». Нет, наоборот, помни. Они всегда останутся с тобой, в твоём сердце, сын. Не те, которых ты казнил, а те, что были с тобой раньше. К тому же я не думаю, что тебе придётся убивать своего тёмного человечка. Франкенштейн это не допустит. — Отец, я — ноблесс, — горько усмехнулся Рейзел. — Мой долг… — … защищать людей, решать проблемы благородных, судить, я знаю, — закончил за него Ройлис. — И ты выполняешь свой долг с честью. Скажи мне, кто-то из тех, кого тебе пришлось казнить, был невиновен? Хоть кто-то из них мог бы остаться жив, если бы не было ноблесс вообще? По глазам вижу, что ты знаешь ответ. Нет. Если не тобой, то Лордом, но они бы были казнены за нарушение главного правила, которого не коснутся никакие изменения: мы не должны вмешиваться в дела людей, мы не должны силой завоёвывать слабых. Мы же благородные, — усмехнулся мужчина. — А это неблагородный поступок. Ты понимаешь меня? — кивок. — Хорошо. А что до твоего человечка из пробирки, так он точно сделает всё, лишь бы не дать тебе снова сделать что-то, из-за чего тебе будет плохо. Да он собственному копью глотку перегрызёт, если осознает, что из-за поглощения тебе придётся его убить. И не потому что он боится смерти. Мне кажется, что этот человек уже давно её не боится. Он готов сразиться и с ней, лишь бы остаться…Странный человечек. Я бы уже давно на его месте вызвал тебя на бой. Ты же сильнейший! Наравне с Лордом, и для спарринга с тобой даже не надо побежать всех глав клана! Рейзел слабо усмехнулся, но промолчал. Прикрыв глаза, он думал обо всём, что сказал ему отец. Думал и физически ощущал, насколько ему становится легче. Нет, он всё равно чувствует вину перед друзьями за то, что не остановил, не помог вернуться, пока ещё не было поздно, но теперь эта вина, по крайней мере, не будет мешать жить. — Спасибо. Ройлис лишь кивнул, зная, что ответа не требуется.***
На следующий день Музакка действительно пришёл. Один. Непривычно серьёзный и молчаливый. Дверь ему открыл Франкенштейн. Человек посторонился, пропуская оборотня, закрыл двери и, не сдержавшись, окликнул. Музакка повернулся. — Если вы действительно считали, что мастер сможет жить в мире, если передать ему твою силу и поправить тем самым здоровье, то вы ошиблись, Музакка-ним, — проговорил Франкенштейн. — Подобное самопожертвование не поможет ему. После такого мастер не смог бы жить нормально. И если вы думали, что, как ноблесс, он сможет принять это, то снова ошибаетесь. Это совсем не то же самое, как когда мастеру пришлось лишить жизни тех, кто был рядом с ним. Ведь в этом случае он бы самолично убил своего единственного старого друга, пожертвовавшего собой ради него . Оборотень некоторое время молчал, но потом кивнул и пошёл дальше. В гостиной собрались только четверо: Рейзел, Ройлис, Музакка и Франкенштейн. Некоторое время все молчали. — Если бы бой не остановили, то Рейзелу не было бы так плохо, — упрямо сказал Музакка. — Физически и ненадолго, — коротко ответил Ройлис. Оборотень цыкнул, но не стал продолжать. — То, что вы сказали на видео. Это ведь не единственная причина, почему вы решили отдать ему все свои силы? — проницательно заметил Франкенштейн. Музакка некоторое время молчал, но потом кивнул: — Я всё равно не смогу долго сохранять ясность мысли. Если честно, я постепенно теряю контроль над собой. Словно схожу с ума. Возможно тому виной несколько причин. Давний шок после потери Эшлин, бой с Рейзелом… да и люди столько лет ставили на мне всевозможные эксперименты. Всё это здорово мне навредило, и этот вред не исцелит никакая регенерация. Хоть этот человек, Кромвель, и говорит, что мне становится лучше, но я в это не верю. Своим лечением он только откладывает ухудшение симптомов. В конечном счёте, я всё чаще теряю контроль над своим телом, и эти периоды становятся всё дольше. Если так пойдёт и дальше, я окончательно сорвусь и начну крушить всё, что подвернётся под руку. Я не намерен сидеть и ждать этого, — Музакка вздохнул и бросил быстрый взгляд на ноблесс. — Я давно не видел Рейзела таким счастливым, и хотел, чтобы он как можно дольше мог наслаждаться этой жизнью. — Ты мог просто поговорить с ним. — Рейзел бы ни за что не согласился принять силы такой ценой. Сам ноблесс молчал, словно бы не обращая внимания на разговор. Лишь когда Музакка посмотрел прямо на него, благородный ответил усталым взглядом. Скажи ему, Рейзел. — Я не хотел бы жить подобной ценой, — тихо проговорил благородный. — Я не смог бы наслаждаться такой жизнью. Потому что в ней не было бы моего друга, а я знал бы, чьей жертвой живу. Музакка широко раскрытыми глазами смотрел на него. Он знал это, понимал, но всё равно пошёл на этот поступок, наивно предположив, что Рейзел поймёт, простит и забудет. Но он ошибся. Вспомнился их разговор перед битвой. — Я не стану сопротивляться, поэтому вперёд, победи меня. — Что? — Должно быть, меня ты тоже ненавидишь за то, что я встал на пути твоей мести. Победи меня и оставь в покое людей. Тот взгляд, когда Рейзел говорил эти слова, полный боли, тоски, безысходности. Взгляд, который кричал, зовя на помощь, молил прекратить это безумие. Ведь всё, что оставалось для великого и непобедимого ноблесс, вынужденного действовать согласно долгу, а не сердцу, это немая просьба, которую поймёт не каждый. И раньше Лорд оборотней всегда мог увидеть это. Музакка тяжело вздохнул. — Рейзел, прости меня за то, что я причинил тебе столько боли. Ноблесс улыбнулся. Легко, почти незаметно. — Я никогда не обижался на тебя, Музакка. Уже перед уходом, оборотня снова окликнул Франкенштейн. — Я понимаю, насколько сложно довериться мне после всего того, что с вами сделали, Музакка-ним, — проговорил человек. — Однако я настойчиво предлагаю вам свою помощь в исправлении последствий действий учёных Союза. — Франкенштейн, я… — Я не требую ответа сейчас, но попробовать довериться мне всё-таки лучше, чем кончать жизнь самоубийством, — без тени улыбки перебил учёный. — Естественно я делаю это только ради мастера. — Конечно, — усмехнулся оборотень. Он не поверил учёному. — Я знаю, Франкенштейн. Я подумаю, обещаю. Отец. Что? Я хочу приготовить рамен. Ройлис не сдержал широкой ухмылки, предвкушая реакцию Франкенштейна. Завтра! И готовим на всех!