Отец

      Франкенштейн устало потянулся и потёр глаза, немного покрасневшие от недосыпа. С того момента, когда Музакка поселился у них, прошла почти неделя, и за это время мужчина успел вернуть Гарде голос и почти избавил её от последствий опытов Союза. К его счастью два представителя разных рас — Сейра и Гарда — действительно сдружились. Они обе молчаливы и редко показывают свои эмоции, но каждый, кто хоть немного внимателен, обязательно замечал тёплые дружественные взгляды обеих девушек. А так же участившиеся посиделки на балконе в то время, в которое обычно там никого нет. Заметив это, Франкенштейн поставил там два удобных кресла и столик между ними, чтобы благородной и оборотню было удобно. Никто эти кресла больше не занимал, признав за ними только двух хозяек.       Сложнее было восстановить здоровье Музакки. За века опытов его организм настолько истощился, что на восстановление ушло бы ещё больше времени, если бы за это взялся кто-либо другой, а не Франкенштейн. Задача усложнялась тем, что с просьбы бывшего Лорда к ним стали приходить и другие представители расы Верфольфов с просьбой помочь им. С ними дела обстояли проще, а потому на следующий день они уже уходили. Оборотни не рисковали оставить свои земли без воинов, поэтому прибывали по одному.       Но всё своё свободное время Франкенштейн тратил только на Музакку. Оставил Рейзела на попечении отца, с дозволения, конечно, а сам практически безвылазно сидел в лаборатории. Только на время самого лечения к нему спускался старший Кадис после того, как оборотень едва не убил Франкенштейна. Мужчина тогда отвернулся, не ожидая нападения, а потому атака пришлась в спину. Только отточенные навыки воина, позволившие Франкенштейну успеть выставить щит, спасли ему жизнь. От силы удара металл, из которого сделана стена, прогнулся, учёный упал на колени, пытаясь прийти в себя, но обезумевший оборотень уже был около него, поднимая за грудки одной рукой и с силой ударив спиной о стену. Вторую руку вервольф поднял для последней атаки и обмяк, когда подействовало снотворное. Приземлившись на ноги, Франкенштейн схватился за стену, вторую руку прижав к голове. На том месте, куда его впечатали, осталось пятно крови.       — Давненько я не работал при сотрясении мозга, — хрипло усмехнулся человек, взваливая тело оборотня на себя и пытаясь оттащить его к лавке. От тяжести повело.       — Давай, помогу.       — Ройлис-ним? Не стоит, я…       — Не обсуждается, — оборвал его Кадис. — Я помогу.       Учёный кивнул и отпустил тело, которое благородный поднял до смешного легко и аккуратно положил на кушетку.       — У тебя кровь.       — Просто сотрясение, — поморщился Франкенштейн. — Пройдёт.       — Может, стоит отдохнуть?       — Нельзя сейчас, я должен срочно закончить операцию, иначе препарат даст обратную реакцию, — покачал головой мужчина, уже сноровисто набирая что-то в шприц, подключая провода, подготавливая приборы. — Не переживайте, пожалуйста, я работал и в худшем состоянии. Как только минует опасность, я отдохну.       — Хорошо, — вздохнул Ройлис. Кровь, скапывающая на белоснежный халат, понемногу остановилась, и благородный немного успокоился. Франкенштейн же сменил одежду и продолжил.       — Вам вовсе необязательно находиться здесь, — не отвлекаясь, проговорил учёный. — К сожалению, я не смогу с вами беседовать.       — Ничего, я посижу в тишине, — пожал плечами Ройлис. — И ты будешь звать меня каждый раз, как будешь работать с этим оборотнем. Для подстраховки.       — Но…       — Да-да, ты справишься один, я помню, — улыбнулся Кадис. — Вот только ты вечно забываешь, что ты уже не один.       Франкенштейн посмотрел на благородного с какой-то непонятной грустью и чем-то ещё, отдалённо смахивающим на благодарность, но потом снова вернулся к работе.       — Я стараюсь не привыкать к подобному, — чуть тише сказал он. Немного помолчал, думая, стоит ли вообще говорить об этом. — Все, кто был дружен со мной либо предаёт, либо умирает. И первое намного чаще, чем второе. Это… заставляет не верить никому, кроме себя. В моём случае мне и к себе-то следует относиться с осторожностью, а то есть тут всякие тёмные существа, правда, дорогая?       Ройлис вздохнул, уселся в кресло, выдвинувшееся из пола. Этот человек! Преданный до невозможности, добрый, несмотря на всё то, что он был вынужден пройти. И одинокий. Этим он был похож на Рейзела. Потому что это было то одиночество, на которое он обрёк себя сам из страха. Отгораживается, чтобы не нанести себе новые раны. И сам не замечает, что уже поздно. Он уже привязался к этим ребятам: шумным модифицированным, спокойным благородным, даже вспыльчивому оборотню. И к нему, Ройлису. И всем пытается помочь по мере своих сил. Работа, собственные деньги, дом, внимание, помощь — он готов отдать всего себя своим друзьям и ни за что не признается в этом.       Единственный, кому он открылся — Рейзел — и тот пропал на долгие века, заставляя человека снова страдать, мучиться сомнениями.       Как после всего этого поверить, что больше никто не уйдёт? Не предаст.       — Твоя броня уже треснула, ты же понимаешь это.       — Этого-то и боюсь.       Пальцы чуть сжались, показывая, что мужчина сказал не то, что хотел.       — Каждый раз ты всё равно принимаешь кого-то под своё крылышко, — продолжил Ройлис. — Зная, что, в конце концов, они уйдут. Испугаются, предадут, умрут, не важно. Почему?       — Потому что мне это надо, — пожал плечами человек. — Как учёному мне необходимо было изучить модифицированных и благородных, и я смог выяснить для себя много нового. Сейчас я получил возможность работать с оборотнями.       — Только лишь корыстные цели? — коротко хохотнул Ройлис.       — Да.       — Как хорошо ты врёшь, — чуть склонил голову благородный. — Обманываешь даже себя. Не говоришь о том, что надеешься, не показываешь, что хочешь просто помочь. Сколько же ты вынес, если тебе так стало проще?       Франкенштейн промолчал, отлепляя провода и вытирая с кожи оборотня мазь. Чуть нервно подхватил планшет, всматриваясь в показатели.       — Вы копаете слишком глубоко, Ройлис-ним, — глухо сказал он. — Я не желаю об этом говорить. Особенно когда мне известно, что вы всё знаете.       — Не всё, — не смутился разоблачению старший Кадис. — Я видел только твои чувства, эмоции. Это не воспоминания. Посмотри на нынешнюю ситуацию немного иначе, не глазами.       Мужчина недоумённо посмотрел на благородного.       — Смотри сердцем, — улыбнулся Ройлис.       — У меня нет сердца, — хищно улыбнулся человек. — Я бы позвал вам свидетелей, но они все мертвы. Я закончил, Ройлис-ним, благодарю за помощь.       Кадис Эйтара ди Ройлис без слов поднялся и ушёл, успев заметить в отполированной до блеска двери, как учёный сел на кушетки и прижал руку ко лбу. Кажется, он действительно глубоко копнул.       О чём ты говорил с ним, что даже я почувствовал его эмоции?       Пытался доказать, что он часть нашей семьи.       Не вышло? Он слишком долго был один, чтобы поверить в это за короткое время.       Мы поможем.       В его мыслях мелькнуло желание уйти.       Ройлис посмотрел на обеспокоенного сына и ободряюще улыбнулся.       Не думаю, что он уйдёт. Просто он устал сидеть в четырёх стенах. В последнее время он много работает.       Франкенштейн осторожно сделал укол спящему оборотню и тут же замер, чувствуя на руке железную хватку.       — Рад, что вы очнулись, — чуть улыбнулся учёный, не спеша продолжать вводить лекарство. — Судя по тому, что я до сих пор не отлетел к стене, с агрессией вам стало легче справляться?       — Франкенштейн? — хрипло спросил Музакка, выпуская руку человека. Мужчина быстро ввёл лекарство и вытащил иглу. — Мне действительно не хочется никого убить. Даже странно.       — Всё дело в вашем истощении, — объяснил учёный. — Ваш организм износился настолько, что волчья суть, простите, если это оскорбляет, взяла верх над тем, что я бы назвал сутью человеческой. Отсюда и агрессия на любую, даже мнимую, опасность.       — Ладно, — чуть помолчав, ответил Музакка. — предположим, что я почти всё понял, что теперь?       — Я сумел исцелить большую часть повреждений, которые нанёс Союз. Благодаря этому ваш организм теперь может сам запустить восстановление, в том числе, что меня очень удивляет, и головного мозга. Теперь вам нужно только лишь обследоваться у меня, чтобы я смог вовремя заметить, если что-то изменится в худшую сторону.       — То есть, ты больше не будешь ставить… кхм, лечить меня?       — Пока что в этом нет необходимости, и, я надеюсь, что и не будет, — кивнул Франкенштейн. — Но я настаиваю на обследованиях до тех пор, пока ваш организм не восстановится полностью!       — Ладно-ладно, — коротко засмеялся мужчина. — Я пойду?       — Да.       Спрыгнув с кушетки, Музакка подхватил свою рубаху и, кивнув учёному, ушёл из лаборатории. Сел рядом с благородными. Рейзел посмотрел на него.       — Ты вернёшься в земли оборотней?       — Моя стая готова снова принять меня, как Лорда, и мне придётся в скором времени туда вернуться, чтобы помочь навести порядок, — вздохнул вервольф. — Однако ненадолго. Я обучу Кентаса всему, что знаю сам и проиграю ему в поединке за право трона. Сейчас, когда я сам уже столько приглядываю за своим народом, мне кажется, что предыдущий Лорд поступил так же.       — Ты сильнее всех, Музакка, — возразил Рейзел.       — Я знаю, — улыбнулся Лорд оборотней. — Так же, как и Кентас сейчас тоже сильнее всех, даже многих модифицированных. Со мной ему пока не справиться, но тогда, в битве… такое ощущение, будто был один, только один, неверный удар бывшего лорда. А потом он жил, и я готов поспорить, что его не тянуло обратно! Так же, как и меня. Поэтому я и хочу, чтобы Кентас стал Лордом по праву, а я переселюсь сюда, буду доставать Франкенштейна, мечта!       — Кто-нибудь видел шефа? Мне надо срочно его подпись! — выскочил Тао. — Я такие камеры нашёл, закачаться можно!       — Он был в лаборатории, — ответил Музакка.       — Только что оттуда, там нет.       — В комнате тоже, — спустился вниз М-21.       — Как и в кухне, — Сейра.       — Его вообще в квартире нет, — удивился Ройлис, быстро просканировав дом. Стало тихо. Жители быстро переглянулись, пытаясь срочно решить, что делать.       — А зачем волноваться? Он уже взрослый человек! Гуляет, где хочет! — поднял палец Тао. Все согласно кивнули и расселись по диванам. Однако не пришло и минуты, как аналитик схватил ноутбук. — Я просто проверю камеры!       — Мы… прогуляемся по городу, — кивнул М-21, поднимаясь вместе с Такео, Гардой и юными благородными.       — О, и нам тоже следует прогуляться, правда, Рейзел? — подскочил Музакка.       Надо же, сколько народу пошло искать нашего волка-одиночку.       Ноблесс усмехнулся, но ничего не сказал.

***

      Франкенштейн медленно шёл по ночному парку, наслаждаясь прохладой и тишиной. При себе ничего не было, он даже телефон забыл, когда желание выйти из лаборатории погнало его через потайную дверь. Подставив лицо ветру, учёный сунул руки в карманы и продолжил прогулку. Хорошо!       Присев на небольшую скамейку, мужчина подумал немного и лёг, свесив ноги с поручня, чтобы не пачкать уличную мебель. Видели бы его сейчас ученики! От этой мысли мужчина даже усмехнулся. Конечно, их неподражаемый директор Ли лежит ночью на скамейке, нарушая все нормы этикета!       Надо чаще выходить на улицу! Даже копьё, вон, притихло.       — Нашёл! Центральный парк, скамейка около памятника, рядом фонтан, — коротко отрапортовали рядом голосом Такео. Поморщившись, Франкенштейн сел нормально и одёрнул одежду.       — Что-то случилось? — спросил он, потерев лицо.       — Случилось, шеф, ты пропал, — ответил приземлившийся М-21. — С ног сбились, пока искали!       — Искали? Меня? — удивился учёный.       — Ты не сказал ни слова, — развёл руками Ройлис, спрыгнув откуда-то сверху. — Ушёл сразу после нашего разговора, что ещё мы могли подумать?       Франкенштейн посмотрел на подошедшего мастера.       — Почему ты решил уйти? — тихо спросил ноблесс. Глаза его были настолько печальны, что учёный словно проснулся. Они же решили, что он ушёл навсегда! Опустившись на колено, мужчина приложил руку к сердцу и склонил голову.       — Простите мастер, я не подумал о последствиях, — проговорил он. — Я не хотел уходить, лишь прогуляться. Прошу прощения, не предупредил.       — Встань, я не сержусь.       Поднявшись, Франкенштейн запустил руку в волосы и смущённо хмыкнул.       — Вы действительно бросились меня возвращать?       — О чём ты? — состроил самое невинное выражение лица М-21. — Мы вот с ребятами гуляли просто. Показывали Гарде всякие места. И, кстати опаздываем на любование звёздами.       — И мы с «ребятами», — Музакка хохотнул, — тоже просто гуляем.       Франкенштейн хмыкнул. Не искали его, конечно.       — Позволите вас сопроводить?       — Нет, Франкенштейн, мы идём в другое место, — ответил Рейзел. — Следуй за мной.       — Да, мастер.       Ноблесс медленно достал из кармана телефон и что-то набрал. Учёный не сдержался от любопытства.       — К-карта?       — Дети, — ответил Рейзел, — научили.       На место пришли быстро. Ориентировался по карте ноблесс просто прекрасно. Объяснил, что, пока Франкенштейн лечил оборотня, он тренировался с детьми. Остановившись около подножия горы Йонсан.       — Мастер?       — Я давно хотел привести тебя сюда, — ответил благородный, оглядываясь по сторонам. Чуть нахмурившись, он внимательно осмотрел каждую веточку и, найдя знакомую тропу, пошёл по ней. Франкенштейн молчал, не желая отвлекать мастера. Неужели он сам запомнил дорогу?       Путь по горе занял чуть больше времени, потому что на каждом повороте Кадис Этрама ди Рейзел останавливался, вспоминая, куда идти. Наконец, они свернули с тропы.       — Мастер, вы уверены?       — Да.       Учёный кивнул. Рейзел приостановился, оглянулся и протянул учёному руку.       — Закрой глаза и следуй за мной.       Невольно улыбнувшись, мужчина кивнул, взял предложенную ладонь и закрыл глаза. Его потянули вперёд. Благодаря своим способностям, Франкенштейн чувствовал дорогу и не мог упасть. Так же он знал, что они около обрыва или просто резкий спуск? Ноблесс остановился, осторожно развернул помощника и позволил открыть глаза.       От пейзажа и высоты перехватило дух. Вместе с тем, как учёный открыл глаза, ему в лицо подул ветер, развевая волосы и одежду. Над головой простиралось звёздное небо, а внизу горели огни города, но всё это было вдалеке, словно не около них. Как будто там, вдалеке иная жизнь, которая их не касается.       — Здесь прекрасно, мастер!       Ноблесс кивнул, а потом осторожно отпустил сдерживаемые силы. Здесь не было никого, кому он мог бы навредить, кто мог бы узнать непозволенное. Франкенштейн подавил желание закрыться, а потом замер, глядя на разросшуюся насыщенную ауру, кожу, восстановившую свой цвет и глаза, что теперь горели живым блеском.       — Мастер, вы?..       — Да, я полностью восстановил свои силы.       — Это же великолепно! — счастью учёного не было предела. Рейзел легко улыбнулся. — Это навсегда? Ваши сосуды тоже исцелились? И организм?..       — Франкенштейн, — оборвал его Кадис, — я полностью здоров. И мой уровень сил снова на том уровне, какой должен быть. У мира снова есть ноблесс.       Учёный с трудом сдержал непозволительное желание обнять благородного, выражая свою радость, но Рейзел понял и это. Сам подошёл и осторожно прижал к себе.       — Спасибо, что ты был и остаёшься рядом со мной.       — Я тоже благодарен вам, мастер, — ответил человек. — За то, что вы спасли меня. Если бы я не попал в ваш особняк тогда, то…       — Не надо, Франкенштейн, мы поговорим об этом, когда ты будешь готов. Если не хочешь говорить, просто помолчи.       Рейзел опустился прямо на траву, безмолвно приглашая и человека сделать то же самое. Франкенштейн устало опёрся спиной о дерево, глядя на ту красоту, что открывало тайное место мистера Пака. Ему было хорошо!       А Рейзел чувствовал, почти что слышал, как трещит броня его помощника. Те доспехи одиночества, в которые человек заковал себя сам.       Теперь у них всё будет хорошо. Потому что у них есть то, что позволяет победить даже самое сильное зло.       Есть за что сражаться.       Кого любить.       У них у всех появилась семья.