Несовпадающий паззл

— Привет, — сказал Кински. Совсем не приветливо, но вежливость — последнее, что сейчас его беспокоило. Доминик Кобб не ответил — ну разве что мычание можно было принять за ответ. Но кляп во рту — похоже, это был носок, — не оставлял ему шансов на красноречие. Кински протянул руку и подхватил Кобба под локоть, вытаскивая из шкафа. В голову невольно закралась нелепая мысль, что все это походит на остросюжетную драму — ревность, выбрасывание любовников из окон, связанные преступники в шкафу, тайные зловещие лаборатории и прочий антураж, перекочевавший прямиком из бульварного чтива и дешевых телесериалов. Кински страдальчески вздохнул, когда мимо его плеча протянулась рука, вытаскивая кляп изо рта Кобба. — Добрый вечер, господин Кобб, — а вот у Фишера любезность и дружелюбие можно было есть ложкой или запаковывать в банки вместо джема. — Где Имс? — прохрипел Кобб вместо ответного приветствия. — В госпитале, — милая улыбка внезапно превратилась в оскал, полный совсем не скрытой угрозы и острых клыков. И пусть Кински знал, что их всего два — сейчас ему казалось, что во рту Фишера спряталось как минимум тридцать. — Хотите с ним встретиться? — Он напал на меня! — Кобб подергал руками, пытаясь освободиться. — Связал и бросил тут. С чего-то решил, что я имею отношение к пропаже его мужа! Надеюсь, вы его арестуете! Он закашлялся. Должно быть, засунутый в глотку носок сказался на голосе. Фишер терпеливо дождался окончания кашля, потом снова протянул руку, проводя пальцами по лбу Кобба, обводя ногтями торчащие рожки. Смотрелось жутковато — и, судя по тому, как побледнел и попытался отшатнуться Кобб, это был какой-то неприятный национальный обычай. Или традиция. Или угроза. — Хорошая попытка, Кобб, — проворковал Фишер сладко. — Не спросите, где ваша жена? Кобб ахнул, дернулся назад, потом вперед, к Фишеру, но Кински держал крепко. Ему самому хотелось задать Коббу парочку вопросов, пригрозить, добиться признания — но он помалкивал. Фишер и так грозился закопать его карьеру, и как бы сильно Кински не тянуло делать все по-своему, на дно он не хотел. Чертов пери накатает разгромный рапорт из принципа. Что ж, Кински может подождать. И если Фишер не добьется толка своими способами, тогда он, Кински, примет меры и получит все ответы, которые хочет услышать. Фишер тем временем не терял времени даром. Казалось, он утратил к Коббу интерес. Присев на корточки, он вытащил из шкафа небольшой тканевый контейнер, покопался в нем, поднялся, быстро перебрал висящие на плечиках вещи, обыскал полки, тщательно ощупывая стенки и дно. — Что ты ищешь? — не удержался Кински. — Что-нибудь, — отозвался Фишер. — Что-нибудь интересное. Покончив со шкафом, он аккуратно положил все на место и принялся за ящики комода. На свет появился небольшой револьвер, следом большой револьвер — Кински присвистнул, — и коробка патронов к нему. Из самого нижнего ящика Фишер извлек здоровенный и очень опасный на вид нож. — Ничего себе, — прокомментировал Кински. Фишер хмыкнул. — Я уверен, что на все это найдется разрешение. Ну да. Он уверен. В чем Кински был уверен — так это в том, что чертов пери покрывает своих. — Артур жив? — внезапно подал голос Кобб. — С ним все в порядке? Кински открыл было рот, но тут же закрыл под убийственным взглядом Фишера. Тот снова растянул губы в «улыбке» — весь острые зубы и презрение. Помолчав несколько секунд и так и не издав ни звука, Фишер отвернулся и продолжил потрошить тумбочку около кровати. Кобб, кажется, сделал какие-то свои выводы. Он снова дернулся, на этот раз в сторону двери, но, поняв, что вырваться не сможет, замер и окаменел. Кински где-то даже его понимал. За участие в убийстве пайрики в Тагиру можно было схлопотать пулю в лоб без долгих разбирательств, а если уж участие было самым непосредственным… Да и остальные делишки этого отморозка явно не вызовут у судьи снисхождения. Кински мрачно подумал о Сайто, с которым они пока так и не поговорили, об Имсе, который беспробудно спал, и Фишер не позволил Кински даже заглянуть в палату, будто смотреть на спящих пери было очередным немыслимым нарушением этикета. О поганом кофе в больничном автомате, который Кински пришлось пить, пока Фишер ходил к Андерсону, и как спешно павлин выскочил из палаты, засовывая в карман микроскопический блокнот и едва ли не пинками подгоняя Кински ехать арестовывать Кобба. Все эти тайны порядком утомляли. В тумбочке не было ничего интересного. На самом деле она была пуста — даже самой завалящей салфетки не нашлось. — Что, даже презервативы не держит? — пошутил Кински. Фишер на секунду отвлекся от своего занятия, бросая на него удивленный взгляд. Ах да. Кажется, он где-то слышал, что пери не пользуются презервативами. — Резинки, — сказал он. — Такие штучки, знаешь, чтобы заниматься сексом и не беременеть. Похожи на шарики. Вслух звучало так же глупо, как у него в голове, Кински готов был признать. Зато Фишер, похоже, понял, о чем речь — он просветлел лицом, потом помотал головой, отворачиваясь и засовывая руку под матрас. — У Андерсона традиционная семья, — пробормотал он. — Пайрики не беременеют. — То есть вы все-таки мужчины, — торжествующе заключил Кински. Фишер поднял на него взгляд, полный тяжелой задумчивости — как будто слово «мужчина» было ему не очень знакомо, и он мучительно переводил в голове. — Пайрики, — наконец сказал он. И вздохнул с невыразимой печалью. — Господи, Кински, ты такой необразованный. Кински вспыхнул, невольно сжимая предплечье Кобба, потому что, если ему не мерещилось, тот либо дрожал от страха, либо просто-напросто смеялся над ним. А у задержанного работорговца, по представлениям Кински, было не так уж много поводов для смеха. — Учебник анатомии и физиологии я тебе тоже подарю, — великодушно пообещал Фишер.