Братья по раз.., по два и по три.

— Надо что-то делать! — Дерра-Пьяве готов был сорваться прямо сейчас. — И что именно? — поинтересовался Вальдес. — Вы предлагаете подойти на «Астэре» к стенам Мехтенберга и вежливо постучаться всеми калибрами? Уверен, там нам будут очень рады, а командующий артиллерией берегового форта окажет горячий прием. — Это не главная наша проблема, — Тино потеребил кончик носа. — Мы не можем покинуть город без разрешения адмирала, а он его не даст — ну, без о-очень уважительной причины. Если честно, то влезать в авантюру со спасением Кальдмеера Тино не собирался. Зачем соваться туда, где и без тебя управятся? Вальдес и Руппи очень хорошо и сами спасли Ледяного Олафа, при этом неплохо пополнив коллекцию закатных тварей новыми экспонатами. Так стоит ли делать лучше? Лучшее — враг хорошего. Но у судьбы, Создателя или Леворукого — а может и у всех вместе — были свои планы на шустрого порученца Алвы. Как говорится, кто заварил кашу, тому и карты в руки. События начали развиваться совсем не по написанному. Удар у Готфрида случился раньше, Хексберг ждал Савиньяка и потому перешел на военное положение. А значит, без волшебной бумажки с заветной подписью адмирала покинуть город было просто невозможно. Увеличилось количество дозорных кораблей, и Вальдес, вице-адмирал талигойского флота, нёс службу, как и все, и просто развернуться и уйти в Дриксен не было никакой возможности. А рапорт типа «Спасти ледяного Олафа от несправедливой казни» Альмейда вряд ли подписал бы. — Если мы помедлим ещё чуть-чуть, они увезут Кальдмеера к едрене фене и порешат там по-быстрому, — Тино старался не смотреть на Вальдеса, который вот-вот готов был начать оправдывать данное ему прозвище. — А Дренефейне — это где? — спросил Дерра-Пьяве. — Я так понимаю, это в Дриксен. — Нет, капитан, — вздохнул юноша, пряча за этим вздохом улыбку, — это намного-намного дальше. — В Гаунау что ли? — удивился Ланцо. — Знаете, капитан, если мы сегодня-завтра не придумаем, как нам покинуть находящийся на военном положении город и при этом не оказаться дезертирами и предателями, то мы, даже никуда не выезжая, окажемся в таком… гаунау, в каком нам и не снилось. А тут ещё и Савиньяка где-то кошки носят. Кавалерия, называется, вашу налево. Но Савиньяк свернул не налево, хотя именно этого ждали в Бордоне. Маршал решил, что нет ничего мучительней ожидания — так что пусть помучаются. Тем более после того, как в конце лета сдался Капрос, отдавший предпочтение почётному плену с выкупом, а не героической гибели во славу непонятно кого. На любые сетования своих соотечественников у генерала был один ответ — Алва. Этот козырь громил всю колоду аргументов возмущенных дожей. Новенький, с иголочки, фельпский флот шел через Померанцевое и Устричное моря, огибая Марикьяру и Кэналлоа, держась подальше от Улаппа и Ардоры, и уже подходил к Хексберг. Знать этого Тино не мог, а потому нервничал. А ведь ещё нужно было что-то делать с Альмейдой. Коротышке-капитану было легче, он находился на службе у соберано Кэналлоа, а не у Талига, а значит, в своих действиях был относительно свободен. К тому же деятельная натура требовала от Ланцо бежать, хватать, бить морды и всё это — немедленно. А вот Ротгер мрачнел с каждым днем и уже был близок к самоволке. Он прекрасно понимал, чем грозил Ледяному сменившийся в Эйнрехте ветер. Два раза в день юноша ходил в порт — справляться о прибытии маршала Савиньяка. Дерра-Пьяве с удовольствием сопровождал Тино, делясь с ним новыми и всё более замысловатыми идеями «побега». Возвращаясь в очередной раз из порта, и краем уха слушая очередное предложение капитана «Ызарга», юноша случайно уловил разговор двух женщин, идущих по своим делам. Одна из них сказала, что собирается в лавку, за конопляным маслом. Разговор и разговор, ничего особенного. Но пройдя несколько шагов, Тино встал как вкопанный. — За каким маслом она пошла в лавку? — юноша повернулся к капитану, всем своим видом показывая, что ответ ему нужен немедленно. — Кто — она? — Да вон там, — Тино обернулся, — шли две горожанки. Одна сказала, что ей нужно в лавку за маслом. Кажется, конопляным. — Ну, конопляным и есть. А что? — Капитан, — глаза юноши хищно сощурились, — а исходный продукт в городе достать можно? — А? — не понял такой заковыристой речи Ланцо. — Просто коноплю достать можно? Желательно, сухую. — Можно. Да чтоб в портовом городе и не достать конопли? Только зачем она тебе? Ты что, в купцы податься решил или ремесленники? — Нет. Но она мне нужна. Очень. Знаете, где достать, ведите. Через час Тино с трепетом держал в руках сухие семипалые листики, а кое-где попадались даже шишечки. — О-бал-деть, — прошептал юноша. — На дворе братва, у братвы трава. Как курнет братва… Вся братва — в дрова. — Ты о чем? — Дерра-Пьяве с заметной тревогой посмотрел на Молчуна. — Зачем тебе конопля-то? — А затем, что, возможно — я повторяю, только возможно! — это наш пропуск на выход из города. Да где ж эта Леворуким меченая кавалерия?! Эмиль, галопом в город! Словно услышав вопли Тино, Савиньяк обнаружился на подходе к Хексберг. Об этом доложил капитан вернувшегося из очередного дозора судна. Встреча с Альмейдой должна была состояться на флагмане, а поскольку Тино привез маршалу Эмилю личный приказ Алвы, то и ему надлежало быть на борту «Франциска Великого». — Ротгер, пишите рапорт, — юноша схватил за рукав вошедшего в дом Вальдеса и едва ли не потянул его к столу. — О чём вы? — О том, что если нам повезёт, то уже сегодня у нас будет разрешение адмирала на спасение Олафа, и мы сможем покинуть город. — Неужели вы получили от соберано тайный приказ женить альмиранте и сейчас собираетесь шантажировать Альмейду этим приказом? — Нет, нет, нет. Всё проще и… сложнее одновременно. Каюта адмирала на флагмане обогревается жаровней? — Да. Но какое это имеет… — Ха-ха, — юноша торжественно потряс полотняным мешком, в котором что-то зашуршало. — Вы собираетесь его приворожить? Разжились приворотными травами? Думаю, девочкам это точно не понравится. — А давайте я с ними сам поговорю, и объясню ситуацию. Тем более, что никого привораживать мне не нужно. Альмиранте, конечно, мужчина хоть куда, но… «Мне бы хоть с одним справиться, — про себя подумал Тино. — Я, конечно, понимаю, маршал, что вы, скорее всего, не одобрите мой поступок, но… Нечего было пригревать Придда и лишать Арно счастья в личной жизни. Так что в ближайшее время я не вернусь, и не надейтесь. Если вы, конечно, надеетесь». — Но, к делу, к делу, — прервал грустные размышления Тино. — Садитесь, Ротгер и пишите рапорт с просьбой разрешить «Астере» выполнение разведывательно-диверсионной миссии. — Какой миссии? — переспросил Ланцо. — Разведывательно-диверсионной. Нужно же нам узнать, чем там их фюрер, тьфу ты, Фридрих дышит. Значит, разведка. А диверсия… — А диверсия — это украсть лучшего адмирала дриксенского флота, — наконец-то улыбнулся Вальдес, — и родича кесаря в придачу. — Точно, — весело подмигнул Тино. Хорошо, когда рядом человек, у которого в голове тараканы одной породы с твоими. Вечерело. Хексбергский холм, окутанный легким туманом, казался ещё загадочнее, а старое дерево напоминало волшебного стража у входа в иной мир. Дерра-Пьяве повел плечами. Ему не посчастливилось повидать знаменитых хексбергских ведьм, но он и не сильно по этому поводу расстраивался. Зимний Излом ему больше запомнился синими язычками пламени горящей «ведьмовки», кострами и танцами. Почти Андии. И это ещё больше укрепило веру капитана, что все моряки братья, и душа у них одна на всех — море. Для фельпца это означало только одно — Олафа нужно спасти, потому что своих не бросают. А этот конкретный дрикс был своим. Тино достал из-за пазухи небольшой бархатный сверток, развернул и поднял в вытянутой руки нить жемчуга. Заходящее солнце придавало перламутровым шарикам кроваво-алый оттенок. Ротгер возился с костром. Юноша вздохнул и полез на дерево. С веток открывался поразительный вид на залив. Несколько минут Молчун просто любовался увиденным, пока из мечтательной созерцательности его не вырвал голос Ланцо: — Эй, ты чего там, к дереву примерз? — Нет, — весело отозвался Тино и добавил тихо, — просто любуюсь. Красиво. Именно сейчас, в этот предзакатный час, море казалось по-настоящему живым. И хотя волн не было совершенно, но юноше показалось, что он слышит и видит, как мерно поднимается и опускается его дышащая водная грудь. Воистину, если море полюбит моряка — он непобедим. Оно вынесет, укроет, защитит, в самый трудный момент подставит плечо-волну и даст последний приют, когда придёт твой час. Юноша тряхнул головой, пристроил нить на ветку и спустился вниз. У костра было тепло. Только сейчас Молчун почувствовал, как промёрз. — …Это как танец, смеющийся ветер, это… полёт. Это нельзя передать словами, это нужно пережить. — Ротгер отвечал на вопрос Дерра-Пьяве, какая они из себя — встреча с ведьмой. — Отчего люди не летают? — усмехнувшись про себя, начал Тино. — Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаете, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежался, поднял руки и полетел…* — И кто ж ты у нас? — засмеялся коротышка, — чайка, что ль? — Чайка, — говорить отчего-то трудно, — белая чайка. Воздух искрится миллиардом хрустальных иголочек и звенит гитарной струной тишина, и кружится волшебным вихрем мир вокруг, и зовёт, зовёт куда-то… — Иди… иди сюда… Не бойся… Лети… ты же хотел… как чайка… — Да, я иду, уже иду — торопливо отвечает Тино. Рядом нет ни Ротгера, ни Ланцо, даже костра нет. Но ему не холодно. Песнь гитарной струны дробится, рассыпаясь звоном колокольчиков. — Кто ты?.. ты странный… всё равно… лети… кружись… танцуй… есть только полёт… и танец… и ветер… Тино замирает. Откуда она взялась? Вот только что никого не было и вдруг… Она идёт словно из небытия. Лёгкая, воздушная. Идёт, преображаясь на ходу. — Маршал?.. Вы далеко, далеко. — Почему-то становится грустно. — Вы хоть иногда вспоминаете обо мне? Глупо. На войне не до сантиментов. Да и Рокэ не лирическая барышня, чтобы страдать у окна. — Не надо так… лети… танцуй… так — не надо… Фигура преображается и… Тино едва не кричит в голос. Девушка лет двадвати двадцати двух, с растрепанной короткой стрижкой светлых, с прорыжью волос, вздёрнутым носиком, лихим разлетом бровей и россыпью веснушек, которые даже зимой не всегда исчезали полностью. Потёртые джинсы, футболка… — Нет, — решительно говорит Тино, — не хочу. Вот этого точно не надо. — Ты не хочешь танцевать?.. почему?.. забудь… память тянет к земле… отнимает крылья… забудь… — Забыл. Почти забыл, — тихо говорит Тино. — А давай лучше ты придешь, а? Именно ты. А я тебе стихи почитаю? Хочешь? И не дожидаясь ответа, юноша начинает читать:

Вчера, вечернею порой, лишь миг один Короткий, как жемчужин встречных звон, Я видел здесь её, — И нынче утром вдруг Мне показалось, будто я люблю! Вот нить жемчужная; Как ни длинна она, Сойдутся вместе у неё концы. Не разойдутся и у нас пути, — Одна нас свяжет нить, как эти жемчуга… Мне кажется теперь, когда моя любовь Намного глубже и сильнее стала, — Я умереть могу в смятень чувств; Так рвется нить жемчужная — и вдруг — Рассыплется весь жемчуг дорогой…**