Братья по раз.., по два и по три.

«Франциск Великий» покачивался на волнах. Поднимаясь по штормтрапу, Тино вдруг осознал, что его потряхивает. Одно дело говорить, что выход найден и совсем другое — реализовать задумку. Теперь юноша понимал, что чувствовал книжный Ричард, когда шел к Алве, держа в руках перстень с ядом. Даже если знаешь, что всё это нужно для благой цели и, в отличие от Дика, жертвам твоих махинаций смерть не грозит, всё это как-то… В общем, страшно это. Вот! А ещё было очень даже ясно, почему Окделл из романа решил разделить с Рокэ его участь, то есть тоже собрался принять яд. Это было как-то подло — подсыпать коноплю и уйти. Да и уйти, скорее всего, не получится. Савиньяк прочитает приказ, а потом наверняка пожелает узнать какие-нибудь подробности от Тино лично. Словом… Только войдя в каюту, Молчун понял, что предполагаемыми жертвами его манипуляций могут стать не только Альмейда с Эмилем. — Ричард, как же я рад тебя видеть! — и хотя Тино был действительно рад встрече с Диком, именно сейчас, в данную минуту, он предпочел бы, чтобы Окделл находился где-нибудь не здесь. — Тино! — Ричард — а точнее, теньент Окделл — был одновременно рад видеть друга и обижен на него. Ну как же: исчез вместе с бывшим эром, никаких известий о себе не подавал до сегодняшнего дня. И это друг, называется? Молчун понял всё и сразу. — Не обижайся, Дикон. Я не мог нарушить приказ Маршала и потому ничего тебе не сказал. — То есть ты и сейчас не скажешь, где был? — Не скажу, — улыбнулся Тино, игнорируя обиженные нотки в голосе Ричарда, — но могу тебя заверить — когда-нибудь ты тоже там побываешь. Обязательно. Но лучше не торопиться — премерзкое местечко. Хотя… — Тино вспомнил о Штани, — милые пушистики встречаются и там. — Молодой человек, не стойте в дверях и входите, — прервал трогательную встречу Альмейда. — Господин Первый адмирал, — юноша вошел в каюту и прошел к столу, за которым сидел Альмейда и рядом с которым стояли Эмиль и Филипп Аларкон, — господин маршал, господин капитан-командор. — Тино щелкнул каблуками и коротко кивнул всем присутствующим. — Лихо наловчился, шельмец, — весело улыбнулся Эмиль. — Рад тебя видеть, Тино. Наслушался я в Фельпе о твоих художествах. — Ну что, вы господин Савиньяк, я там вообще почти не причем. Так, мимо проходил. — Ну да, ну да, — оскалился маршал. — А здесь ты тоже мимо проходишь? — Кхм, кхм, — закашлялся юноша. Эмиль не мог ничего знать о планах Молчуна, но это его замечание заставило Тино занервничать. — Я привез вам приказ Первого маршала, а ещё готов рассказать о ситуации на момент моего отбытия из армии. Окно в каюте было открыто, что юношу совершенно не устраивало. Но вдруг резкий порыв ветра ворвался в каюту, створки ударились о стену, жалобно зазвенело стекло. Все повернулись на звук. — Я закрою, — тут же вызвался Тино, и резво подбежав к окну закрыл его наглухо. — Спасибо, девочки, — прошептал юноша, — помогли. Прошу прощения, адмирал, — уже громко и бодро спросил Молчун, — вы позволите? И, не дожидаясь ответа, юноша подтянул к столу жаровню, приподнял крышку и пошуровал кочергой угли, на которые высыпал приличное количество принесенной травы. — Что это? — высокий смуглый черноволосый юноша, который не мог быть никем, кроме Альберто Салины, оруженосца адмирала, заметил манипуляции седого. — О, это трава с моей родины, — ничуть не смутился Тино, — она согревает тело и веселит душу. Даже не подозревал, что найду на северу эту, кхм, весёлую травку. — А что за трава? — тут же поинтересовался Дик. — Каннабис*, — не покривив душой признался Тино. Эмиль прочитал приказ и, естественно, потребовал рассказать всё, что Тино знал и чему был свидетелем. Выслушав подробный отчёт-рассказ маршальского порученца, Эмиль развернулся к капитан-командору, и все втроём, включая адмирала, склонились над картой, обсуждая место наилучшей высадки. Само собой, заходить в город никто не собирался. «А мне вот интересно, — глядя на две золотистые макушки, подумал Тино — маршал Арно бывал когда-нибудь на Марикьяре?» — А почему ты так решил? — спросил стоящий рядом Дик. Как оказалось, Молчун говорил вслух. — Ну, — глупо хихикнув произнес седой, — я подумал, вдруг у Савиньяков есть потерянный брат? — Брат? — тоже улыбнувшись совершенно по-дурацки переспросил Дик. — Ага, брат-два. — Тино просто не мог прекратить хихикать. — Почему два? — Окделл был сама серьезность, но отчего-то странно покачивался. Или это у Тино перед глазами всё начало качаться? — Ну, смотри, — юноша вытянул вперед руку и стал для верности загибать пальцы. — Эмиль — это раз, Лио… Лио… — Молчуну отчаянно хотелось сказать «Лиолень», но имя брата присутствовавшего здесь маршала звучало как-то не так, хотя олень там тоже был и имел ко всему этому какое-то отношение. — Лионель! — пришёл на помощь другу Ричард. — Эмиль, — отозвался от стола Савиньяк, поднимая голову и с удивлением рассматривая молодых людей. — Посчитали, — отмахнулся от него Тино. — Значит, Лио…нель — два. — И Арно, — снова влез Дик и попытался загнуть палец Тино. — Вот. Уже три. А это тогда кто? — Тино кивнул в сторону стола и капитан-командора, который тоже поднял голову и прислушался к разговору. — Филипп, — встрял в разговор Берто. — Четыре, — резюмировал Тино. — Значит, брат-четыре. В смысле, четверо братьев. — Что значит «четыре»? — внимательно глядя на ладонь Тино, на которой были загнуты четыре пальца, поинтересовался Эмиль. — Ну, — начал просвещать графа Лэкдеми Ричард, — Эмиль — раз. — Угу, — согласно кивнул головой Эмиль. — Лионель — два, — продолжил Окделл, — Арно — три и Филипп — четыре. — Филипп? — в глазах Эмиля явственно читалось осознание чего-то неизбежного. Маршал сморгнул и потряс головой. — А он где? — Да вот же, — ткнул пальцем в капитана Тино. — Это Аларкон, — снова влез в разговор Берто. — Аларкон? — удивился Тино. — Странное имя для Савиньяков. — Нет. Он — Филипп Аларкон, — попытался внести ясность Салина. — Филипп-Аларкон? — шмыгнул носом Тино. — Это типа, как Мария-Луиза? — Кто Мария-Луиза? — не понял Эмиль. — Сестра? — наивно предположил Дик, у которого их было целых три. — Ну, этот Филипп-Аларкон Савиньяк, — выдал Тино. После этой фразы подвисли все. — Я — марикьяре, — так, словно это всё объясняло, заявил капитан флагмана. — Так он блондин! — радостно, словно сделав величайшее открытие в мире, воскликнул Дикон. — Натуральный блондин, — пропел Тино, — на Марикьяре он один. — Нас много, — почему-то обиделся Аларкон. — Целый флот. — Вот именно, — наконец подал голос Альмейда. — Это марикьярский флот! И это наш город! И всяким поганым гусям нечего тут делать! — Жили у бабуси, — снова жизнерадостно запел Тино, — два веселых гуся. Один белый, другой серый — Петя и Маруся. — Их не два! — стукнул кулаком по столу адмирал. — Он один, дерьмо кошачье! Ушёл гусь! — Гнусь! — радостно подхватил Тино. — Да! Гнусь поганый! Зря его отпустили. И Вальдес его зря отпустил! В адмиралы цур зее лезет, крабий потрох! Да с таким даже воевать противно! Он свой же флот в луже утопит! — Кто? — Берто ловил каждое слово своего адмирала. — БеМе, кто ж ещё! — Альмейда заковыристо выругался. — Даже руки об это говно марать не хочется! Потому и отпустил эту жабью отрыжку. Зря! — Зря, — подтвердил догадку адмирала Тино, — нужно было утопить. — Этот не утонет, — с горечью сообщил Рамон. — Дерьмо — оно нигде не тонет. А вот Кальдмеер… Жаль… Хороший адмирал. Лучший враг! Самый лучший! Жаль… Вальдес поднялся на борт флагмана, как и было уговорено с Тино, и сразу направился в адмиральскую каюту. Стоило ему открыть дверь, как в нос тут же шибануло каким-то странным сладковато-кислым запахом. А представшая его глазам картина даже ввела вице-адмирала ненадолго в ступор, чего ещё, кажется, никому не удавалось сделать. Альмейда мрачно грозил самыми страшными карами Бермессеру и время от времени начинал вспоминать минувшее сражение, Аларкон и Савиньяк внимали адмиралу, при этом маршал всё время пытался направить куда-то кавалерию. Трое молодых людей пытались сосчитать Савиньяков, а количество представителей этой фамилии росло и множилось прямо на глазах. Ротгер помнил, что сказал юноша и потому, задержав дыхание, первым делом кинулся к окну, распахнул его и вышвырнул за борт жаровню. Ворвавшийся в каюту ветер с остервенением начал разгонять мерзкий дым. — Господин адмирал, прошу вашего разрешения на проведение разведывательно-диверсионного рейда, — Вальдес положил перед Альмейдой рапорт. Адмирал смерил Бешеного тяжёлым взглядом. — Вы тут говорили, что зря БеМе отпустили. Вот и я так подумал — нужно исправить ошибку. Не могу я без него, буквально ночи не сплю, всё сожалею, что он ушёл. Я ведь ему ещё очень многого не сказал. Сердце буквально разрывается от желания прижать его… крепко так прижать. — Это любовь, — неожиданно заявил Тино. — Адмирал, это серьезно. Любовь — жестокий царь, её всесильно иго.** Подписывайте. — Юноша склонился над столом, елозя по столешнице буквально носом. И только по этой причине не видел, как на него посмотрел Вальдес. Впрочем, сейчас Тино ничто не могло смутить. — Вот, — Молчун ткнул пальцем в бумагу, — тут так и написано: Оставаться не могу больше я на берегу Потому что сердце ноет по любимому врагу. В общем так: душа тут просит, Так и тянет, и уносит, Потерял покой и сон, Потому что я влюблён. До свиданья. Улетаю. Всех целую. Всем поклон. — Улетаешь? — обиженно спросил Дик. — Да, на крыльях ветра, — Тино уже изрядно штормило и язык заплетался. — Только ветер, зар-раза, со спрутом связался. А клялся, гад пернатый, как клялся. — Клятвы — это святое, — тут же попытался принять гордый вид Окделл. — Человек Чести… — Честь… Честь имею, — Тино тоже попытался выровняться. — Ум, честь и… имею. А совесть в планах. — Всё! — Альмейда размашисто подписал протянутый листок. — Давно пора ему хвост общипать! — подвёл итог совещания адмирал, находясь на какой-то своей волне. Схватив заветную бумажку, Вальдес ринулся на выход, попутно прихватив за шкирку седого обормота, учудившего такой разгром, который капитан «Астэры» не видел даже после самых жестоких загулов с «ведьмовкой». Вышвырнув мальчишку на палубу, Ротгер снова нырнул в каюту — спасать остальных. Когда Вальдес вновь оказался на палубе, на сейчас раз с Берто и Окделлом, которых так же, как и рея Кальперадо, тянул за шкирку — волосы у него встали дыбом. Молчун забрался на борт «Франциска» и сейчас, держась за ванты, орал: — Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет с кэцхен Вальдес, что зовется Кэналлийцем, черной молнии подобный.*** Он кричит, и дриксы слышат радость в смелом его крике. В этом крике — жажда боя! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат дриксы в этом крике. Гуси стонут перед бурей, — стонут, мечутся на море и на дно его готовы спрятать ужас свой и жопы. Вон Бермессер подло прячет тело свинское в утесах. Ну и что, что он не жирный — свиньи всякими бывают. А вообще-то он какашка, и никак он не утонет, если только не привяжешь ты к нему ведро цемента. Или сам его руками ты у дна держать не будешь. Только пачкать свои руки об него мы не согласны, так что лучше уж в цементе пусть идёт на дно морское. Надо! Так ему и надо! И Хохвенде тоже прячет что-то возле скал прибрежных. Может, это его совесть, может, деньги, может — яйца. Потому что тощий дриксен на Кощея есть похожий! Плёхо! Это ошень плёхо! Только Вальдес с криком реет, кэцхен носятся над морем! Всех гусей мы общипаем на подушки и перины! От обилия переполнявший его чувств, юноша взмахнул обеими руками и непременно улетел бы в ледяную воду, если бы в последний момент не был пойман за грудки крепкой рукой Бешеного. А затем отправлен в нокаут им же.