Перевод с женского

— Тише, не ходи к нему. — Рами уговаривала Хосока не заходить в гараж, где Чонгук уже который час дубасил боксерскую грушу. — Кто если не я поймет его лучше всех? — настаивал Чон, уже положив руку на дверную ручку. — На что это ты намекаешь? — сузила глаза девушка. Парень думал, что состояние Чонгука его тоже касается, ведь на носу отчетный концерт, где они оба в одной команде представляют танцевальный номер. Вчера была важная репетиция, которую хулиган благополучно прогулял, сославшись на плохое самочувствие, что было не просто неправдой — нонсенсом. Чонгук однажды пришел с вывихнутым плечом, а на уговоры сходить к врачу или домой, начал угрожать. Одного даже задел, и кость чудесным образом встала на место. Все подозревали, что случилось со счастливым парнем. В последние дни во всем была виновата новенькая — Чимин, что стала получать еще больше внимания, «расставшись» с хулиганом. По-честному, у Пака на душе кошки скребли, когда он слушал байки, что может сделать Чонгук, впервые столкнувшись с безответностью. Хосок думал, что его опыт с Рами поможет найти нужные слова, чтобы успокоить взбешённого Чонгука и заставить его взять себя в руки. Не тот совет, который дала ему Чимин у туалета, а в переносном смысле. — Рами, если что, звони сразу в скорую, — пошутил Хосок, подмигнув и скрывшись за дверью. Чонгук находился в ужасном состоянии. Морально уничтоженный, он представлял себя на месте боксёрской груши и обещал себе больше никогда не доставать Пак, раз она не хочет его видеть. Знал бы парень, что все вышло так, как и планировалось, обрадовался бы, только Хосок хотел посоветовать другое, прямо противоположное. — Чонгук, если ты будешь продолжать «себя» бить, ничего не добьёшься, — начал парень, подойдя к снаряду и увернулся, когда он качнулся в его сторону. — Ты слышишь? — Отвали! — бросил Чон, сжав зубы и нанеся очередной удар. Руки избиты в кровь, поэтому каждая попытка «уничтожить» противника-грушу давалась с долей боли, однако это ничто по сравнению с болью в сердце, не дающей ни спать, ни думать, ни заниматься привычными делами. Хулиган обещал Чимин никого не бить, и хоть честное слово можно забрать, раз оно больше никому не нужно, Чонгук уже настроился не прибегать к насилию. По крайней мере, не бить живых людей. — Я понимаю тебя. Не в полной степени, но отчасти, — продолжал Хосок. — Мы с Рами через многое прошли, прежде чем принять себя такими, какие есть. Сколько из-за всяких мелочей ссорились — и не счесть… — Мы сейчас о моей сестре говорим! — процедил Чонгук, имитировав замах в сторону парня сестры, но тот не шелохнулся. — Я знаю, что за нее ты убьешь и не пожалеешь, но я один из немногих, кто не боится тебя, так что прибереги угрозы и выслушай меня. — Да плевать я хотел на твои советы! Мне уже ничто не поможет, ясно? — Чон почти перешёл на крик и снова ударил грушу. — То есть ты сдаёшься? Так просто? — Слушай, ты, завались! — Что она тебе сказала? — так же громко произнес Хосок, решив, наконец, донести свою мысль. Как бы не пришлось вбивать силой. Чонгук уткнулся лбом в грушу и тяжело вздохнул, закрыв глаза и вспомнив позавчерашний день, когда Чимин непрямым текстом заявила, что он ей противен и что она не хочет его больше видеть. Сердце снова сжалось в тиски, а из груди чуть было не вырвался новый крик. Секунды тикали, Хосок не торопил Чона с ответом. Просто ждал, когда тот успокоится и наберется сил, чтобы выговориться. Плохие мальчики не плачут, однако и у них бывают слабые места. — Сказала, что разочарована во мне, — прошептал хулиган, обняв спортивный снаряд. — Что пожалела обо всем, что со мной связано. На все мои извинения отвечала лишь «нетнетнетнетнет». Мне не дадут ни второго шанса — ничего. Да я уже и не жду, в общем-то… — Напрасно, — пожал плечами собеседник. Хосок отошёл немного назад и присел на какую-то тумбочку с инструментами. И снова замолчал, дав возможность самому дойти до нужного ответа. — А ты у нас спец? — Если бы, — намеренно сделал паузу, — она ничего к тебе не чувствовала, то ей было бы глубоко фиолетово, чем ты там хвастаешься всей академии. — Чушь! — с огромным сомнением отмахнулся Чонгук, вытирая пот со лба. — Я сам не понимаю женский язык, но Рами думает так же. А она девушка, — как бы между делом добавил, слегка засмеявшись. — Так что если хочешь вернуть Чимин — не сдавайся. Чонгук выгнул бровь, хотя в душе слегка повеселел. — Какой тупой совет. Должен сработать. — На крайняк у тебя есть две руки, — на эту фразу Чон метнул недовольный взгляд. — Это я пошутил, — резко исправился. Хулиган все равно не в том состоянии, чтобы шутить или слушать шутки, даже если подобный совет Хосок сам получил от любимой Чонгуком Чимин. Задумавшийся Чонгук постоял, не двигаясь, с минуту: соображал, с чего лучше начать, чтобы маленькими шажочками вернуть расположение новенькой. Иначе, Хосок прав — он просто изведет себя и, не дай бог, навредить кому-нибудь. В голову пришла идея, не свойственная прежним поступкам хулигана, но тому было наплевать, что о нем подумают друзья, которые никогда не заморачивались по поводу отсутствия или наличия любых чувств. Разве что злость, как и их предводитель, спускали на ком-либо, не так посмотревшем в их сторону. Сначала Чонгук хотел купить огромный букет цветов, но в цветочном магазине, увидев их многообразие, подумал, что это все-таки слишком банально. Наверняка же Чимин кучу раз получала такие подарки, поэтому ее можно удивить только более широким жестом, перечеркивающим ухаживания бывших. И спустя почти час парень стоял у дома «девушки», надеясь застать ее и вручить подарок лично. Пусть и обещал не входить в ее дом, но он же только на пороге постоит, ничего более. Дверь открыл мужчина. Взглянув на гостя, он сразу догадался, кто пришел и по чью душу, в связи с чем немного насторожился. — Здравствуйте, — вежливо поздоровался Чонгук, кашлянув в кулак и сильно волнуясь, что забыл представиться. — А Чимин дома? — У Тэхёна, — медленно ответил и опустил взгляд на руки парня, держащего коробку конфет — не слишком широкий жест, но ничего масштабнее и уникальнее хулиган не смог придумать. Услышав имя того, кто всегда получал по первое число и кого по сей день считал лишь другом «девушки», Чонгук разозлился. Уж очень много времени Чимин проводила с этим парнем, и складывалось впечатление, что они не просто друзья. Хотя скорее всего, из-за ревности хулиган сам напридумывал, поэтому мигом сосредоточился на причине визита и произнес: — В таком случае, не могли бы Вы передать это? — Парень протянул небольшую, но красивую черную коробочку с не очень красивым, завязанным наскоро бантиком красного цвета. — Конечно, — нервно кивнул отец парня, принимая конфеты. — Тогда я пошел, — неловкая пауза, и Чонгук развернулся, зашагав к машине. Дверь за ним медленно закрылась. Голова у мужчины шла кругом. По описанию, данному от сына, этот молодой человек явно тот самый хулиган, но в его глазах не было ничего намекающего на ненависть или скрытые мотивы для визита. Наоборот, в глазах запутанность и растерянность, в голосе дрожь и страх. В любом случае, ничего криминального. Отец Чимина так и простоял лицом к входной двери, пока его не окликнула жена из кухни. Мужчина вздрогнул и начал оглядывать, не заметил ли кто его смятения. В академии происходит что-то, о чем Чимин молчит, а главарь местной банды преподносит коробку конфет в знак примирения, извинения и так далее. Пак еще раз взглянул на подарочную упаковку и заметил небольшой конверт, подложенный под ленту. Сверху аккуратным почерком было написано: «Чимин-и», а внутри… Мужчина потерял дар речи. «Прости, что распускал язык, руки и другие части тела. С любовью, Чонгук». — Что за… — вслух произнес Пак и встретился взглядом с женой. — Оу, для кого подарок? — с любопытством спросила она, подойдя к мужу и встав рядом. — Дл-ля Унхи, — машинально соврал он, пряча любовную записку. Сначала нужно со всем разобраться, а потом созывать семейный совет. — Отнеси ей в комнату, я что-то неважно себя чувствую. И скажи Чимину, когда он вернется, что я хочу с ним поговорить. Парень пришел буквально через час в непонятном настроении. Не в плохом и не в хорошем, но находящийся в его комнате отец качнул чашу весов в первую сторону. — Что-то случилось? — спросил Чимин, бросив сумку на пол. — Случилось, — ответил мужчина, встав с кровати. В руках по-прежнему держал злополучный конверт с запиской, которую прочитал раз двадцать, пытаясь выудить дополнительную информацию, открывающую свет на ситуацию. Увидев черный кусок бумаги, Пак насторожился. Черный цвет уже обоснованно ассоциировался с Чонгуком, а если отец захотел поговорить, то дело явно в хулигане. — Папа? — Ты только не волнуйся, ладно? Я тебя не виню, а наоборот, все пойму, если… Если тебе нравятся мужчины, то… — Чего? — вскрикнул Чимин, сдвинув брови. — Взгляни на это. Пак медленно разворачивал конверт и медленно вел глазами по строчкам. В голове мысль: «Когда же это прекратиться?», пока внутри все переворачивалось от осознания собственной беспомощности. Чонгук переходил границы, совершал необдуманные поступки ради той, кто даже не «она». — Это… — Чимин пытался найти определение и оправдание произошедшему, но слова упорно застревали где-то, не желая приходить на ум. — Розыгрыш? — Ты меня спрашиваешь? — удивился мужчина. — Нет, просто сам не догоняю. — Я тоже, — издал нервный смешок Пак-старший. — Ты и он… не… — Папа, я не «из этих». Ничего против не имею, но… Подожди. Парень рванул к кровати и вытащил из-под нее коробку. Не хотел показывать это родителям никогда, но иначе как доказать традиционную ориентацию? В коробке под всяким барахлом лежала парочка порно-журналов с потертыми и потрепанными краями страниц. Мисс Европа никогда не подводила, а как хороша мисс Бразилия! — Вот, — стыдливо показал отцу свой тайник. — Сын, просто объясни мне каждое слово в этой записке, и всё. — Так. — Чимин очень нервничал. Несомненно, он знал весь смысл, вложенный в текст хулиганом, но надо представить обратное. Как-нибудь. — Он извиняется за то, что не давал мне прохода в академии. Так, «распускал руки» — с этим понятно. «Язык» — ну, болтал о всяком. — О чем? — попросил конкретики старший. — О том, о сём, пятое-десятое. Отец все равно смотрел с недоверием. — Эректильная дисфункция, — выпалил парень, считая, что отмазка вполне годная. — Я не принялся всем доказывать обратное, но одногруппники стали подшучивать. — Это ведь не смешно. А как сам Чонгук-то узнал об этом? — Не обязательно проверять, чтобы придумать. Идем дальше, — вернул внимание на записку, хотя не знал, что из двух зол приятнее обсуждать. — «Другие части тела» — это другие части тела: ноги, голова… — Чимин перечислял с таким видом, будто вспоминание анатомии давалось с диким трудом. — Нос, — вставил первое, что пришло в голову, родственник. — В общем, всего понемногу, — кивнул Пак. — Хорошо-хорошо, я понял. Объясни мне теперь «с любовью». «Беру помощь зала!» — подумал парень, ведь объяснение на это даже сымпровизировать не мог. Буквы расплывались перед глазами, а память воспроизводила недавние поцелуи. Опять. Снова и снова. — Ну? — настаивал мужчина. — Он сошел с ума? — Опять спрашиваешь? — Нет, я сам не замечал за ним ничего такого, поэтому в шоке. — То есть на самом деле он не дерется, а «дергает за косички»? — предположил отец, а Чимин съежился. — Давай не будем трогать косички, — тихо прошептал, потупив взгляд. — Руководство академии в курсе, что происходит? — выдохнул Пак-старший, смяв записку вместе с конвертом. — Не совсем. — Я завтра же им позвоню. — Нет! — попытался взять отца за руку, промазав и вместо этого ударившись мизинцем о комод. — Эмпирическая сила! Не надо никуда звонить! Я сам! — В прошлый раз ты тоже так говорил. — Это ничего не меняет. Не вмешивайся, пожалуйста. Сам влип — сам разберусь! Обещаю, он больше не будет распускать косички… то есть руки, язык и другие части тела, — оговорился и тут же исправился, превратив в шутку. — И не забудь про «любовь», — хмыкнул мужчина, кивнув и повернувшись к двери. — Забудешь тут! Разговор был окончен, что несказанно радовало обоих. Сомнения все равно оставались, но была и надежда — скоро все завершится.

***

Подаренные конфеты были не с единственным любовным посланием. Мало того, что сами они были выполнены в форме сердца, так на внутренней стороне коробки было написано еще несколько слов. Об этом Чимин узнал утром от Унхи, которая удивилась, найдя у себя в комнате чужой подарок. «Хочу таять в твоем рту, как этот шоколад», — всего лишь заводская печать. Писал не Чонгук, однако осадок во рту остался неприятный. Пак не стал отрицать, что хулиган влюбился в новенькую, и попросил сестру не говорить родителям. Та, как обычно, отпустила колкую шутку, но согласилась держать язык за зубами. В академии было на удивление тихо и привычно. Студенты, конечно, шептались, глядя на проходящую мимо «девушку». Не каждый же день хулиган влюбляется в непреступную красотку, а в этом учебном заведении давно не разыгрывались настоящие драмы. История Хосока и Рами же всем до боли в голове надоела. Занятие по пению проходило в приятной атмосфере. Преподаватель размеренно рассказывал теорию, писал на доске ноты, Чимин и одногруппники внимательно слушали. Было спокойно и повседневно. До тех пор, пока из громкоговорителя не раздался жутко неприятный писк настраиваемого микрофона. — «Раз-раз», — знакомый всем голос проверял звук. — «Меня слышно?» — «Да», — ответил кто-то, находящийся рядом. — «Чимин?» — позвал Чонгук, будучи уверенным в том, что она его слышала. Пак готов схватиться за голову и выть от безысходности. Почему опять так? Почему вчера хулиган не явился на учебу, сдавшись, а сегодня снова взялся за дело? Кто его подстегнул? С силой сжав ручку в руке, парень смотрел в одну точку в тетради, тогда как остальные сосредоточили внимание на новенькой. — «Я никого не бил вот уже три дня», — продолжал, а точнее, начинал тираду Чон. — «Осталось одиннадцать дней, и я обещаю быть честным. А для всех и каждого скажу, что между мной и Чимин ничего не было — я все придумал и очень стыжусь себя». — Заткнись, ты же еще хуже делаешь! — сквозь зубы произнес Пак так, что его никто не услышал. — «Хочу, чтобы ты знала, я больше никогда не подведу твое доверие. Слышишь? Ответь, пожалуйста». Пауза. — «Олух, как же она ответит, если ты здесь, а она там?» — спросил, ухмыльнувшись, другой парень в радио-комнате, откуда редко, но вещались важные объявления. Снова пауза, на этот раз со звуками. Копошение, чье-то падение, стоны, маты и прочее. Студенты посмеивались, Чимин краснел. — «Чимин, тут такое дело… Счетчик обнуляется, но с этой минуты я точно никого больше не ударю. Я просто даже не знаю, как сделать так, чтобы доказать, что мои чувства — не пустышка. При взгляде на тебя мое сердце останавливается, я не могу себя контролировать, поэтому и совершаю всякие глупости. Я не оправдываюсь, просто хочу сказать, что… ты мне нравишься. Очень. Прости меня, идиота». Повисла глубокая тишина. Теперь все были в шоке. Девушки и того больше — ревели навзрыд, мечтая тоже получить такое признание. Те, кто до этого имел дело с парнем, вспоминали, что никогда не слышали от него нежных слов, пусть и скомканных. Чимину стало не по себе. — «После таких слов даже я бы ему дал!» — послышалось из колонки. Пак сидел неподвижно. Взгляды напрягали как никогда ранее, и никто не знал ситуацию лучше, чем сам парень. «Я тоже», — пришло сообщение от Тэхёна. Чимин чуть не кинул телефон об стену. — «В общем», — решил заканчивать речь Чонгук. — «Дай мне еще один шанс. Последний. Я могу стать лучше благодаря тебе. Буду ждать тебя после занятий у главного входа хоть до полуночи». Микрофон выключился, а значит, это конец. — Ну-с, продолжим урок, — кашлянул преподаватель, возвращая расфокусированное внимание студентов на себя. Паку было плевать, что его посчитали бессердечной девушкой, раз она не бросилась навстречу признавшемуся в любви Чонгуку. Потому что на самом деле Чимин не бессердечная скотина.