мёртвые не танцуют, надгробия не краснеют
2 августа 2017 г. в 19:48
Примечания:
Halloween Junky Orchestra – Halloween Party
Escape the Fate – Gorgeous Nightmare
Очередной поезд проносится мимо, не желая останавливаться в неизлечимом городе, которого за соснами даже не видно — смехотворно гордый Юнаги предпочитает подыхать без лишних глаз.
— Смотри на этих людей в окнах, — Бокуто тычет пальцем в грохочущий состав и пытается его перекричать. — Люди, которым повезло больше, чем нам!
Они с Сугой сидят прямо перед путями, подогнув колени и прикрывая глаза от приносимого поездами ветра, который нещадно хлещет их по лицам.
— К чёрту людей, — у Суги в глазах вагоны мелькают один за другим и тают в призрачном тумане. — Для меня эти окна пусты, и в поездах никого нет.
Суга считает поезда живыми существами — железными ящерами, с зашкаливающим пульсом мчащимися по дрожащим рельсам и завывающими под лунным светом, изрезывая необитаемые степи. Бокуто хочет назвать их драконами, которые остались на земле и тоже кого-то потеряли, вынужденные вечно их искать по сотни раз изъезженному маршруту, отклониться от которого им никогда не позволят.
— Какие у тебя планы на Хэллоуин? — спрашивает Котаро, когда поезд оставляет их позади, унося за горизонт заупокойные гудки.
— Думаю пойти гулять по развалинам старого завода, — отвечает Суга, блуждая взглядом по верхушкам сосен, царапающих проседающее небо.
— А если тебя полиция поймает? — беспокоится Бокуто, который не понаслышке знает, чем могут закончиться прогулки по заброшенным местам в хэллоуиновскую ночь, когда местные патрульные, изображая деятельность, готовы арестовать первого попавшегося.
— О, не сомневайся, — как-то загадочно усмехается Суга, и дело даже не в подрагивающей на раздутых зрачках таинственной дымке. — Непременно поймает.
— Не боишься всю хэллоуиновскую ночь провести в лесу?
— Не боюсь, — уверенно отвечает Лев, что-то старательно вырезая из обломанной ветки.
Бокуто топчется вокруг него и подбирает с земли опавшие жёлтые листья.
— Просто ну мало ли, — неуверенно бормочет он, поддевая носком кроссовка коренья, — вдруг что-то случится, или кто-то тебя здесь найдёт.
— Да кому в этом городе может быть до меня дело? — улыбается Хайба, всё ещё увлечённый своим занятием.
Бокуто отвлекается прочесть пришедшую от Куроо смс:
«поторапливайся, а то яку обещает разбить об твою голову тыкву.»
— Мне пора бежать, — Котаро убирает телефон обратно в карман и встряхивает пакетом со сложенным в нём костюмом. — Я играю вампира в хэллоуиновской сценке.
— Удачи тебе, — Лев протягивает ему ветку, над которой всё это время возился, и Бокуто только сейчас видит вырезанную на её кончике маленькую тыкву со злой рожицей.
— Ах ты ж, спасибо! — он с восторгом разглядывает подарок, затем убирает его в пакет. — Ты береги тут себя только.
— Буду стараться, — обещает Лев, и растроганный Бокуто даже гладит его на прощание по голове.
— Твою мать, где тебя носит? — Яку накидывается на запыхавшегося Бокуто, как только он заходит в актовый зал.
— Мы даже инструменты уже успели перевезти! — подхватывает подбежавший Куроо, пытающийся с разбега забодать Бокуто своими демоническими рогами.
— Козлина, ты переоделся уже? — отпихивает его Бокуто и постукивает по пластиковым рожкам. — Круто тебе, а Акааши тоже уже в костюме?
— Акааши помогает зал украшать, в отличие от некоторых, — фыркает на него Яку, всё ещё упрекая за опоздание.
— А как вы инструменты перевезли?
— Иваизуми с утра подогнал фургон с работы, мы туда всё и погрузили, — рассказывает Тетсуро, эффектно заворачиваясь в свой красный плащ.
— Иваизуми трогал мои барабанчики?
— Эм, ну да.
— Иваизуми трогал мои барабанчики! — орёт Бокуто на весь зал, но осекается, увидев Кейджи, в недоумении приподнявшего бровь.
— Ты либо переодевайся тоже, либо помогай шарики надувать, бестолочь, — вздыхает Яку, теряя терпение, и толкает Бокуто к сцене.
Акааши развешивает по бокам сцены фонарики в виде приведений, а Кенма на огромном разрисованном под окно листе дорисовывает стайку летучих мышей на фоне луны. К оформлению декораций Кенма не подпускал никого, кроме Акааши — единственного из присутствующих, кто точно ничего не испортит.
— А это что за кривые уродцы нарисованы? — спрашивает Бокуто, тыча пальцем в сохнущий на полу плакат, который, судя по рисункам, Кенме спасти не удалось.
— А это как раз тот момент, когда мне решил помогать Яку, — отзывается Козуме, и Куроо поддерживает его хрюкающим смехом.
— Слышьте вы, — рявкает на них Яку, грозя ножом для вырезки тыкв, затем бросает взгляд на пакет в руках Бокуто. — Что это за палка у тебя?
— Это подарок от одного лесного чувака, — объясняет Котаро, достаёт из пакета ветку с вырезанной на ней тыковкой и протягивает её Яку. — А ты почему не в костюме?
— У Яку круглый год Хэллоуин, — вмешивается вертящийся у зеркала Куроо, пытаясь разлохматить и без того растрёпанную причёску. — Живёт в лесу, как чупакабра какая-то.
— Чупакабра какая-то у тебя на голове, понял? — тут же реагирует Яку, слегка стукнув Тетсуро веткой по макушке.
Акааши идёт в комнатку с бутафорией переодеваться, и Бокуто спешит за ним, но Кейджи успевает вытолкнуть его наружу и запереть за собой дверь.
Бокуто сердито наряжается в свой костюм, путается в пуговицах рубашки и подзывает Куроо помочь ему пристегнуть плащ. Тетсуро улыбается, оглядывая Бокуто — из него получился не аристократичный вампир из легенд, а скорее хулиганистый вампирёнок.
— Бро, ты просто конфетка.
— Спасибо, бро, ты вылитый горячий пирожок.
Потом они с визгом убегают от Яку, который гоняет их по всему залу, грозясь подпалить зажигалкой их плащи, пока на сцену не выходит переодевшийся в ведьму Акааши. Стоит с невозмутимым видом, с копной длинных чёрных волос, в остроконечной чёрной шляпе, в кружевном чокере, в корсете и в юбке до колен — весёлый набор для обеспечения Бокуто сердечного приступа.
— Ну что ж, — говорит он, деловито подтягивая корсет, и Бокуто падает на удачно оказавшийся под ним стул.
— Боже, это что, сетчатые колготки? — в неверии спрашивает он, опуская взгляд вниз. — Ты серьёзно?
Акааши встаёт прямо перед ним и без стеснения задирает подол юбки.
— А нет, это сетчатые чулки, — исправляется Бокуто и беспомощно озирается по сторонам. — Скорую мне.
— У нас нет на тебя времени, — предупреждает Кенма, собирая с пола разбросанные кисточки.
Акааши седлает колени Бокуто, пока того разрывают внутренние вопли.
— Нравится, когда я на девчонку похож? — спрашивает Кейджи, хитро прищуривая подведённые глаза.
— Ты не похож, — качает головой Бокуто, которому и в голову не придёт представлять вместо Акааши кого-то другого. — Ты — это ты, и вот это мне как раз нравится.
— Хм, ясно, — ухмыляется Кейджи и, не отводя от Котаро взгляд, обводит свои губы чёрной помадой.
Стоящий рядом и надувающий шарики Яку засматривается на них, и шарик в его руках лопается с оглушительным хлопком.
— Это у Яку моральные устои лопнули, — комментирует Акааши, и Бокуто под ним нервно смеётся, нечаянно касается руками обтянутых сеткой ног и закусывает губу.
Какой же чертёнок всё-таки, господи, и в любом наряде ему красиво будет, а лучше всего — вообще без наряда, но Котаро пока об этом старается не думать, у него и так голова кругом от непонимания, чем он умудрился всё это заслужить.
— Ну всё, одного актёра мы потеряли, — хихикает Куроо, надевая Кенме на голову ободок с кошачьими ушками. — Он нам всю сценку теперь похерит.
— Ничего я не похерю! — спорит Бокуто и прячет в ладонях лицо, когда Акааши нагибается за упавшим листком сценария.
Бокуто благополучно херит, как Куроо и предсказывал, путает реплики и растягивает слова, потому что постоянно отвлекается на Акааши, который красивый и бессовестный, который совсем не робеет на сцене и отыгрывает свою роль с дерзким шармом. Но позора удаётся избежать, ведь Бокуто сам же и выкручивается импровизацией, или же на помощь приходит Куроо со своим обаянием, но чаще всего зрители не замечают заминок, так как всё их внимание тоже приковано к очаровательной ведьме. В какой-то момент Бокуто не выдерживает, накидывается на Акааши и кусает его в шею, но даже это хулиганство удаётся обыграть как часть запланированного сюжета.
Троица срывает заслуженные аплодисменты, и Кенма облегчённо выдыхает, запуская финальную музыку для поклона. Яку тем временем выбегает на сцену убрать часть декораций и открыть залу вид на ударную установку. Кенма выносит свой синтезатор, Куроо с Акааши берут из-за кулис свои гитары, и Бокуто запрыгивает за барабаны и с задором ударяет по тарелке. Сегодня ему не хочется бунтовать и доводить барабаны до самовозгорания — в голове лишь неудержимый карнавал и одуряющая влюблённость.
После сыгранной песни и очередной волны оваций все четверо убегают за кулисы, где их ждёт почти поседевший Яку с бутылкой шампанского и пластиковыми стаканчиками.
— Что, самому открыть не получается? — хохочет Бокуто и получает стаканчиком по лбу.
Бутылку открывают под дружный визг и шипение пены, и Куроо крадёт у Акааши шляпу, надевая её на себя поверх рожек.
— За нас, мои дорогие упыри! — Тетсуро торжественно поднимает свой стакан и чокается с остальными. — Кстати, что-то я не помню, чтобы по сценарию вампир кусал ведьму.
— Это был порыв души, — оправдывается Бокуто за свою выходку, о которой, конечно же, ничуть не жалеет.
Куроо вылавливает момент и кусает Кенму за кошачье ушко.
— Демоны не кусаются, — усмехается Козуме.
— Уверен? — хитро щурится на него Тетсуро. — Кусаются, ещё как.
Акааши делает пару глотков и снимает с себя парик, разлохмачивает собственные волосы и салфеткой стирает с губ помаду. Ничего необычного, но Бокуто наблюдает за ним, как заворожённый.
— А у меня от тебя крышу сносит, — говорит он по секрету.
— Здорово, — улыбается Акааши, чокаясь с ним стаканчиком.
— Как вам вообще выступать в своей школе — ностальгия не накатила? — спрашивает Яку, который этому зданию тоже не чужой и наверняка сейчас мучается от занывшей тоски.
— А то, — хмыкает Куроо, с довольным видом оглядывая закулисье. — Эти стены ещё помнят балбесов, которые их сотрясали.
Бокуто вздыхает. Это их здание, и всегда таким будет, здесь из каждой чёрточки на подоконнике и из каждого отлупившегося куска штукатурки можно вытянуть воспоминание, да только касаться этих стен уже не им.
На крыльце Яку с ними прощается и уходит с какой-то шумной компанией — должно быть, это банда живущих за городом, где Яку у них вместо главаря. Чёрт его знает, жизнь Мориске за пределами города всегда будет окутана тайной.
— Вы сейчас куда? — спрашивает Бокуто у Куроо, который втихаря помимо шляпы успел стащить ещё и парик.
— У нас свидание, — хвастается Тетсуро, приобнимая зевающего Кенму. — С кучей еды и страшилок.
— Тогда мы идём гулять, — Бокуто не теряется и берёт Акааши под руку. — Будем вести себя прилично и культурно проводить время.
— У вас не получится.
— Глупости, — фыркает Бокуто, уводя Акааши в подрагивающую огнями темноту города, тонущего в иллюзии праздника, где нет времени на мысли о завтрашнем дне.
— Серьёзно, Бокуто? — с нервным смешком возмущается Акааши, раскрасневшийся и растрёпанный. — На кладбище?
— Весёлого Хэллоуина, любимый, — хихикает Бокуто, застёгивая рубашку.
Кейджи закатывает глаза и со строгим лицом подтягивает сползший чулок. Бокуто же не чувствует ни вины, ни стыда — он не несёт ответственности за свои порывы страсти и никогда не может предугадать, где они его настигнут.
— Чья это могила хоть? — спрашивает Акааши, с заинтересованным видом подёргивая завязки на своём корсете. — Надеюсь, не моей бабушки.
Бокуто прыскает, в который раз поражаясь сочетанию очарования и цинизма, которыми Кейджи обладает в равной степени, и откидывается назад, расслабленный и ещё толком не соображающий.
Пока Акааши изучает надгробие, Котаро окидывает взглядом пустынное кладбище и замечает чью-то фигуру вдалеке — должно быть, какого-нибудь сторожа или могильщика, который наверняка направляется сейчас к ним прочитать лекцию о грехопадении и вопиющем богохульстве. Бокуто в голове держит наготове дерзкие ответные реплики, как вдруг рядом с фигурой появляется ещё одна — размытый силуэт в плаще, взявшийся буквально из воздуха, резко дёргает человека на себя, и схваченное тело тут же обмякает и валится на землю, но неизвестный удерживает его и через мгновение пропадает вместе с ним.
Бокуто только теперь понимает, что всё это время не дышал, с шумом выдыхает и закашливается, привлекая внимание Акааши, который тут же оборачивается и оказывается рядом.
— Что с тобой?
— Там… Я не… — Котаро путается в мыслях, беспомощно тыкая пальцем в место, где только что кто-то был. — Ты не видел?
— Я в другую сторону смотрел, в чём дело? — Кейджи в попытке успокоить хватает Бокуто за плечи. — Что ты увидел?
— Там… Там призрак похитил человека, — мямлит Бокуто, с трудом отрывая остекленевший взгляд с затянутой полумраком пустоты.
— Что? — Кейджи обхватывает ладонями его холодеющие щёки и выглядит совсем растерянным. — Ты аж побледнел, ты чего? Ну-ка поднимайся.
— Я не вру, я точно видел, я…
— Вставай же, уходим отсюда.
Акааши тянет Бокуто за руку, заставляя подняться на ноги, и они бегут с кладбища, не расцепляя рук, и у Бокуто над головой несётся неспящее сумрачное небо, где-то растерявшее за вечер звёзды.
— А теперь успокаивайся и спи, — Акааши укладывает Бокуто в свою кровать, заботливо прикрывая одеялом. Сам он заметно нервничает, но сейчас из них двоих именно ему приходится оставаться воплощением спокойствия и здравомыслия.
— Это опять началось, Кейджи, всё заново, опять… — Бокуто мечется по подушке, словно в бреду, откидывает одеяло и сминает под собой простынь.
— Что началось? — Акааши склоняется над ним и кладёт на его горячий лоб свою прохладную ладонь.
— Силуэты… Без лиц… Снова… Начинается… — жалобно выдавливает из себя Котаро и закрывает глаза, окончательно затихая.
Бокуто стоит у входа в пещеру, всматривается в бездонную тьму, которая утягивает и не рассеивается даже светом от горящего кровавого горизонта. Раскол в скале кажется знакомым, но копаться в памяти сейчас нет смысла — Котаро не помнит даже своего имени. Он сейчас — последняя пылинка в догорающем мироздании, решается на последний шаг в никуда и вдыхает воздух, которого больше нет. Бокуто видит у себя под ногами куклу и берёт её на руки. Обычная тряпичная кукла, с жёлтыми пуговицами вместо глаз, с волосами из нитей — чёрно-белые, как его собственные, даже торчат точно так же. В пещеру неторопливо катятся клубы пыли, из глубины доносится неясный гул, растянутый на ноты и раскалывающийся на эхо. Тоскливый и печальный мотив, который не напоёт ни одно живое существо.
«Так звучит песнь тьмы, под которую вальсируют мёртвые», — думает Бокуто и рассыпается на обугленные нити, которые развеивает отравленный дымом ветер.