Ищи меня по координатам потерянных

But there's one thing I don't believe in and it's you 'cause I feel like I'm nothing in the world

В городе праздник — одна из немногих ночей, в которую хочется смеяться, а не скулить, иллюзорное счастье прокатывается по улицам до самого рассвета, а на окраине слышится лишь его отдалённое эхо. У Суги под ногами руины — развалины старого завода, обломки чего-то некогда грандиозного и грохочущего, вокруг лишь расколотые бетонные плиты, искорёженный металл и воющий в гнилых трубах тоскующий ветер. Лучшее место для массового убийства или признания в любви — кому что больше по душе. Суга взбирается на гору обломков, встаёт на торчащий из завала кусок трубы, как на ствол гигантского пистолета, нацеленного в свинцовое небо, не вынимает рук из карманов и доходит до самого края, возвышается над развороченной каменной могилой печальным силуэтом проводника в мир умерших. — Стой на месте, или я тебя арестую. Суга смотрит вниз и лениво щурится от светящегося прямо в лицо фонарика. — Я серьёзно, — голос честно старается звучать строго, но всё портят прорывающиеся заботливые нотки. — Стой, где стоишь, опасно же. Суга ухмыляется, покачивается на месте под упрекающий взгляд, затем спрыгивает вниз, оставляя позади шатающуюся трубу и громкий треск, приземляется на ноги в скользнувший на землю кружок света от фонарика, поднимая вокруг небольшое облако пыли. Сугу не запугать опасностью — он в неё безнадёжно влюблён. — Молодец, а если сейчас всё это рухнет? — встречают его недовольным тоном, и свет фонарика отпрыгивает на обломки, после прыжка Суги подозрительно трещащие. Но ничего не рушится, развалины затихают и возвращаются в свою кому, и фонарик снова светит в хитрое лицо. — Я не тревожу хаос, Дайчи, я всего лишь им любуюсь, — нахально улыбается Суга, делает шаг ближе и поглаживает нагрудный знак на полицейской форме. — Долго искал меня? — В разгар городского праздника — где ещё тебя можно было найти, как не на руинах? — устало вздыхает Савамура и выключает фонарик, убирая его в карман жилетки. — Праздник, — фыркает Суга, и в полумраке его бледное лицо будто превращается в каменное. — Мёртвые наряжаются в мёртвых — глупее маскарада не придумаешь. — О, да ты просто король вечеринок, — усмехается Дайчи и вздрагивает, когда Суга вдруг снимает с него фуражку. — Эй, прекрати меня раздевать. Суга надевает фуражку себе на голову, хмыкает и отворачивается, поднимается в гору из щебня и расколотых кирпичей, и Дайчи идет за ним следом, а именно этого Суга всегда и хочет. Суга снова прячет руки в карманы, молчит и улыбается, думая, что если когда-нибудь он надумает взобраться на самое высокое здание в городе для своего последнего прыжка, то будет здорово, если именно Дайчи отведёт его к краю. Они так и добираются до верхушки горы в тишине, нарушаемой лишь скрипом подошвы по кирпичным осколкам, и Суга резко поворачивается к Дайчи, становится совсем близко, заставляя того настороженно замереть, надевает фуражку обратно ему на голову и любуется его растерянным видом. — Вам очень идет форма, господин полицейский, я когда-нибудь говорил об этом? — Суга ниже Дайчи всего на каких-то пару сантиметров, но почему-то сейчас от этой разницы ему очень здорово, даже голова вот-вот закружится. — Говорил, — Дайчи смотрит куда-то в сторону, совсем неумело скрывая смущение. — В день нашего с тобой знакомства, когда я поймал тебя в торговом центре. Суга думает, что Дайчи очень хороший. Слишком хороший для того, чтобы шляться по разрушенным заводам в компании торчка-романтика с суицидальными наклонностями, но какого-то чёрта шляться он не перестаёт, и Суге зачем-то от этих странных встреч необъяснимо хорошо, как будто в его синтетическом и утопленном в накуренном мареве мире есть ещё место для чего-то настоящего и значимого. — Ты в курсе, что когда-то на этом заводе, когда он ещё не был разрушен, но уже был заброшен, какие-то подростки-фанатики поубивали друг друга во время одного из своих кровавых обрядов? — спрашивает Суга, обводя взглядом безмолвные руины, будто надеясь разглядеть среди них очертания неупокоенных потерянных душ. — Всего лишь городская легенда, — отмахивается Дайчи, припоминая одну из самых популярных страшилок среди местных. — Хотя глупо было бы не верить в проклятые места. В нашем-то городе. Суга ничего не говорит, продолжая всматриваться в расстилающиеся под ними развалины. Дайчи думает о том, что Суга выглядит так, будто был собран из пепла, покоящегося на этих старых обломках, будто он не просто слышал легенды, а видел всё своими глазами, ступал осторожно среди окровавленных тел, отпускал грехи каждому из погибших, прикрывал веки на их мёртвых глазах. — А я верю, что этот разрушенный завод вполне мог стать чьей-то гробницей, — печально улыбается Суга. — Почему? — Ты когда-нибудь видел, как над этими руинами встаёт солнце? Это лучшее, что можно увидеть в последний раз. Интересно, есть ли где-нибудь вселенная, где Суга улыбается искренне и счастливо, без печальных усмешек и вечного тумана в голове? — Хочу увезти тебя отсюда когда-нибудь, — говорит вдруг Дайчи и поднимает глаза к небу, которое сегодня почему-то упрямо отказывается чернеть. Куда-нибудь далеко, во вселенную, где Суга улыбается без горечи, да только у Дайчи есть лишь пистолет в пристёгнутой кобуре и опасная влюблённость в голове. Суга смотрит на Дайчи с нескрываемым удивлением и медленно тянет к пистолету руку. — Знаешь, пули — тоже своего рода билеты, — задумчиво говорит он, проводя пальцем по торчащей рукоятке. — В один конец, правда. — Даже не начинай, — закатывает глаза Дайчи и дёргается вбок, не давая отобрать у него пистолет. Быть рядом с Сугой — это как болтаться в петле и вместо верёвки на шее чувствовать в горле весну. Дайчи и подумать не мог, что когда-нибудь подобное сможет ему нравиться. — Кстати, давно у нас в городе не было серийного убийцы, не думаешь? — беззаботно спрашивает Суга. — Спасибо, не надо, — Суга может стать и жертвой, и убийцей — зависит от настроения, и Дайчи чувствует затылком неприятный холодок. — И правда, а то у тебя совсем не будет времени со мной гулять. Дайчи отвечает приподнятыми уголками губ, и Суга берёт его за руку, неуверенно дотрагивается холодными пальцами, показавшимися из-под длинного рукава, затем переплетает их пальцы вместе, явно довольный тем, что его не отталкивают. — Ну так что, подождёшь здесь со мной рассвет? — спрашивает он, не в силах теперь перестать улыбаться. — Только при условии, что это не будет последним, что мы увидим, — тоже улыбается Дайчи и надеется, что улыбка Суги — тоже искренняя, а не вызванная какими-нибудь очередными таблетками. — Договорились, — обещает Суга, и его пальцы сжимают руку Дайчи сильнее. — А тебе не надо, ну там, не знаю, патрулировать, охранять людей? — Я охраняю, — спокойно отвечает Дайчи и становится ближе, возвышается над Сугой своей ужасной надёжностью, кошмарной теплотой и бессовестным обещанием оставаться рядом. — Тебя. Чёрт знает, сколько там осталось до рассвета, но к настоящему осязаемому счастью, кажется, можно прикоснуться губами прямо сейчас.