Замри и присмотрись (Stop and Stare)

– Куда собрался, колченог*? – спрашивает Драко, заставляя Гарри вздрогнуть и выронить костыль. Он медленно поворачивается к Драко, который сидит на стуле и смотрит на него с выражением деланного безразличия на лице. – Я просто хочу проверить площадку и попытаться перерисовать чертежи до того, как забуду, как они должны выглядеть, – говорит Гарри, наклоняясь, чтобы поднять костыль, и стонет, когда рюкзак пытается его задушить. – Тебе правда нужно сидеть здесь и подкарауливать меня? Я тебя даже не видел. – Знаю, – говорит Драко, поднимаясь со стула. Он медленно идет по дороге к поместью и рукой манит Гарри за собой. – Идем. Гарри некоторое время колеблется, а затем сдается, протаскивая себя по гравию, и недовольно ворчит себе под нос. Он все еще сражается с костылями, и необходимость делать лишние шаги находится не слишком высоко в списке его приоритетов, но предчувствие чего-то хорошего витает вокруг Драко и вызывает у него любопытство. Как только он затаскивает себя на крыльцо, на его лицо падают первые капли дождя, и он ковыляет быстрее, решая, что чего бы там не придумал Драко, это, по крайней мере, убережет его от промокания. Драко останавливается на лестнице, ведущей на кухню, и выжидающе протягивает руки. – Дай их сюда, – говорит он. Гарри вздыхает и передает свои костыли. – Что-нибудь еще? Может, одежду? Мне «звездочкой» не попрыгать? – спрашивает он. – Понятия не имею, о чем ты, – говорит Драко, но взгляд, которым он смотрит на Гарри, посылает дрожь по его телу. Он разворачивается и спускается по лестнице, и Гарри идет за ним, руками опираясь о каменные стены и подтаскивая за собой ногу в гипсе. На кухне никого, но весьма уютно. В камине трещит огонь, а оковки Нарциссы поблескивают в свете нескольких огоньков. Гарри садится за стол до того, как его туда усадят насильственно, и рассматривает различные предметы, которые там находятся. Рядом с большой медной кастрюлей стоят несколько стеклянных банок с пряностями, корнем имбиря и две слегка пыльные бутылки красного вина. Гарри почти спрашивает Драко, что он задумал, когда ему вручают острый нож, маленькую серебристую терку и тяжелую деревянную разделочную доску. – Петуния смотрела программу по телевизору, вроде этого, – говорит он, нахмурившись, когда Драко достает большой апельсин и кладет его перед ним. – Гости приносили странный набор продуктов, а шеф-поварам приходилось готовить из них блюда. – Мы не готовим еду. Мы варим глинтвейн, – говорит Драко, поднимая одну из бутылок и торжественно стирая с нее пыль. – Сейчас девять часов утра, – удивленно говорит сбитый с толку Гарри. – Я сказал «варим», а не «пьем», – говорит Драко. – Сегодня пятнадцатое декабря, и мы делаем глинтвейн. Так принято. – Возможно, в вашем семье, – говорит Гарри, выжимая апельсиновый сок, пока выражение лица Драко не останавливает его. – Я в жизни не делал глинтвейна. Что особенного в сегодняшнем дне? Драко смотрит на него так, что у Гарри создается впечатление, что раньше никто и никогда об этом не спрашивал. – Ну, до Рождества остается всего десять дней, и... – он делает паузу, колеблясь. – Я всегда так делаю. Обычно мне помогает мама, но сегодня ей нездоровится. Ничего страшного, если ты тоже откажешься. Кажется, он сутулится, отставляя бутылку вина и оглядывая продукты на столе в молчаливом замешательстве. – Прости, – говорит Гарри, чувствуя себя так, будто кто-то обвязал сердце колючей проволокой. – Дело не в том, что я не хочу помочь. Просто я немного теряюсь, когда ты ведешь себя, как герой шпионского романа. Ты же знаешь, что можешь просто попросить... Мы же теперь друзья, да? – Конечно, – с чувством говорит Драко, смотря на Гарри, и несколько секунд ни один из них не отводит глаз. Гарри сдается первым, берет ближайшую банку и открывает ее, пряча сбившееся дыхание за глубокими вдохами. Запах гвоздики, теплый и праздничный, успокаивает дрожь внутри него до тех пор, пока он снова не сможет взглянуть на Драко. – Я не герой шпионского романа, – говорит он. Гарри смеется. – Боюсь, именно он и есть. Но неважно... Давай сварим этот глинтвейн. – Ты думаешь, это глупо, – говорит Драко, и Гарри не может понять, спрашивает он или нет. – Это традиция, – говорит он, рассматривая лезвие ножа и решая не проверять его остроту на пальце, как делает у себя дома. – Традиции иногда странные, иногда совершенно необъяснимые, но всегда важные. Я серьезно, Драко. Что бы тебе от меня ни потребовалось... Я сделаю все возможное, договорились? Драко с нечитаемым выражением лица смотрит на него, кажется, очень долго, а затем кивает и берет медную кастрюлю. – Мне нужны сок и цедра апельсина, – говорит он, ставя кастрюлю на огонь и накрывая крышкой. Взмахом палочки он отправляет на стол несколько стеклянных баночек. – А после можешь очистить и нарезать парочку дюймов имбиря. - А что будешь делать ты? – спрашивает Гарри, ухмыляясь, когда Драко поворачивается, чтобы стрельнуть в него сердитым взглядом. – Глинтвейн – это искусство, Гарри, – говорит он, наполняя кастрюлю водой с помощью палочки. – Получаешь столько же, сколько вкладываешь. – И что ты вложишь? – спрашивает Гарри, соскабливая апельсиновую цедру теркой и выпуская сочный аромат в воздух. – Дух Рождества, разумеется, – говорит Драко, опрокидывая в воду сахар и специи, а затем оборачивается, чтобы проверить, не закончил ли Гарри с апельсином. Гарри начинает работать теркой быстрее. – Бренди? – пытается догадаться он. – Виски? – Мне хватит бренди до самого нового года после одного кекса Уизли, – говорит Драко, морща нос. – И нет, дурень, я говорю не про алкоголь. Я имею в виду ощущение сезона. Праздничность. Глинтвейн похож на зелье - ты можешь все делать идеально и с верными ингредиентами, но если зельевар не в настроении, то зелье не получится. – Ладно, – говорит Гарри, соскабливая с пальцев цедру и потянувшись за соковыжималкой. – В этом есть смысл. – Но? Гарри улыбается. – Но не могу сказать, что представлял тебя воплощением духа Рождества. Драко опирается на плиту и тяжело вздыхает. – Я и не думал, что представлял. Но я люблю Рождество. Как по мне, так оно несет надежду. – Надежда важна, – говорит Гарри, скорее самому себе. Он сцеживает сок в миску с цедрой и протягивает ее Драко. Кончики их пальцев встречаются на кратчайшее мгновение, и, когда Драко отворачивается, Гарри улыбается оранжевым палпинкам, разбросанным по его разделочной доске, с переполненным эмоциями сердцем. В течение некоторого времени духу Рождества не удавалось затронуть его, но, когда Драко увеличивает огонь и наполняет кухню теплыми ароматами фруктов, специй и сахара, внутри него разгорается огонек праздничного настроения. Он позволяет этому чувству расти, очищая корень имбиря и довольно поглядывая на огонь камина, пока дождь за окном барабанит по земле и не трогает обитателей маленького кармашка тепла. Здесь нет браконьеров или металлических ловушек, никаких вычурных официальных мероприятий или мятежных сотрудников, никаких встревоженных друзей с блокнотами и кучами тестов. Здесь есть только Драко, и нет необходимости беспокоиться о том, что это может означать. Гарри понимает, что это значит, и не хочет этому противиться. Он хочет плыть по течению, хотя он и боится того, что может произойти (а, возможно, именно потому, что боится). Он смотрит на Драко и понимает, что все ответы - в его глазах, даже когда он оглядывается на Гарри и молчаливо призывает его заняться нарезанием гребаного имбиря. Гарри улыбается и спешит закончить, передавая миску Драко и откидываясь на спинку стула. Он слушает бурлящую смесь, пока она превращается в ароматный сироп, и наблюдает за тем, как Драко передвигается по кухне, вытаскивая необходимое с полок и бросая таинственные ингредиенты в кастрюлю, пока пар не начинает светиться мягким светом. – Что это было? – наконец спрашивает Гарри. – Это секрет. – Где-то я это уже слышал. Драко фыркает. – Ладно. Но на этот раз это и правда секрет. Этот рецепт перешел мне от бабушки – матери отца, – и я действительно верю, что она восстанет из могилы, чтобы наказать меня, если я разболтаю его кому-нибудь. – Это, возможно, того не стоит, – говорит Гарри. – Нет. Мама однажды сказала, что этот рецепт – единственное хорошее, что есть у той части семьи, – говорит Драко, медленно помешивая варево. – Разумеется, она была в очень плохом настроении, когда это говорила, но, думаю, она была права. – Мне жаль, что она плохо себя чувствует, – говорит Гарри, не желая комментировать ценность семьи Малфоев. – Ничего серьезного, но она расстроится, что все пропустила, – говорит Драко и смотрит на Гарри через плечо. – Она определенно более умело обращается с ножом, но я ценю твою помощь. И компанию. Чувствуя, как краснеет, Гарри трет шею. – Уверен, тебе многие раньше помогали. Драко весело фыркает, открывая бутылки вина и медленно выливая их в кастрюлю. – Не пойми меня неправильно, меня окружают замечательные люди, но мама, и Сандрин, и Вильгельмина… Гарри понимающе смеется. – Слишком много женщин? – Я люблю их всех, Гарри, – говорит Драко, смотря на дверь, как бы проверяя, не стоит ли там его мама со своей армией кошек. – Но их численное превосходство ощущается весьма остро. – Могу себе представить. – А теперь у меня, кажется, есть еще и Гермиона, – говорит Драко, очевидно, думая вслух. – У меня возникает странное ощущение, будто она приняла решение возникнуть в моей жизни, и с этим ничего нельзя поделать. Гарри пожимает плечами. – Может быть. Тебе не кажется странным, что ты зовешь ее Гермионой, но Рона - все еще «Уизли»? – Нет, – легко говорит Драко. – Я называю Гермиону по имени, потому что долгое время называл ее отвратительными словами и принял осознанное решение это исправить. – После войны, – говорит Гарри больше для себя. Драко на мгновение переводит на него взгляд. – Задолго до того, как она закончилась. Это было одним из многих обещаний, что я дал себе, пока сидел в тех лесах. Уизли остается Уизли, потому что он всегда был Уизли, потому что это ему подходит, и потому, что, как мне кажется, он будет звать меня «Малфоем» до конца жизни. – Может быть, – говорит Гарри. – Но ты всегда можешь сломаться первым. Драко на мгновение перестает мешать. – Тебе обязательно говорить именно так? – Да, – говорит Гарри. – Да, обязательно. И если ты закончил тестировать мои навыки шинковки, я попытаюсь перерисовать свои чертежи. – Твои навыки шинковки вполне удовлетворительны, – говорит Драко, и Гарри решает принять это за поощрение к тому, чтобы он вытащил карандаши, пергаменты и измерительные приборы. Он только начинает зарисовывать каркас фундамента, когда порыв холодного ветра проносится по дымоходу и сдувает остальные пергаменты, лежащие на столе. Гарри вздрагивает, смотря за страдальческое мерцание огня в камине и на мгновение чувствуя благодарность за возможность быть внутри. Он думает о выздоравливающих животных в своих теплых будках, а затем о павлинах и белках, которые, без сомнения, спрятались по кустам и изгородям, укрываясь от стихии. – У Гарольда есть, где спать? – бормочет он, отрешенно взмахнув палочкой и собирая разбросанные пергаменты в руку. Драко отворачивается от плиты. – Что? – Гарольд, – повторяет он, воображая глуповатого фазана, мокнущего под дождем. – Питер, Чейз... Где они спят? – Где захотят, – говорит Драко. – Почему ты спрашиваешь? Гарри открывает рот, чтобы ответить, а затем снова его закрывает. Он достаточно долгое время задавался вопросом, что он может подарить Драко на Рождество, и теперь, кажется, у него есть неплохая идея. На данный момент его способность строить полноразмерный шед с чарами расширения внутри несколько ограничена, но нет ничего, что могло бы ему помешать построить что-то поменьше – например, что-то достаточного размера для селезня, клубкопуха и несчастного фазана. Улыбаясь самому себе, он начинает набросок. Драко продолжает мешать глинтвейн еще минуту или две, а затем спрашивает: – Что рисуешь? – Это секрет. Драко вздыхает. – Настоящий? – Да, – говорит Гарри, отгораживая от него альбом рукой. – Тогда не получишь глинтвейна, – заявляет Драко, выключая огонь под кастрюлей и поворачиваясь к Гарри со сложенными на груди руками. – Ты не серьезно. – Думаю, ты все же помог, – неохотно говорит Драко. Делает паузу. – Как думаешь, половина десятого - не слишком рано, чтобы его попробовать? Гарри закрывает альбом и встречается взглядом с Драко. – Определенно нет.