Замри и присмотрись (Stop and Stare)

В десять часов утра субботы Тедди выходит из камина Гарри, так много и возбужденно рассказывая о своем первом семестре в Хогвартсе, что слова сливаются в одно, повергающее Гарри в шок и создавая путаницу, разобраться с которой помогают лишь горячий шоколад и просьба рассказать все с начала, но теперь делая паузы для дыхания. Посередине эмоционального описания рождественских украшений Большого Зала к ним присоединяется Роза, выпрыгивая из пламени на кухонные плитки и вытягивая руки, чтобы удержать равновесие. – Твои волосы светятся, – выдыхает она, распахнув глаза, и Тедди смеется. – Бабушка говорит, что они такие с тех пор, как я вчера вернулся домой, – говорит он, и Гарри удивляется внезапно проступившим на его носу веснушкам, точно таким же, как у Розы. – Какой талантливый, – восхищенно говорит она. – Мне жаль, что я не метра... метамой... не особенная, как ты. – Еще какая особенная, – говорит Гарри, наливая ей чашку горячего шоколада и усаживая ее на стул, чтобы выпить его, стараясь как можно реже наступать на гипс. – Где твои костыли, дядя Гарри? – спрашивает она, и он уверен, что именно его виноватое выражение лица заставляет Тедди фыркнуть в чашку. Когда они через несколько минут выходят из дома, он так суетливо ищет костыли и громоздиться на них, что Роза с Тедди хихикают всю дорогу по улице. Воздух обжигающе холодный, но он твердо намерен придерживаться своего плана пройтись, и, вспоминая слова Рона и Гермионы о воспоминаниях из детства, он уверяет себя, что прогулка в парк окажется полезной для всех. В карманах его пальто есть несколько кусочков хлеба, чтобы покормить лебедей, банкнота в десять фунтов на три порции чипсов, а еще он уверен, что парк расположен где-то поблизости, поэтому туда можно добраться пешком, и ему не придется апарировать с детьми, да еще и на костылях. Лебеди съедают принесенный Гарри хлеб за считанные минуты, и, когда они уходят в сторону игровой площадки, их почти всю дорогу провожает пара особенно оптимистично настроенных птиц, вытягивающих длинные шеи и шлепающих лапами по асфальту. Роза смеется – дыхание заметно в ледяном воздухе – и срывается на бег. Она набирает впечатляющую скорость, несмотря на мешающие толстое пальто, шапку, шарф и перчатки, и Гарри решает позволить Тедди бежать за ней, пока он идет более спокойным шагом на своих костылях. Когда он догоняет их, Тедди раскачивает Розу на качелях. Улыбаясь самому себе, Гарри опускается на качели рядом и держит костыли в одной руке. Ни один из них не кажется хоть немного обеспокоенным холодом или отсутствием каких-то приключений, и он позволяет себе отпустить напряжение, которое его так сильно сковывало. – Знаешь таких девчонок, которые не оставляют в покое даже форель? – говорит Тедди. – Знаю. – Они пытались поймать ее в озере. Чтобы держать как домашнее животное. Гарри заинтриговано смотрит на него. – В том озере даже форель водится? – Не знаю. Все, что им удалось – это разбудить гигантского кальмара. Девчонки, – вздыхает Тедди. – Эй! – протестует Роза со своих качелей, поворачиваясь к Тедди и хмурясь. – Я тоже девочка. – О, точно, – говорит Тедди. – Прости. Он особенно сильно толкает ее, и она взлетает ввысь, вскинув ноги и запрокинув голову, отчего яркие волосы разлетаются позади нее. Гарри держит руку на своей палочке, готовый выхватить ее, если Роза вылетит из качелей, но этого не требуется. Вскоре оба ребенка отказываются от качелей и карабкаются по шведской стенке, где придумывают сложную игру с правилами, понять которые у Гарри нет ни единого шанса. После чипсов, еще одного раунда горячего шоколада и задав больше вопросов, чем Гарри может сосчитать, они оставляют его, измотанного, но довольного, в одиночестве на диване, где он лежит с закрытыми глазами и кружащейся головой. Солнце уже садится, и он знает, что должен найти позабытую где-то выходную мантию для первого из двух вечеров, которые они с Драко решили посетить, но он не может заставить себя даже пошевелиться. Он чувствует приятную усталость, каждый мускул, кажется, тонет в мягкой поддержке дивана, кожу и волосы раздразнил холодный ветер, и разум погружается в приятное забытье. С протяжным довольным вздохом он вытягивает руки по бокам и засыпает. Когда он открывает глаза, в комнате совершенно темно, и он стонет. Потирая лицо, он заклинанием включает свет и щурится, чтобы разглядеть время на часах, стоящих на каминной полке, прежде чем подскочить, вспоминая про гипс с секундным опозданием, отчего и плюхается обратно на диван. Он делает глубокий вдох и снова пытается встать, на этот раз осторожнее, удерживая себя в вертикальном положении и хватая костыли. Он с трудом поднимается по лестнице, проклиная отсутствие самоконтроля вплоть до самой ванной, где он быстро принимает душ, ставит порез во время бритья и пытается уложить волосы. Он не опоздает на это чертово мероприятие, и вовсе не потому, что именно этого от него и ожидает Драко. Если он должен собраться и добраться туда менее чем за десять минут, он каким-то образом это сделает. Бросив костыли на кровать, он зарывается в гардероб и вытаскивает свою извечную черную мантию. Она строгая, она идеально на нем сидит, и она, по его мнению, настолько обычная, что никогда не выйдет из моды, ибо в ней никогда и не будет. У Драко сотни комплектов одежды; они все темные, хорошо скроенные и искусно отделанные, но все они немного отличаются друг от друга, и, пока Гарри стоит, проверяя брюки на необходимость их гладить, он задается вопросом, всегда ли он обращал на Драко повышенное внимание. Он смотрит на себя в зеркало и видит глупую улыбку. Качая головой, он торопливо одевается, пряча гипс под штаниной и разглаживая воротник. Он сомневается, что когда-нибудь будет чувствовать себя комфортно в мантии, но ситуация вынуждает. С костылями в руках и кошельком в кармане он решительно вздыхает и апарирует. Когда он появляется на широкой, круглой площадке у особняка, где проходит Бал Героев Министерства, он чувствует, что его будто приклеило к месту. Он не давал себе времени нервничать из-за того, что он почти три недели не посещал подобные мероприятия, но сейчас, столкнувшись с внушительным старым домом, сверкающими огнями и толпами выдающихся ведьм и волшебников, он изнутри кипит от беспокойства. Передние двери открывают и закрывают двое мужчин в темных мантиях, отличных от его, и каждый раз из-за дверей в тихую ночь вырывается музыка и, кажется, толкает Гарри назад. Он задается вопросом, удастся ли ему уйти до того, как его кто-нибудь заметит, когда двери снова открываются, и изящная темная фигура идет к нему по гравию. Когда она выходит в свет фонарей, освещающих площадку, белоснежные волосы, кажется, начинают светиться, и сердце Гарри облегченно пропускает удар. – Драко, – говорит он, пытаясь контролировать голос. – Здравствуй, – шепчет Драко, с интересом его разглядывая. – Собираешься зайти? – Да, конечно, я просто… – Гарри прерывается, а его внимание приковывают к себе безупречный наряд Драко, отполированные туфли и жесткий воротник. Очень странно видеть его таким, когда Гарри успел привыкнуть к свитерам и резиновым сапогам. Прическа уложена волосинка к волосинке, и он слегка пахнет мятой. – У тебя очень странное выражение лица, – говорит Драко. – Мята, – неразборчиво говорит Гарри, и Драко смеется. – Это заклинание крахмала, – объясняет он, протягивая руку, чтобы Гарри проверил рукав. – Я использую его ко всем своим выходным мантиям, чтобы они не мялись. Гарри осторожно нюхает ткань, а затем всего мгновение смотрит на Драко, прежде чем взять себя в руки и бросить несколько слов, которые сделают его менее похожим на спятившего. – Как ты узнал, что я здесь? – Ты поверишь, если я скажу, что почувствовал? – спрашивает Драко, приподняв уголок губ. – Не очень, – признается Гарри. – Я был в баре, когда услышал, как твой любимый заместитель министра рассказывал, что только что прошел мимо тебя, – говорит Драко, и Гарри стонет. – Я надеялся, что он не заметит. – Он - и не заметит? Гарри пожимает плечами. – Я не говорю, что это возможно. Но надеяться же можно. Драко фыркает и мягко подталкивает Гарри в спину по гравию в сторону входа. Гарри позволяет себя вести, а нервозность почти полностью отступает благодаря осторожному, заботливому касанию, и он даже находит улыбку для двух мужчин, которые приветствуют их по именам и распахивают для них двери. Бальный зал огромен, с высокими потолками, сверкающими украшениями и праздничными огнями. Свободная площадка постепенно заполняется людьми, но многие по-прежнему сидят за круглыми столиками со свечами и белыми льняными скатертями. Над оркестром парящие феи складываются в надпись «Министерство приветствует Героев 2009 года». Гарри делает глубокий вдох и принимает бокал, который протягивает ему Драко. Ему нравится это мероприятие. Он сражался за него, когда они с Драко составляли список, и теперь, стоя здесь, он понимает, что сделал правильно. В отличие от многих министерских вечеров в течение года, на этом награждают обычных ведьм и волшебников, которые продемонстрировали мужество, альтруизм и невероятную силу. Награды присуждают взрослым, детям и даже маглам, которые, возможно, никогда не узнают о своих достижениях, но которые продолжают напоминать волшебному миру о своей важности. Гарри оглядывается на номинантов, понимая, что некоторые из них сидят в кругу семьи и друзей и празднуют, что многим из них так же, как и ему, неудобно в мантиях. Когда он бросает взгляд на Драко, его поражает осознание, которое не дает ему отвести взгляд. Да, Драко прекрасно одет и ухожен, как и всегда, но он… другой. Его лицо не резкое или насмешливое, оно открытое, живое от интереса и сдержанного тепла. Человек, стоящий рядом с ним - это не Драко из прошлого (тот, который якобы жил в рамках). Это просто Драко в парадной мантии, и от облегчения Гарри хочется смеяться. – Министр на три часа, – едва слышно говорит Драко. Гарри требуется момент, чтобы собраться, но когда он поворачивается направо, то видит, как Кингсли приближается к ним вместе со своей женой, оба одеты в дорогие шелка жемчужного цвета. – Гарри, рад видеть тебя, – кивает Кингсли, пожимая руку Гарри и радостно сияя. – Драко, ты попробовал вино? Я в нем не очень разбираюсь, но мне хотелось бы услышать мнение эксперта. Подавив улыбку, Гарри смотрит, как Драко подробно рассказывает о содержимом своего бокала, время от времени принюхиваясь к вину, а Кингсли кивает, не обращая внимания на то, что Драко сочиняет на ходу. – Вас потеряли, – говорит Индира Шеклболт, и Гарри поворачивается к ней. – Мне жаль, что пришлось отказаться от стольких мероприятий в этом году, – говорит он. – Судьба... неожиданно повернулась. Он жестом указывает на костыли, и она улыбается. – Вам не нужно оправдываться. Если честно, я не знаю, как вы справлялись все эти годы. Замечательно, что у вас, наконец, появилось личное время. Гарри чувствует, как Драко смотрит на него, даже продолжая рассказывать Кингсли, что в этом вине чувствуется волнительный трепет крыльев бабочки. Он слабо улыбается Индире. – У меня не было выбора, если честно, – признается он. – Зато были очень упрямые друзья. – Лучшие друзья, полагаю, – говорит она, и Гарри кивает. – И это тоже. Когда Шеклболты уходят, чтобы поговорить с другими гостями, Гарри и Драко находят пустующий стол. К ним скоро присоединяются несколько пар и огромное количество тройняшек, которые, по мнению Гарри, были номинированы за свою работу с детьми-сквибами. Вскоре на столах возникает еда, и Гарри пробует пять вкуснейших блюд, прежде чем леди в зеленой мантии выходит на сцену и начинает церемонию награждения. Полный еды и вина, Гарри наблюдает за церемонией и позволяет разуму немного поплыть. Драко рядом с ним комментирует все подряд, начиная с выбора номинантами мантий и заканчивая качеством их рукопожатий. – Только взгляни на эту мокрую рыбину, – шепчет он, наблюдая, как нервно потеющий мужчина трясет руку ведущего и принимает свою награду. – Если он так пожимает руки, то я даже представлять не хочу, как он держит книзла. – Может, с животными он чувствует себя увереннее, чем с людьми, – говорит Гарри, а затем он хмурится. – Как давно у тебя этот зверинец? – М-м-м? – рассеянно бормочет Драко. – Неважно. Гарри играет с бокалом и задается вопросами. Он посещает это мероприятие уже более десяти лет и знает, что Драко никогда не получал награды за свою работу с животными. Он ее заслуживает, в этом нет никаких сомнений, но у Гарри складывается ощущение, что повышенное внимание и тщательное изучение, которому подвергаются все номинанты, Драко бы ужасно расстроили. И все же... возможно, Гарри сможет что-нибудь сделать. – Ты только что пропустил, как кто-то упал, – говорит Драко, толкая его. – Приди в себя. – Прости, – шепчет Гарри, откладывая эту мысль до лучших времен и переводя взгляд на сцену.

***

Когда церемония награждения завершается, и начинаются танцы, Гарри покидает стол в поисках глотка свежего воздуха. Драко следует за ним, неся бокалы и позволяя Гарри пробираться сквозь толпу на своих костылях, пока он не находит пару французских дверей, ведущих на балкон. Чистый воздух прекрасен после духоты бального зала, и Гарри запрокидывает голову, позволяя порывам ветра скользить по его телу. Он не может точно вспомнить, где находится это здание, но оно далеко от Лондона настолько, что небо бархатисто-черное и усыпанное таким количеством звезд, что у Гарри кружится голова. Он ставит костыли у каменной перегородки и опирается на нее же, вдыхая запах зимы и улыбаясь, когда Драко закрывает дверь и погружает их в почти полную тишину. Он ставит бокалы на холодный камень, а затем, не говоря ни слова, становится рядом с Гарри. Гарри смотрит на него, с болью понимая, что Драко был здесь все время. Стоял рядом с ним. Ждал. А он слишком много работал, чтобы заметить. Он с трудом сглатывает, понимая, что все правильные слова застряли у него в горле, и он не хочет разрушать момент бестолковой речью. С огромным усилием он поднимает глаза к звездам, и, когда Гарри протягивает руку к руке Драко, холодные пальцы переплетаются с его и крепко их сжимают.