Замри и присмотрись (Stop and Stare)

– Где Гермиона? – спрашивает Драко, прищурившись от утреннего солнца, пытаясь разглядеть что-то в конце дороги. – Уверен, она скоро появится, – говорит Гарри. – Хочешь посмотреть на мое горестное выражение лица, пока ждем? Драко поворачивается к нему, приподняв бровь. – Ты тренировался? – Конечно, – жизнерадостно говорит Гарри, и Драко не обязательно знать, что на самом деле он провел несколько минут, смотря на несчастного себя в зеркало, прежде чем покинуть дом. Он медленно моргает, позволяет уголкам губ опуститься и обмякает на костылях. – Как тебе? – Очень печальное. Пожалуй, даже слишком много горя, – говорит Драко, задумчиво потирая подбородок. – Не стоит переигрывать. – Как насчет этого? – спрашивает Гарри, снова пробуя и угрюмо сжимая губы, когда Гарольд и Чейз пробегают по крыльцу между его ног, а через несколько секунд к ним присоединяется и Питер. Успокоившись, он делает третью попытку, а затем четвертую и пятую, в то время как Драко по большей части конструктивно его критикует. Гарри пытается воплотить в жизнь излишне сложные советы относительно положения его бровей, когда слышит шаги Гермионы по гравию. Он поворачивается в ее сторону и усмехается. – Только посмотрите на нее! – О, избавь меня от этого, мне и так стыдно, – ворчит она, но Гарри ничего не может с собой поделать. Прошло много времени с тех пор, как он видел ее в чем-то отличном от джинсов и медицинских халатов, и в строгом темно-сером костюме она выглядит совершенно другим человеком. Ее непослушные волосы убраны с лица, а блестящие туфли с острыми носами делают ее походку несколько неуверенной, но прибавляют несколько дюймов роста, из-за чего она смотрится довольно внушительно. – Гермиона, да у тебя ноги есть, – смеется Гарри, и она неохотно улыбается. – Я в колготках, – говорит она, сморщив нос. – Они неудобные. – Выглядишь очень по-деловому, – говорит Драко. – И немного пугающе. На этот раз Гермиона смеется. – Наверное, спасибо. Я так долго носила халаты, что совершенно забыла, насколько сковывают все эти штуки. Гарри, ты тренировался выглядеть несчастным? – Уже несколько лет как, – говорит Драко, и Гарри ухмыляется, когда Гарольд вопит что-то в ответ и врезается ему в голень. Драко вздыхает, а затем скользит взглядом между Гарри и Гермионой. – Вы уверены? – Да, – решительно отвечает Гарри одновременно с Гермионой, которая говорит «Конечно», и Драко чопорно кивает. – В таком случае, желаю удачи. Надеюсь, вам удастся заставить их почесаться. Гарри встречает взгляд Гермионы и подавляет улыбку. Явно удивленная, она берет его за руку и напоминает крепко держаться за костыли. Он закрывает глаза, готовясь к броску апарации, и, когда снова их открывает, они оказываются в начале короткой каменной дорожки и смотрят на обветшалый дом с несколькими хозяйственными пристройками. – Они фермеры? – бормочет Гарри, смотря на участок и груды навоза. – Не настоящие, – говорит Гермиона. – На участке живут несколько животных, но, согласно моей информации, люди, которые здесь проживают, владеют в городе каким-то бизнесом, связанным с автомобилями. И они весьма состоятельны - у них нет необходимости воровать чужих животных. Она с каменным выражением лица пристально смотрит на дом. Гарри приобнимает ее за плечи и на мгновение прижимает к своему боку. Он может видеть, как внутри дома движутся люди, и его сердце, кажется, пытается выпрыгнуть через горло, но ему все равно. Он может это сделать. Он сделает это ради Драко, Брианы и ее матери, и остальных животных, пострадавших из-за этих людей. – Пойдем, – говорит он, отпуская ее и опираясь на костыли. – Пойдем, прежде чем они выйдут и спросят, что мы делаем посреди их лужайки. Гермиона кивает, и вместе они двигаются к дому. Гарри медленно ковыляет по неровной дороге, но Гермиона идет в том же темпе рядом с ним, пока они не добираются до первой пристройки, и тогда она прикладывает палец к губам и проскальзывает внутрь. Гарри, не говоря ни слова, ждет, и покрасневшая Гермиона выходит и ухмыляется ему. – Ловушки, – шепчет она. – Точно такие же, как та, в которую попал ты. Гарри возвращает ей улыбку, а затем приклеивает свое печальное выражение на лицо. Гермиона же изображает суровость, и они идут к входной двери. Она делает глубокий вдох и трижды стучит по окрашенному дереву. Пока они ждут, она барабанит пальцами по своему новенькому деловому портфелю, все быстрее и быстрее, до тех пор, пока Гарри не начинает думать, что его голова вот-вот взорвется. Наконец дверь распахивается. – Да? – спрашивает высокий мужчина с темными волосами и косматыми черными бровями. – Вы - мистер Гаррет? – спрашивает Гермиона, приосаниваясь. – Мистер Кристофер Гаррет? Дата рождения - семнадцатое апреля одна тысяча девятьсот семьдесят второго года? – Да, – повторяет он, хмурясь и сжимая широкой ладонью край двери. – Что вам нужно? – Меня зовут Джин Прюэтт, я из адвокатской конторы «Грейнджер и Грейнджер», – говорит она, открывая портфель и вытаскивая папку бумаг, а также нечто, похожее на ее записную книжку. – Это - мой клиент, мистер Поттер. Мужчина смотрит на Гарри, который уныло обмяк на костылях и избегает его взгляда. – Боюсь, здесь какая-то ошибка, – говорит мужчина, продолжая хмуриться. – Боюсь, что нет, мистер Гаррет, – говорит Гермиона, и когда она показывает ему обложку своей записной книжки, с его лица пропадают, кажется, все краски. – Я не понимаю, – говорит он, прислонившись к косяку и покачав головой. Гарри хочет сказать ему, что это ненадолго, но вместо этого продолжает сутулиться и хмуриться. – У нас есть доказательства того, что вы вторглись на частную землю и установили ловушки с целью сначала поймать, а затем забрать животных, которые не являются вашей собственностью, – говорит Гермиона. – Мистер Поттер попал в одну из таких ловушек и получил серьезные повреждения стопы и голени. В результате у него зафиксированы переломы трех костей и множественные разрывы мягких тканей. Можете взглянуть, у нас с собой больничное освидетельствование… Она протягивает несколько листов в руки мистера Гаррета, а затем продолжает. – В нашем распоряжении также имеются несколько ловушек, в том числе та, в которую попал мой клиент. Вот некоторые ее фотографии и снимки травм мистера Поттера. Могу вас заверить, что их подлинность установлена, а потому они могут рассматриваться в суде как улики. Гермиона передает фотографии, и мистер Гаррет молча их забирает. Гарри незаметно следит за ним, когда он смотрит на каждую фотографию поочередно. Лицо мистера Гаррета сереет, а пальцы начинают дрожать. Гермиона продолжает наступать, жестоко и неумолимо. – Также мы собрали доказательства того, что этими ловушками владеете вы, и я уверена, что вы в достаточной степени осведомлены о незаконности их использования. – У меня таких нет, – слабо говорит мистер Гаррет, кивая на ужасающий снимок капкана с кровью Гарри на ней. – Я не использую такие ловушки. – Вы уверены? – спрашивает Гермиона. – Раз так, то мы ничего не найдем в ваших пристрой… – Вам туда нельзя, – перебивает он. – У меня есть права! – Разумеется, мистер Гаррет, – говорит она обманчиво мягким голосом. – Я просто прошу вас поразмыслить над альтернативами. Я уже объяснила своему клиенту, что у него есть серьезное основание подать на вас в суд, и высока вероятность того, что вас обяжут выплатить ему пятизначную компенсацию за причиненный ущерб. – И более того, ничто не мешает мне заявить в полицию, – говорит Гарри, и мистер Гаррет судорожно выдыхает, как будто удивляясь тому, что он вообще говорящий. – Все верно, – говорит Гермиона и с прохладной улыбкой забирает документы. Мистер Гаррет скользит взглядом широко распахнутых глаз с Гарри на Гермиону и обратно, в панике сжимая дверь и качая ее взад и вперед, пока Гарри не начинает думать, что он планирует захлопнуть ее у них перед носом. – Крис, кто там? – кричит кто-то из дома, и мистер Гарретт вздыхает. – Никого, просто... проповедники, – отвечает он. Он поворачивается к Гермионе, понижая голос до отчаянного шепота. – Слушайте, я не... моя жена ничего об этом не знает. Я не знал, что земля кому-то принадлежит, и не думал, что человек... Может, мы могли бы как-нибудь договориться, не привлекая власти? Гермиона и Гарри обмениваются взглядами. На мгновение ему кажется, что она скажет мистеру Гаррету, что встретится с ним в суде, но она глубоко вздыхает, успокаиваясь, и убирает документы обратно в свой портфель, восхитительно небрежно достает серебристую ручку и открывает блокнот. – Мистер Гаррет, если вы готовы дать письменное заверение о том, что больше не ступите в эти леса, уничтожите оставшиеся ловушки и сделаете пожертвование в организацию по защите животных, которую выберет мой клиент, то, возможно, мы сможем обойтись без судебного иска, – говорит она, и Гарри приходится подавить улыбку, полную чистейшего самодовольства. Мистер Гаррет бросает взгляд вглубь дома, а затем еще один на блокнот Гермионы. Он мрачно кивает и берет ручку, чтобы подписать все документы, которые она, кажется, извлекает из ниоткуда. – Замечательно, – говорит она, забирая бумаги, прежде чем он может передумать. – Мы сохраним документы у себя, а я вернусь через несколько дней, чтобы обсудить детали. Мистер Гаррет ошеломленно кивает, смотрит на гипс Гарри, а затем переводит, кажется, извиняющийся взгляд на его глаза. – Теперь вы уйдете? – тревожно спрашивает он. – Разумеется, – легко говорит Гермиона. – Счастливого Рождества! Мистер Гаррет, смерив ее недоверчивым взглядом, захлопывает дверь. Гарри отворачивается от дома и отбрасывает напускную печаль. Он ухмыляется Гермионе и ковыляет так быстро, как только может, по подъездной дорожке, подальше от глаз, и сотрясается в беззвучном смехе. – Гермиона, это было потрясающе, – радостно вздыхает он. – Я думала, что в обморок упаду, – говорит она, прислоняясь к чьему-то забору и закрывая глаза. Она улыбается, и последние черты женщины-адвоката пропадают с лица и из позы. – Неужели я и правда это сделала? – Сделала, и сделала просто изумительно. Он был сражен! Что, черт побери, ты такого ему показала в начале? Я думал, что это он в обморок упадет, – говорит Гарри. Гермиона открывает глаза. – Свою записную книжку, – говорит она, вытаскивая уже обычную книжицу в кожаном переплете. – Я заколдовала ее таким образом, чтобы она казалась ему тем документом, который он сочтет наиболее устрашающим. – Чертовски умно, – говорит Гарри. Когда он ее обнимает, Гермиона дрожит в его объятиях, и принятие решения, что ей нужно немедленно присесть и выпить большую чашку чая, отнимает у него всего мгновение. Прижав ее ближе, он оглядывается в поисках свидетелей, а затем дизапарирует их обоих на кухню Гриммо. Уже там он отбрасывает костыли и ковыляет к чайнику, все время ожидая, что его пожурят за неаккуратность, но когда он ставит его на огонь и поворачивается к Гермионе, она стоит точно там же, где он ее оставил, и по-прежнему прижимает ладони к своему лицу. – Ты в порядке? – спрашивает он, ероша собственные волосы в попытке избавиться от адреналина, который бежит по венам. Гермиона убирает руки от лица и обхватывает ими себя, краснея и усмехаясь. – Да. Думаю, да. Раньше мы, не раздумывая, рисковали куда большим... Наверное, я старею. – Ни слова об этом, – настаивает Гарри. – Я почувствовал себя лет на шестнадцать, пока смотрел, как ты до усрачки пугаешь этого идиота. Это было блестяще. И, кроме того, мы никогда ничего не делали, не подумав. По крайней мере, пока ты была рядом. Гермиона смеется. – Думаю, это правда. Мне уже не приходится напоминать вам с Роном не прыгать куда-то перед тем, как посмотреть, куда, собственно, собираешься прыгать. – Не могу говорить за Рона, но мне ты регулярно не даешь совершать идиотские поступки, – говорит Гарри, взмахивая палочкой, чтобы отодвинуть стул для Гермионы. Она опускается на него с недоверием на лице. – Я серьезно, – говорит Гарри. – У тебя и своих причин для волнения предостаточно, так ты еще находишь время, чтобы и обо мне позаботиться. Ты потрясающая, и я собираюсь сделать тебе чашку чая. И, возможно, тосты, если в этом доме найдется хотя бы кусочек хлеба. Гермиона несколько минут сидит тихо, пока он шаркает по кухне. Он чувствует, как она взглядом следит за его передвижениями от шкафа к шкафу и погружениями в кладовку, где он не находит хлеба, но отыскивает потрепанный пакет с шоколадным печеньем. Когда он ставит поднос на стол, она берет свою чашку и сразу окунает в чай печенье. – Спасибо, – говорит она через мгновение, отряхивая крошки с кончиков пальцев и фиксируя на Гарри терпеливый взгляд, который его нервирует. – Гарри, откуда у тебя появилась идея, что моя жизнь полна поводов для беспокойства? В смысле, даже если бы это было так, я все равно хотела бы тебе помочь. Но я считаю, что у меня, по сравнению с тем, что терпят некоторые люди, довольно спокойная жизнь. Удивленный Гарри смотрит на нее слишком долго, и его печенье ломается пополам, оставив одну из половин в его пальцах, в то время как другая опускается на дно чашки. Он вздыхает. – Ну, ты строишь карьеру… – Гарри, я люблю свою работу, – перебивает Гермиона, протягивая руку за еще одним печеньем. – Ладно. Ну, еще Роза… – Я люблю Розу, – смеется она. – Конечно, любишь, но ребенок, похоже, дает много поводов для волнения… Разве нет? – говорит Гарри, чувствуя себя неуверенным. – Думаю, да, но это того стоит. То же самое касается Рона, прежде чем ты вспомнишь и о нем, – говорит она, сверкнув темными глазами. Гарри улыбается и пьет свой бисквитный чай. – Хорошо… Тогда твои родители. Гермиона хмурится, и Гарри сразу понимает, что не должен был упоминать ее мать и отца. Он понятия не имеет, почему он посчитал это хорошей идеей, - он никогда не заводит разговор о них, если в том нет необходимости, и он полный идиот, раз убил хорошее настроение Гермионы, сделав это сейчас. – Прости, – тихо говорит он, и она хмурится. – Почему ты извиняешься? – спрашивает она. – Потому что мне не следовало это говорить... и потому, что ты так расстроена, – говорит Гарри. Она качает головой. – Я в замешательстве, а не расстроена. Гарри, мои родители для меня не проблема, и тебе никогда не нужно бояться о них говорить. – Ладно, теперь в замешательстве я, – признается Гарри, положив локти на стол и уперев подбородок в ладони. Гермиона улыбается. – Ты думаешь, что, раз они обо мне иногда забывают, то мне должно быть очень грустно, – мягко говорит она. – Ну, да. – Справедливо. Но вот что. Когда я привезла их домой из Австралии, каждый Целитель Разума, к которому мы обращались, говорил, что Обливиэйт отменить нельзя. Каждый. Но я не сдалась. – Конечно, не сдалась, – говорит Гарри, и она кивает. – Ты знаешь, как усердно я работала. Прошли годы, но сейчас они почти вернулись к состоянию, в котором были до заклинания. Да, у них иногда случаются пробелы в памяти, но, честно говоря, я бесконечно рада тому, что имею. Ты знал, что я каждый день говорю с мамой по телефону? – Нет, – признается Гарри. – Ну, теперь знаешь. Мы разговариваем, и я слышу, как на заднем плане мой отец кричит что-то вроде «скажи ей, что мы с Брайаном выиграли пабную викторину*» или «спроси ее, по-прежнему ли Роза хочет получить карт** на Рождество». – А она хочет? – спрашивает Гарри, прежде чем успевает себя остановить. Гермиона пожимает плечами. – Честно говоря, я понятия не имею. Думаю, в любом случае она его получит. Таков уж мой папа. В любом случае, мы говорим о том, что они вернулись ко мне, почти как были раньше, и я счастлива. Я и понятия не имела, что ты этого не знал. Гарри с болью в груди смотрит на подругу. – Мне так жаль. – Ради всего святого, за что теперь? – Думаю, за то, что я настолько был поглощен всем тем, что было, как я думал, безумно важно, что позабыл о тебе, – говорит Гарри. – И о Роне, наверное. – Не глупи, – говорит Гермиона, заглянув в свою чашку и потянувшись к чайнику. – Гермиона, я провел бог-знает-сколько, бегая, как фазан с отрубленной головой, – вздыхает он, сморщив нос от картинки в голове. – Бедный Гарольд. Гермиона смеется. – Да, это точно, но, клянусь, я не чувствую себя забытой. Как и Рон. Все, чего мы хотели, это чтобы ты притормозил, и ты это сделал. И в результате нашел себе парня, – говорит она, и в ее голос слышится веселье. – Тебе обязательно? – спрашивает Гарри. – О, да, – говорит она, а он кривится в тарелку с печеньем. – Кстати о нем, мы должны пойти и рассказать ему хорошие новости. Через час я должна быть на работе, а я хочу увидеть его лицо, когда ты расскажешь ему о произошедшем. Эта картинка вызывает у Гарри улыбку, и простая мысль о том, что он увидит Драко, заставляет его пульс ускориться. – Еще чашечку? – предлагает он, отчасти чтобы не торопиться, а отчасти потому, что снаружи все еще холодно, и начал завывать ветер. – Конечно, – говорит Гермиона. – Можешь принести мне мой блокнот? Он прямо в портфеле. Гарри подходит и открывает портфель. Достает записную книжку, протягивает ее Гермионе, а затем замирает. Он вертит книжку в руках, ощупывая мягкую кожу кончиками пальцев и вспоминая, как она опускала глаза и писала что-то о нем. – В чем дело? Гарри переводит взгляд на Гермиону. – Ничего. Просто задумался о тех заметках, что ты оставляла после осмотров, – признается он, пожав плечами и протягивая ей книгу. Гермиона подавляет улыбку. – Ну так давай. Взгляни. – Лучше не буду, – говорит Гарри, продолжая протягивать блокнот в ее сторону. – Может я и хочу знать, но, скорее всего, мне станет не по себе, когда я их прочту. – Гарри, просто посмотри записи, хорошо? Гарри озадачено опускает блокнот на колени, открывает его и сжимает пальцами кожаный переплет, пролистывая страницу за страницей, исписанные аккуратным почерком Гермионы. – Я что-то пропустил? – спрашивает он через мгновение. – Нет. – Но здесь только... планы на день, – нахмурившись говорит Гарри. – Верно. Он снова пролистает страницы, просматривая набросок и список материалов, необходимых для пошива костюма на первую Рождественскую пьесу Розы, подробный список заказа в ресторане в Брей, словарик общих слов и их перевод на венгерский язык «для пациентки: миссис Ковач». Между всем этим разбросаны редкие заметки и напоминания: «Забрать Розу с танцев - 17:00» и «Гарри на обед - спагетти?». Он просматривает всю книжку и не может найти ни слова про себя, кроме заметок, связанных с ужином и, кажется, списком рождественских открыток. Сбитый с толку, он смотрит на Гермиону. – Но что ты тогда писала? – Все, что ты видишь, – говорит она, ставя перед ним чашку чая и прислонившись к прилавку со своей в руках. – Я знала, что ты решишь, будто я пишу о тебе, и подумала, что это отвлечет тебя от тестов достаточно, чтобы они показали верный результат. Гарри закрывает книгу и смотрит на подругу. – Гермиона, это так по-слизерински. Она смеется. – Не правда. Просто техника, которую я использую с трудными пациентами. Справедливости ради, обычно это дети. – У меня такое чувство, что я должен чувствовать себя крайне оскорбленным, – говорит Гарри. – И ты себя таким чувствуешь? – Нет, не сильно, – признается он. – Я бы не хотел, чтобы со мной обращались, как с пациентом. Но, думаю, ты сделала то, что должна была сделать. И я бы предпочел, чтобы мы не рассказывали об этом Драко... особенно про момент с детьми. – Ваши показатели обнадеживают, – говорит Гермиона, потягивая чай. – Так что я приму к сведению вашу просьбу. Гарри сжимает в руках горячую чашку, улыбается Гермионе и решает ее не подгонять.