Замри и присмотрись (Stop and Stare)

Гарри вытягивается, примостив голову на фарфор, и позволяет горячей воде обнять его кожу. Пока он шел в ванную комнату, на ходу досматривая неясный сон про холодные пальцы и волнительные движения, мир все еще был погружен во мрак ночи, но сейчас небо за окном начинает светлеть до глубокого светло-синего. Вокруг натертой кожи горячая вода ощущается просто восхитительно, и он осторожно поворачивает лодыжку под поверхностью воды, закрывая глаза и решая, что ему очень хочется оставаться там, где он находится, до конца дня. В конце концов, его палочка находится в пределах легкой досягаемости, и он может наложить согревающее, даже не открывая рта. Но все же у него есть дела, и ни одно из них не может ждать. Нехотя выбираясь из ванны и не забывая осторожничать с непослушной левой ногой, Гарри вытирается так быстро, как только может, пытаясь протиснуться в теплую одежду раньше, чем до него доберется холодный воздух. Наспех выпив чашку кофе, он заворачивается в длинное пальто, надевает свою любимую вязаную шапочку и выходит в морозное утро. Оказавшись в центре Лондона, он покупает сэндвич с беконом в теплом кафе и идет в офис Благотворительного фонда Магических Существ. Стоит женщине с мишурой в волосах открыть перед ним тяжелые стеклянные двери, как ее лицо светлеет, и она спешит зайти за стойку регистрации. – Мистер Поттер, какой чудесный сюрприз, рада вас видеть, – говорит она. – Надеюсь, вы планируете завтра вечером посетить наш рождественский бал? Гарри заверяет, что действительно там будет, и, когда он наклоняется к стойке, чтобы коротко обрисовать ситуацию, ее улыбка увеличивается до тех пор, пока Гарри не начнет волноваться, что она так и застрянет. – Простите, что не предупредил заранее, – говорит он с извиняющейся улыбкой. – Все, что мне пока нужно – это объявление на завтрашнем балу. Обещаю вернуться в новом году и разобраться со всем остальными. Как думаете, мистер Бердс на это пойдет? – Мистер Бердс в ярость придет! – смеется секретарша. – Это благая цель, – добавляет она. – Я поднимусь к нему, как только закончится утреннее собрание. Можно вам прислать сову, если возникнут какие-то вопросы? – Конечно. Большое спасибо за помощь, – говорит Гарри, возвращая ей улыбку и оставляя маленькую запакованную коробку конфет рядом с маленькой латунной табличкой. – Счастливого Рождества, Сабрина. – Спасибо, – удивленно бормочет она. – И вам счастливого Рождества, мистер Поттер! Гарри машет ей рукой и выходит из здания. «С одним закончил», – думает он, проверяет расширенный заклинанием рюкзак и отправляется к следующему пункту назначения. Он идет медленно, помня о слабость лодыжки и голени, но обещает себе с каждым разом увеличивать скорость, раз нужды опираться на костыли больше нет. К его удивлению, он ловит себя на том, что скучает по ним, чувствуя себя странно одиноким без их назойливого присутствия, но нет никаких сомнений в том, что стоять обеими ногами на земле просто прекрасно. Он слышит музыку еще до того момента, как офис У.П.Р.И. появляется в поле зрения, и понимает, что Ханна взяла на себя роль ди-джея, как и каждое Рождество. А еще знает, что Александр и Петр будут качать головами в такт праздничной классике, вместо того, чтобы жаловаться на ее отвратность и настаивать, что сыты ею по горло настолько, что в следующем ноябре точно спрячут все ее пластинки. Он изумленно останавливается у офиса, чтобы рассмотреть рождественский венок этого года. Каждый год мама Петра вручную делает дюжину подобных венков и всегда оставляет один для коллег сына. Они все без исключения потрясающе красивы, и Гарри уделяет минутку тому, чтобы оценить тот, который прикреплен к входной двери сейчас. Сплетенный из еловых веток и шишек различного размера, венок протягивает длинные, колючие лапки по крашенному дереву, перекрещиваясь, выгибаясь и распространяя аромат рождественского утра. Гарри осторожно прикасается к нему и задается вопросом, что не дает ему распасться. Из открытого окна доносится смех, и он отступает на шаг назад, складывая руки на груди, и кричит своим коллегам. – Эй, мятежники! Ваш капитан хочет говорить! Происходит короткая потасовка, во время которой музыка прекращается, а затем из окна первого этажа показываются три головы. – Хорошо выглядишь, – говорит Александр, а затем хмурится. – И не можешь зайти. – Я и не прошу, – кричит Гарри. – Я надеялся, что вы пустите меня в новом году. – Разумеется, – говорит Александр. – Первого января. – Второго! – поправляет Ханна. – Я по-любому не приду после новогоднего праздника Абботов. От меня пользы будет, как от лакричной палочки. Петр тяжело кивает. – Я согласен с Ханной. Второе января – официальный конец мятежа. – Думаю, справедливо, – говорит Гарри. – Слушайте, у меня тут для вас кое-что есть. Может быть, кто-то из вас мог бы спуститься и забрать это? Ханна, Петр и Александр обмениваются взглядами. – Если мы откроем дверь, ты попытаешься войти? – осторожно спрашивает Ханна. Гарри смеется. – Я в этом не заинтересован, уверяю вас. А еще вы должны знать, что подарки съедобные. На всех трех лицах мелькает интерес. Через мгновение Петр улыбается. – У меня есть идея. Он исчезает, возвращаясь спустя мгновение с чем-то похожим на плетеную корзину, которую они обычно спускают девушке из кафе, когда все торопятся. Гарри понимает, что его подозрения верны, и, когда корзина опускается к его лицу, он с усталой улыбкой смотрит на своих подчиненных. – Серьезно? – вздыхает он, и все трое молча смотрят на него. – Хорошо. Гарри снимает рюкзак и выгружает в корзину несколько коробок шоколада, конфет и трюфелей с различными ароматами. Когда он кивает и отступает, Петр поднимает корзину, и все трое затаскивают ее внутрь. – Гарри, ты чудо, – кричит Ханна. – Мы скучаем по тебе. Гарри смеется. – Я тоже по вам скучаю. Веселого Рождества, всем вам, и я даже слышать не хочу, что завтра кто-то из вас задержится на работе после обеда, слышите меня? Посреди торжественных поздравлений, обещаний и песен об оленях Гарри покидает офис У.П.Р.И. Обойдя половину Сейнзбериз*, он вдруг понимает, что всего через две недели вернется на работу. Будет делать чертежи, строить, заполнять документы, будто последних нескольких недель не было вовсе. Он останавливается посреди отдела с печеньем, не глядя на груды блестящих банок, украшенных расписными листьями падуба, чувствует оцепенение и едва ли замечает, как измученная мать врезается в его тележку своей. Все изменилось. Все. Он стал спокойнее, счастливее... Он крепко спит и просыпается голодным. Он медленно ходит, глубоко дышит и любит мужчину, который заботится о животных. И все это делает только потому, что этого хочет. Мысль о потере любого из этих пунктов заставляет его сердце болеть, и беспокойство, которое, по его мнению, отступило, резко возвращается на свое место, в желудок. Его жизнь переплелась с жизнью Драко, и разорвать все это не означает ничего, кроме как разорваться самому. – Вы загораживаете проход, – раздраженно говорит кто-то, и он движется, ошеломленно толкая тележку, выбирая необходимое и вычеркивая из списка, даже не замечая этого. Как только все оказывается заколдовано замораживающими чарами и упаковано в его рюкзак, Гарри находит пустынный переулок и апарирует в поместье. Драко встречает его в начале дороги и колеблется при виде его мрачного выражения лица. Не говоря ни слова, он ведет Гарри в поместье и на кухню, где Нарцисса кормит свою армию кошек и пытается следить за тем, чтобы каждая получила достаточную порцию. – Здравствуй, Гарри, – говорит она и хмурится. – Что-то не так? Гарри позволяет своему рюкзаку соскользнуть на пол, а затем сам опускается на стул. Он чувствует себя нелепо, но теперь, когда внимательные взгляды Малфоев прикованы к нему, он знает, что выхода нет, поэтому он рассказывает Драко и его матери о своем разговоре с коллегами, панике в супермаркете, а они молча слушают до самого конца. Наконец он протяжно вздыхает и пожимает плечами. – Думаю, это все. Драко передает ему чашку чая, которую он, кажется, достает из ниоткуда, и Гарри с благодарностью ее принимает. – Этого не случится, – говорит он мягко. – Да, ты вернешься к работе, но ничего не будет так, как прежде. Ты не такой, как прежде. Гарри переводит взгляд с Драко на Нарциссу, замечая их одинаково спокойные выражения лиц, и вместе с ними делает над собой усилие, возвращая своему дыханию медленный ритм. – Я в этом не уверен, – признается он. – Гарри, вас уже трудно узнать, – говорит Нарцисса, наклоняясь, чтобы поднять на руки белого кота и прижать его к груди. – Немыслимо, чтобы ваша жизнь вернулась к изначальной точке лишь от того, что вы вернетесь к работе. – Правда? – Разумеется. У меня нет привычки говорить то, чего я на самом деле не думаю. – Это правда, – говорит Драко, искоса глянув на мать. – Гарри, никто не позволит тебе вернуться к тому, что было. Гермиона упечет тебя в Мунго раньше, чем ты успеешь заработаться, и в этом она будет не одинока. – Ты меня запрешь? – спрашивает Гарри, улыбаясь назло самому себе. – Вместе со Златопустом? – Если в этом будет необходимость, – говорит Драко, складывая руки на груди, и Гарри улыбается. Он медленно расслабляется и отпивает чай, позволяя горячему ароматному напитку смыть последние мурашки паники со своей кожи. Драко делает чертовски хороший чай. Гарри будет скучать по нему, когда перестанет проводить здесь все свое время. Он будет скучать по многим вещам. – Будет так странно не быть все время возле животных, – говорит он, когда огромный полосатый кот запрыгивает ему на колени и нажимает лапкой ему на живот. – У вас дома нет питомца? – возмущенно спрашивает Нарцисса. – Ну, строго говоря, у меня есть сова, но она не очень-то меня любит, и мы с ней видимся только когда мне нужно отправить почту, – объясняет Гарри. – У меня не было настоящего питомца со времен Букли. – Почему? – спрашивает Драко. Гарри колеблется, чувствуя острый укол воспоминания о потере старой подруги. – По множеству причин, думаю. Когда она погибла, у меня было много других причин для беспокойства, а потом я был сам по себе. Я, определенно, чаще был не дома, и… Я не знаю. Очень тяжело полюбить кого-то всем сердцем, а затем отпустить. – Ты не можешь все время бродить в одиночестве по старому особняку. Это сведет тебя с ума, – говорит Драко, садясь за стол и прижимая свои колени к коленям Гарри в мягкой поддержке. Гарри прижимается к нему в ответ, задумываясь, как бы ему сказать Драко, что он больше не чувствует себя одиноким. – У каждого должен быть питомец, – говорит Нарцисса, оглядываясь на кошек. Они с восхищением смотрят в ответ, и ее лицо светится гордостью. – Не у каждого, – говорит Драко, и его лицо мрачнеет. – Когда я встретил Чейза, его хозяйка так его запустила, что он едва мог двигаться, видеть, а мех выпадал клочками. Она понятия не имела, что что-то делала не так. Говорила, что не могла ему навредить, потому что у животных нет чувств. Гарри в ужасе поворачивается к нему. – Это отвратительно, – говорит он, вспоминая энергичного Чейза с его блестящим мехом и яркими маленькими глазками. – Ты прав. У некоторых людей не должно быть питомцев. – Сейчас он в порядке, Драко, – нежно говорит Нарцисса, пересекая кухню и положив ладонь на плечо своего сына. – И, разумеется, не все знают, как нужно заботиться о любимцах. Но те из нас, кто знает… – она окидывает Гарри задумчивым взглядом, будто принимая какое-то решение. – Пойдемте со мной, Гарри. Хочу вам кое-что показать. Гарри переводит удивленный взгляд на Драко. – Ну же, иди, – говорит он, и грусть в его глазах почти полностью вытесняется приятным удивлением. – Я буду здесь. Гарри касается его бедра под столом, а затем следует за Нарциссой и ее кошками вверх по лестнице. Она ведет его через прихожую в красивый кабинет с большими окнами, которые выходят на сверкающие снегом земли. – Это Руссо, мой первый кот, – говорит она, останавливаясь перед картиной красивого полосатого кота, написанного маслом. Кот сверкает с картины любопытными зелеными глазами и издает раскатистое мурлыканье, которое заставляет Гарри шагнуть назад. По какой-то причине ему не приходило в голову, что волшебные портреты кошек могут быть такими же живыми, как их человеческие коллеги. – Привет, Руссо, – говорит он нерешительно, и кот дергает ушками. – Он умер от печеночной недостаточности, – говорит Нарцисса, протягивая руку, чтобы коснуться холста, а затем ведет Гарри к следующей картине возле камина. – Это Жан-Люк. Он прожил всего шесть месяцев. Был слишком слаб. Гарри смотрит на портрет крошечного серого котенка. Он жалобно мяукает, и несколько котов Нарциссы, бегающих под ногами, мяукают в ответ. Когда Гарри понимает, что она уже почти в другом конце комнаты, он с трудом протискивается, чтобы ее нагнать. На третьей картине изображен огромный «рыжий Том»**, только с наглым выражением мордочки. – Нельсон, – говорит Нарцисса, выгибая губы в легкой улыбке. – Прекрасный друг. По сей день нам неизвестно, как он выбрался из поместья, но он закончил свою жизнь в одной из этих ужасных ловушек. У Гарри сжимается сердце. – Мне очень жаль, – говорит он. – Но теперь вам хотя бы не придется беспокоиться об остальных. – Будем надеяться, – говорит Нарцисса. Она поворачивается, смотря на него яркими светлыми глазами. – Гарри, когда любишь что-то, то горько переживаешь утрату. Любить значит рисковать, но альтернатива превращает жизнь в жалкое существование. Можно уберечь себя от страданий, но не более того. Пойманный врасплох неожиданной прямотой, Гарри пытается найти, что ответить, когда несколько кошек вьются вокруг его лодыжек, приковывая к месту. – Я знаю, – говорит он наконец. – Теперь понимаю. – А что насчет твоей личной жизни? – спрашивает она, выгибая бровь так, что Гарри чувствует, как краснеет. Он вздыхает. – У меня такое чувство, будто на самом деле вам не очень-то и нужен мой ответ. Нарцисса улыбается и отворачивается. Один за другим коты покидают Гарри, чтобы последовать за ней, и вскоре вся процессия пропадает из поля зрения.

***

Этой ночью Гарри надевает старые джинсы и заношенную футболку и садится работать над мини-шедом. По примеру Ханны и ее неумолимого предпраздничного веселья, он включает рождественские колядки и увеличивает громкость до того уровня, когда за знакомыми мелодиями перестает различать шум пилы, удары молотка и дрель. Вскоре он становится потным, мышцы ноют, протестуя против их неожиданного использования, но он продолжает, думая о Чейзе, Гарольде и Питере. Он делает перерыв на чай и облокачивается на стену гостевой комнаты, с удовлетворением рассматривая полудостроенный шед и ухмыляясь самому себе, прокручивая в памяти их с Драко страстный поцелуй перед тем, как он покинул поместье. На его коже еще различим запах лимонов, а память о возбуждении Драко против его бедра заставляет чувствовать вязкое тяжелое предвкушение. Они оба знают, что долго не протянут, и Гарри этим почти наслаждается. И у него все в порядке. В конце концов, не очень-то ему и нужно дышать. Он может работать и с ноющим стояком, прижимающимся к ширинке. Он может забивать в дерево гвозди, не травмируя при этом пальцы. Он гребаный профессионал. Когда последняя деталь встает на свое место, Гарри делает шаг назад, чтобы оценить работу. Потягивается, разминая затекшую спину, и выключает музыку ленивым взмахом палочки. Может, он и не закончил пока что тот шед, о котором просил Драко, но у него складывается ощущение, что на ближайшее время его удовлетворит и этот. Поддавшись импульсу, Гарри направляет палочку на маленький шед и концентрируется, в конце концов наколдовывая копию пихтового венка матери Петра. Он блестит и медленно поворачивается, находя себе место над входом и наполняя шед запахом дома. Добровольный собой, Гарри закрывает дверь грязной после работы комнаты и поднимается по лестнице. Он думает, что заслужил еще одну горячую ванну.