Квартальная бойня

      Мы вновь на площади перед Домом правосудия. На установленной сцене всё те же лица — мэр, Мэдди и предыдущие два победителя. Мэр сидит на стуле с высокой спинкой с едва заметной улыбкой. Конечно, ведь его дети в безопасности. Впрочем, как это было и раньше.       — И снова здравствуйте! — визжит Мэдди Глиттер в микрофон. — Сейчас мы узнаем имена счастливчиков, которые будут отстаивать честь Седьмого дистрикта на Двадцать пятых Голодных играх! Итак, сначала девочки!       Мэдди направляется к хрустальной вазе в форме шара, установленной с правой стороны сцены. В нём только одна бумажка. Только одно имя.       — Джессика Грин!       В моей голове многократно отдаётся это имя, заглушая все окружающие меня звуки. Покажите мне того, кто не знал, что так будет. Я же, скорее всего, просто надеялся.       Я пытаюсь ободряюще улыбнуться Джесси и с трудом отпускаю её руку. Сестру мгновенно окружают миротворцы и ведут к сцене. Она поднимается, становится рядом с Мэдди и пустым, полным слёз взглядом смотрит мне прямо в глаза.       — А теперь мальчики!       Во втором шаре также только одно имя.       — Джексон Грин!       Я вижу, как крупная слеза скатывается по щеке Джесс, но её лицо всё так же не отображает никаких эмоций. Поднимаюсь на сцену и ищу глазами родителей. Мама рыдает на груди у отца.       — Вот они! Трибуты от дистрикта Семь! Именно эти двое прекрасных молодых людей будут сражаться насмерть с избранными трибутами из других дистриктов! — Видимо, Мэдди ожидала более бурную реакцию, поэтому сразу сникает и, вздохнув, продолжает. — Увидеться с ними вы сможете в порядке очереди в Доме правосудия. Счастливых вам Голодных игр, и пусть удача всегда будет на вашей стороне.       В ту же секунду нас с Джесс берут под руки миротворцы, провожают в Дом правосудия и уводят в разные стороны широкого коридора.       Я оказываюсь в просторной комнате с красивой деревянной мебелью и мягкими диванами. Присаживаюсь на самое дальнее кресло и выглядываю в грязное окно. Звук практически полностью заглушен, но я вижу, что жители дистрикта — наши соседи, коллеги и одноклассники — уже начали праздновать то, что несчастье обошло их стороной. Я не могу взять в толк, как можно радоваться тому, что собственными руками отправили на верную смерть двух детей? Я никогда не пойму этот мир.       Дверь бесшумно открывается, входит отец и садится на маленький диванчик напротив меня.       — Ну ты как? — спрашивает он, а я только киваю. — Мама сейчас у Джессики.       Наступает неловкое молчание. Мы с отцом перестали быть близки после смерти младшего брата. Видимо, он не хотел сильно привязываться ко мне, боясь в дальнейшем потерять. В данную минуту я сам не знаю, что сказать. Кажется, отец чувствует то же самое. Во многом мы с ним очень похожи.       — Пап, кто-то из нас станет победителем.       — Я знаю. — Отец поднимается, подходит ко мне, крепко обнимает и шепчет — Попробуй защитить Джессику…       — А ты оберегай маму, пока кто-то из нас не вернётся.       Отец слегка отстраняется, по его губам пробегает лёгкая, но грустная улыбка:       — Всю жизнь оберегал.       Я лишь отвечаю:       — До конца жизни буду защищать.       — Время посещения завершено. — Грузный миротворец выводит отца из комнаты.       Через минуту за дверью затихают все звуки. Я снова поворачиваюсь к окну. На площади бегают маленькие детишки, семьи собираются со своими друзьями и соседями и что-то весело обсуждают. В верхнем углу окна об стекло бьётся муха. Она пытается выбраться на волю, стать свободной. Но у неё это не выйдет. Она такая же пленница, как и я. Она умрет здесь, на этом самом подоконнике, я, вероятнее всего, на арене…       Дверь вновь открывается и входит мама. Её глаза на мокром месте. Она прижимается к моей груди и, не ослабляя объятия, вместе со мной присаживается на диван.       — Мам, мы все знали, что такое может случиться. Просто не думали, что будет именно так.       — Именно так… — вторит она мне шёпотом.       — Я обещаю, что Джессика станет победителем, она вернется домой. Вы будете жить в деревне победителей, хорошо питаться. Может даже…       — Сынок…       — Не говори ничего. Всё будет именно так. Я никогда и ни за что не дам её в обиду. Мам, не плачь. Это так тяжело…       Мама прячет лицо у меня на груди и рыдает до того момента, пока за ней не приходят миротворцы. Меня оставляют в одиночестве.