Квартальная бойня

      Я прихожу в себя от лёгкого похлопывания по плечу. Осознаю, что сижу в своей комнате на полу напротив окна, облокотившись спиной на кровать. Медленно поворачиваю голову, чтобы увидеть человека, который вывел меня из этого транса.       — Не стоит так реагировать на случившееся, — мягко произносит Фир, продолжая держать руку на моём плече. — Либо это делаешь ты, либо кто-то другой.       Я непонимающе смотрю на него. Я только что убил человека. Убил ни за что. Как, по его мнению, я должен реагировать?       — Послушай, это была часть задания, с которой ты успешно справился. Прости, что не подготовил тебя к такому, — наставник виновато опускает глаза. — Просто раньше такого никогда не было, и я представить не мог, что распорядители способны на подобное.       Через мгновение его взгляд ужесточается и впивается в меня, а голос становится твёрже.       — Ты должен понять, что это не последний человек, которого тебе придется лишить жизни. У тебя впереди арена и двадцать три противника.       Мой рот от удивления открывается, когда я слышу фразу «двадцать три противника». Моя сестра мне не противник.       — Что… — начинаю я.       — Фир прав, мужик, — слышу я сзади и от неожиданности вскакиваю на ноги.       На кровати, подложив руки под голову, лежит Яго. Когда он замечает мою реакцию, то хихикает и садится, скрестив перед собой ноги.       — Ты думаешь, легко живётся этим безгласым? Возможно, ты избавил его от страданий. Чёрт знает, что эти больные капитолийцы с ним делали. И что могли бы сделать в будущем.       Фир бросает на Яго угрожающий взгляд и просит не распыляться по поводу его недовольства.       — Ну а что? — младший наставник пожимает плечами. — Говорю, что думаю. Плевал я на то, услышат они меня или нет. К тому же, здесь никого нет, кроме нас и безгласых. Вы вряд ли кому что расскажете, а они тем более. Но не суть. Главное, что ты сделал то, что распорядители хотели увидеть. Они предоставили тебе новую мишень, с которой ты, в отличие от других, расправился. Это должно принести тебе неплохие баллы.       Я молча обдумываю всё сказанное менторами. Сложно отрицать то, что они говорят. Произошедшее не должно меня пугать. Это должно меня подготовить. Я буду убивать на арене. Буду убивать невинных детей и подростков. Я убью малышку из Десятого дистрикта. Убью каждого, кто встанет на пути к моей победе. К победе моей сестры. Я смогу это сделать. И я это сделаю.       Тишину разрушает негромкий голос Фира:       — Ты можешь отдыхать, в восемь часов будут объявлять ваши оценки. Ближе к этому времени все должны быть в гостиной, ведь никто не хочет расстроить Мэдди? А пока свободное время. Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.       Наставники поднимаются и выходят.       Подойдя к окну, я встряхиваю головой и задумываюсь, почему оба ментора были со мной, оба пришли поддержать меня. Очевидно, Джессика не сделала то, что сделал я. Но выяснить это можно только одним способом.       Я выхожу из своей комнаты и на цыпочках подхожу к спальне сестры, дверь в которую слегка приоткрыта. Краем глаза замечаю безгласого, прислуживающего нам с первого дня и мое сердце ёкает. Трясу головой, пытаясь прогнать негативные мысли и заглядываю в проём. Сестра лежит на кровати и листает какую-то книгу.       — Можно? — спрашиваю я и, как обычно, не дожидаясь ответа, протискиваюсь внутрь, плотно закрывая за собой дверь. — Что читаешь?       — Да тут выбор небольшой. — Джессика немного прикрывает книгу, не отрывая взгляд от страниц и показывая обложку, на которой написано «Дистрикты. От Первого до Двенадцатого». — А ты знал, что в Четвёртом дистрикте есть осьминоги?       — Серьёзно? — у меня вырывается нервный смешок, а я присаживаюсь рядом с ней. — Я думал, что они уже давно вымерли.       — Правда. Ты только посмотри, какие они отвратительные! — Сестра показывает пальцем на картинку и морщит нос. По всей видимости, она не хочет обсуждать индивидуальные показы, поэтому я не порчу ей настроение и не начинаю заводить этот разговор.       Несколько часов мы разглядываем картинки из книжки. Настроение сестры заметно улучшается, и мы даже смеёмся. За пару минут до восьми часов в комнату врывается Мэдди и вопит, чтобы мы выходили в гостиную, так как сейчас будут объявлять наши баллы.       На диване перед экраном уже расположились наставники и наши стилисты. Не совсем понимаю, конечно, что тут делают Гардиус и Тигрис, но не говорю им не слова, кроме приветствия. Мэдди требует от ближайшего безгласого бокал вина и возбужденно что-то балаболит, каждый раз подсаживаясь всё ближе к моему стилисту.       Мы с сестрой присаживаемся на диван на свободные места как раз между менторами и смотрим заставку. На экране появляется популярный ведущий — мужчина неопределённого возраста, с лысой головой и невероятным слоем косметики на лице. Он напоминает о важности сегодняшнего дня и упоминает всех трибутов, чем запомнился каждый из них капитолийцам.       — А вы видели эту прелестную парочку из Седьмого? — загадочно шепчет Стефан, толпа за кадром ревёт. — У нас для вас, мои дорогие зрители и телезрители, планируется очень интересный сюрприз, связанный с этими двоими. Но расскажем мы вам эту тайну только на интервью!       В студии слышатся многочисленные вздохи, а ведущий переходит к трибутам из следующих дистриктов. Я удивлённо перевожу взгляд от Фира к Яго.       — Давайте мы с вами это позже обсудим, я обязательно вам всё расскажу, — негромко говорит старший наставник.       Через пол часа Стефан, наконец, начинает объявлять оценки, выставленные распорядителями по результатам индивидуальных показов. Как только на экране появляется первая фотография, парня из Первого, и его оценка, я начинаю нервничать. Нога начинает непроизвольно дёргаться вверх-вниз. Первый объявленный балл — восемь. Я перестаю дышать и прикрываю глаза, пытаясь успокоиться. Мне кажется, что я никогда в жизни так не нервничал. Пытаюсь собраться, но осознание того, что от этой оценки зависят наши с сестрой жизни, приводит меня в лёгкий ужас.       Когда называют оценку девочки из Шестого, все в гостиной, даже Мэдди, перестают обсуждать других трибутов и обращают всё своё внимание к ведущему.       Наконец, Стефан произносит:       — Дистрикт Семь. Джексон Грин. — На экране появляется моя фотография. Все выжидающе смотрят на экран. — Его оценка одиннадцать!       Присутствующие в комнате смотрят друг на друга, переспрашивая мой балл — никто не может поверить в это. Фир вскакивает с места, хватает меня в охапку и поздравляет с таким прекрасным результатом. Все начинают шуметь, поздравлять меня, перебивая друг друга, но снова затихая, когда с экрана доносится имя моей сестры. Её балл — четыре. Я вижу, как поникает взгляд Джессики, вижу, как Яго берет её руку и успокаивающе говорит, что это неплохая оценка, что с этим можно работать.       После оглашения всех результатов, Мэдди не даёт нам пообщаться с менторами, а тащит праздновать. Никто особо не ожидал, что у кого-то из нас будет такой, как у меня, высокий балл, поэтому праздничный ужин нам приходится ждать, довольствуясь только напитками.       Меня продолжают все поздравлять, я даже устаю от этого. Особенно печально становится, когда мой взгляд в очередной раз падает на Джесс — она сидит одна, ковыряясь зубочисткой в кусочке сыра. Подойти к ней мне не дают возбужденные капитолийцы — наша сопровождающая и мой стилист. Хочется вырваться из их цепких лап, забрать сестру и выйти на крышу — самое уединённое место в тренировочном центре. Обнять её, обсудить произошедшее и наши дальнейшие варианты.       Видимо, замечая мой взгляд, Фир присоединяется к сестре и говорит ей что-то, чего я не слышу за визгливым голосом Мэдди. Позже к ним подходит и Яго, успокаивающе потирая Джесс предплечья. Я всё ещё чувствую некоторую ревность, когда вижу, как тот касается моей сестры, хотя уже знаю его отношение к ней. Через несколько минут Джесси уже улыбается, а Фир оборачивается ко мне, незаметно подмигивая. Я одними губами произношу: «Спасибо».       Ближе к полуночи уходят Гардиус и Тигрис, Мэдди ковыляет в свою комнату, держа в руках туфли на огромных каблуках, Фир дремлет на диване, Яго же куда-то пропал.       — Не хочешь подышать свежим воздухом? — тихо спрашиваю я сестру, стараясь не разбудить старшего ментора. Та в ответ кивает, и мы поднимаемся на крышу.       Как только двери лифта открываются, в лицо ударяет прохладный свежий воздух. Именно то, что мне сейчас нужно. Мы подходим к краю и облокачиваемся на перила. Некоторое время просто стоим молча, разглядывая улицы и экраны, на которых то и дело возникают фотографии трибутов с оценками. При этом себя я вижу чаще остальных. Или мне так кажется.       Я поворачиваюсь к сестре и внимательно её изучаю. Когда я вижу её, то сразу в голове возникает образ мамы — Джессика как будто повзрослела и стала на неё очень похожа, особенно с распущенными, слегка взъерошенными волосами. В её глазах за последние несколько дней появилась такая же боль, такое же разочарование в жизни и беззащитность, которую я помню в глазах нашей матери. Я не хочу, чтобы она так же сломалась. Она должна быть сильной. Ради себя, меня и всей нашей семьи.       Я решаю разбить затянувшуюся тишину.       — Ну что, давай рассказывай, что ты продемонстрировала на показе, — я стараюсь не слишком давить на сестру и показать в голосе немного весёлости.       — Это неважно. Уже неважно. Зато я прекрасно знаю, почему у тебя такая высокая оценка. — Джесс несколько осуждающе и печально смотрит мне прямо в глаза. — Ты правда сделал это?       Я не знаю, что ей ответить, поэтому несколько секунд обдумываю, пытаясь подобрать подходящие слова.       — Да. — говорю я, и взгляд сестры разочарованно опускается на город. — Я не знал. Я не видел его. Услышал только шорох. Точно такой же, как издавали манекены. Я подумал, что моё испытание еще не закончилось.       Я начинаю понимать, что оправдываюсь перед ней, поэтому делаю тон твёрже и продолжаю:       — Он всего лишь первый. Ты должна понимать, что нам обоим придётся сделать это на арене. Иначе не победить.       — Да, но ты убил его! Этот человек, возможно, прожил бы еще много лет, если бы не ты! — Голос сестры срывается, когда она приближается ко мне и смотрит на меня полными слёз и гневом глазами. — Как ты можешь быть таким жестоким? Мой брат никогда бы так не поступил!       Я хватаю Джессику в охапку, тесно прижимаю к себе и глажу по голове. Она пытается вырваться, кричит, бьет меня, но я сильнее неё, поэтому вскоре она затихает, бессильно опускает руки и просто рыдает. Я продолжаю успокаивающе поглаживать её, не говоря ни слова, пока та не произносит еле слышно:       — Джекс, что с нами стало?       Я не совсем уверен, был ли это прямой вопрос, обращённый ко мне, либо же просто риторический, но всё равно отвечаю:       — Мы те, кем были всегда, Джей-Джей. Просто мы оба должны быть сильными. Ты должна быть сильной.       Я отстраняю от себя сестру и поднимаю её подбородок, чтобы видеть глаза.       — Я никогда не смогу стать достаточно сильной. Никогда не смогу стать такой, как ты. — Её голос дрожит. — Пожалуйста, я тебя прошу, борись на арене за себя. Я отказываюсь от твоей помощи. Если ты меня любишь…       Я не даю ей договорить, потому что каждый раз эти слова разбивают моё сердце.       — Я же обещал тебе. Я тебя когда-нибудь подводил?