Да здравствует король

– Но господин хочет, чтобы Вы были... – Да будто меня должно это волновать, – прошипела девушка, привычно закатывая глаза. – Раз ему так нужно, пусть сам этим и займется в следующий раз! – О, я могу передать Ваши слова господину, – злорадно прошипела обиженная недоверием эльфийка. – Думаю, он учтет все ваши пожелания и согласится помочь Вам принять ванну. Госпожа. – Да, да, можешь передать. А теперь вытри меня и закрой, наконец, рот. Несостоявшаяся княжна и сама любила позлорадствовать, и сейчас, найдя для того повод, испытала истинную радость победителя. Вчера ей впервые за долгое время разрешили подняться с постели, расстегнуть наручи и сделать пару неловких шажков вдоль холодных пустых стен, а для этого к девчонке и приставили эту самую служанку. Хорошенькую высокую эльфийку с длинными черными волосами, тонкими лодыжками и по-детски вздернутым носиком. И, казалось бы, аккуратный вздернутый носик… Такая незначительная деталь, в сознании человеческом придающая барышне лишь больше шарма, мягкости и желанности. Для эльфов, любивших строгие прямые черты тела и лица, сухие линии – то считалось если и не уродством, то большим изъяном для юной особы. Впрочем, скромное происхождение девушку прощало. Цирилла жалела о том, что ей в услужение не пригнали одну из человеческих пленниц, выкраденных из ее мира. Неужели, такой ценный товар, что не нашлось свободной девчонки? Она знала, таких тут много, не счесть, не обвести взглядом каждую похищенную душу. Дикий Гон призвал многих рабов, а руководил им неизменный красный король, собственноручно выхватывающий все новых и новых жертв, уводя их в чуждый мир страха и подчинения. Вот и ее нашли, чтобы оставить здесь навсегда. Девушка почувствовала, как шершавое розовое полотенце обтирает ее руки и недовольно шикнула, покосившись на спешащую служанку. Касание это вывело ее из стройного потока скорбных мыслей, а боль, вызванная им, заставила скривить губы в желании сдержать гневное слово внутри. – Руки болят, – пожаловалась ведьмачка вполголоса. – Простите, – без особого сожаления ответила ей девушка. – Просто будь осторожнее в следующий раз. Ванные процедуры дались пленнице с большим трудом. Тело слабо отзывалось на команды, и каждый раз отдавало болью разной степени тяжести. Приставленная к Цири эльфийка отвела ее в ванную комнату, посадила в кадку, полную горячей воды, и долгое время терла бледную девичью кожу. С упоением садиста она наблюдала за тем, как Цирилла краснеет, терпит жгучую боль и молчит, и только после проделанного признала свою подопечную достаточно чистой для ее будущего короля. Процедуры эти выполнялись с его распоряжения, о чем ведьмачке и было сообщено. Эльф желал видеть свою пленницу, великодушно отвести ее на долгую вечернюю прогулку, и Цири вынуждена была поддаться и подготовиться. Пусть и не без возмущения, а ей пришлось. Больше шанса выйти и ощутить в волосах свежий ветер девчонке могло бы и не предвидеться. – Это – издевательство, – пожаловалась вздорная ведьмачка, только увидев изумрудно-зеленое платье, приготовленное для нее. – Но оно вам подойдет, – бесцветно заметила эльфийка. – Подчеркнет глаза, единственную правильную черту лица, – добавила служка тихо, бубня себе под нос. – К тому же, это распоряжение… – Без корсета, – перебила ее девчонка, не желая слушать. – Ребра болят, – добавила она, заглянув в растерянные глаза служанки. – Эредин явно не хочет, чтобы я валялась тут дольше положенного. – Как пожелаете, – шикнула эльфийка, расшнуровывая ленты. Пальцы служанки скользили быстро, но совсем не так ловко. Она спешила потому, что король ее не желал долго ждать, он требовал подготовить пленницу к полудню. Тело Цириллы оказалось слишком грязным, чтобы справиться с ним быстрее, и сейчас на сборы у девушек оставалось меньше часа. Мешкаться сильнее – значило для обеих злить демона, испытывать удачу. Слишком опасная затея, а особенно, если знать, что он сделал с той, кто не так давно пытался ему дерзить. Зеленое платье, пусть даже и без золоченого корсета, сдавливало ведьмачке грудь. Высокий вырез представлял ее сухую фигурку в более выгодном свете, добавлял иллюзию женственности линий, длинная юбка скрывала не менее длинные ноги, а сочный изумрудный цвет, действительно, удивительно хорошо подходил к глазам. Пленница походила на гостью. Платье подошло, верно. К глазам, которые эльфийка умело подчеркнула черными тенями, к статной осанке ведьмачки. Серебристые волосы Цириллы служанка убрала назад, в затейливый нарочито неопрятный хвост, щеки ее чуть украсила румянами. Девчонка походила на молодую знатную даму, что только-только очнулась ото сна и не успела привести себя в полную готовность к приему гостей. – Ну и куда мне теперь в этом платье? – спросила Цири, едва взглянув на себя в зеркало, отодвигая прядь, закрывающую ее шрам, за ухо. – Сидеть тут и ждать, когда твой господин соизволит явиться? – Нет. Мы с вами выйдем к двери. Господин не желает заходить. Его смущает запах можжевельника в ваших… Покоях. – Какая нежная душа, ты только подумай. Может, стоило ему цветов собрать на бутоньерку? Какие он там любит? Ведьмачка фыркнула, в дальнейшем сохраняя зловещее молчание. Зловещим оно было от того, что до этой поры служанка выслушала от нее множество упреков, некоторые из которых и не успела заслужить. Если быть честной с самой с собой, то Цирилла вовсе не злилась на бедную девушку. Злил ее тщеславный народец остроухих пленителей, злил их король, злила верность, ими к нему испытываемая, и злило ее безвыходное положение. Любил ли народ Цинтры так ее бабку – старую Львицу, готовую разорвать любого за собственную кровь? Любил ее покойную мать, ее отца? Цирилла об этом не знала, не помнила точно, она была слишком мала. Когда-то ведьмачка пообещала себе по возвращении в родной мир выяснить судьбу своей семьи, но сейчас она боялась, что обещание это затеряется в горе других – более важных. Главное бы сбежать, а дальше дела у нее точно найдутся. К ужасу нерасторопной служанки, Эредин уже ждал девушек у дверей. Красный камзол, высокие черные сапоги, длинные смоляно-черные волосы, убранные в хвост. Вид его выражал только легкое раздражение, но каждому члену эльфийской свиты было ясно: этого достаточно, чтобы остаться без ушей. От взгляда его холодных зеленых глаз Цирилле стало не по себе. Мурашки пробежали по плечам, спрыгнули ниже, останавливаясь у самого копчика, но девчонка велела себе сохранять непроницаемый вид. Пусть знает, что дух ее не сломлен. – Свободна, – холодно произнес эльф, бросив на служанку беглый взгляд. – Вот так ты говоришь с сородичами, а? – полушепотом спросила Цирилла, стоило девушке завершить смущенный кивок и уйти. – Я думала, что друг друга вы только и делаете, что облизываете с ног до головы. Из солидарности и общей гордости. – Сородичи, – шикнул Эредин, пряча улыбку за поворотом головы. – Она не Aen Elle, Зираэль. Впрочем… Скоро научишься различать одних от других, ничего страшного для человеческой самочки. Это – обычная дикая девка. Из твоего мирка. Эльф благодушно подал ей локоть, и взгляд его темно-зеленых глаз указывал на то, что это – никакая не просьба и не предложение. Приказ. Цирилла не сразу подчинилась. Желание вновь показать норов обуяло ее тело, хотелось податься вперед и пройти мимо, только боль вовремя вразумила девчонку, дала ей вспомнить, что может произойти. Сначала кольнуло в ребрах. После – у запястья, и старые раны навязчиво шепнули ей: «подчинись, или будет хуже». Ей пришлось. Ладонь ведьмачки обвила его сухое запястье, чуть потянув вниз. Король поднял руку слишком высоко – Цири не смогла бы дотянуться. Ткань его наряда была жесткой и колкой, как и улыбка эльфа, но отпустить ее было нельзя. Девушка же не улыбалась, не чувствовала удовольствия, и спутник ее расточал улыбки за двоих. Красный камзол и зеленое платье – создавали удивительно осеннее сочетание: холодное, горькое, но приятное. – Ты разве не рада была выбраться? – спросил мужчина, делая первый шаг вперед. – Посмотри. Здесь же лучше, чем в твоей палате. Дорожка вилась меж зеленых травяных полей, где-то вдалеке о щебень цокали лошадиные копытца. Тут и там цвели высокие мальвы разных оттенков: бурые, нежно-розовые, сиреневые и белые, они качались на легком ветру. Воздух пах васильками, но столь «простых» цветов не было видно. На глаза попадались лишь цветы лилейника, садовые колокольчики, бархатцы и розовые кусты. – Где мы? – взволнованно спросила Цири, оглядываясь по сторонам. – И где… Где вообще все, что у вас есть? Дома, мосты… – Мы далеко от дворца, если ты об этом. Город, а вместе с ним и дома, лавки и магазинчики, лежал там, где от него виднелись лишь высокие шпили зданий. Вокруг Цириллы не было никого. Скромный двухэтажный домик, в котором она проходила лечение, стоял возле шумного хвойного леса, неподалеку журчала шустрая река, а дальше нее – бескрайние поля, залитые теплым солнечным светом. У вьющихся вдаль дорожек кто-то высадил цветы, некоторые в клумбы, другие меж зеленых островков травы. – А зачем так далеко? – спросила Цири, щуря глаза. – Боишься, что я ночью убегу, залезу в окно замка и задушу тебя? – Задушишь меня? Ну, если только во сне: сплю я крепко, Зираэль. На пуховой подушке, в тепле и удобстве. – Хорошо, что ты рассказал. Как только выберусь из вашего мира, тоже устрою себе удобную постель. В этот раз эльф не ответил. Улыбка не соскользнула с его лица, шаг не замедлился. Эредин вел Цириллу к тому самому лесу, растягивая удовольствие молчаливого проводника или же конвоира. Запах васильков сменился ароматом хвои, жар, разгоняемый легким ненавязчивым ветром – влажной прохладой тени, отбрасываемой бесконечной листвой. Стоило им ступить на территорию леса, воздух изменился, стих шум, застыло время. Птицы пели тише обычного, кузнечики молча поглощали траву. Ведьмачка пригнула голову, заметив на своем пути острую ветку, в тесных сапогах перешагивала один торчащий из земли корень за другим. – Куда мы? – спросила она, пытаясь подавить волнение в голосе. – Здесь становится темно, а я не люблю... – Значит, придется потерпеть. Нам осталось недалеко, Зираэль, не будь ты таким ребенком. Рука ее сжималась крепче, стоило эльфу чуть прибавить шаг. Она просто не успевала. Цирилле казалось, что спутник начинает делать это специально. То ли для того, чтобы вызвать в ее слабом теле боль, то ли ради другой забавы, девчонке недоступной. Деревья обступали путников плотнее, тропа терялась под ногами, и путники шли в зловещей тишине, меряя путь шагами. В голове просыпались страшные мысли. Цири чувствовала, как они поднимаются в полный рост, расправляют плечи и упираются ими в стенки черепной коробки, как шепчут ей злые слова и царапают изнутри. Что, если ей уже не выйти на свет? Что, если эльф решил закончить месть, если пара ударов разозлила его так сильно, что он решил… Девчонка не желала и мыслить. – Здесь, – тихо заметил мужчина, сворачивая с тропы. – Иди вперед. – Я не знаю, куда идти, и… – Зираэль, – холодно, спокойно отрезал спутник. – Иди вперед и не оборачивайся. Вперед. Мимо густо стоящих по обе стороны елей, явно высаженных здесь кем-то специально, с усердием заботливого владельца сада, старика, что не может найти себе иного занятия. Цирилла ступила вперед, не без удовольствия отпуская руку спутника. Ведьмачка шла не оглядываясь, как ей и велели. Она бы и хотела спросить, кто вытоптал здесь дорожку, куда она ведет, что ждет за очередным поворотом, но задетая гордость не позволяла ей так унизиться. Впрочем, долго идти все равно не пришлось, и вопросы отпали сами собой, растворившись в накатившем волной удивлении. Впереди Ласточку ждало новое открытие, и на этот раз носило оно нейтральный характер. Несколько тонких молодых деревьев обступали небольшую рощу, затерянную в хвойном лесу. Васильками или еловыми иглами здесь не пахло, воздух источал холод, пропитывался тишиной. Девушка остановилась, но жесткая рука эльфа тут же подтолкнула ее вперед, ближе. Мягко, пока еще мягко направила дальше, выводя из легкого замешательства и толкая в лапы мыслей. Там, за очередным поворотом головы, стояла небольшая статуя из белого мрамора, в структуру которого втесались глубокие черные линии иного камня. Стройная молодая девушка убегала от юноши, вытесанного из той же породы. Волосы ее словно развевались на ветру, губы были плотно сжаты, а из глаз струились слезы не то сожаления, не то обиды. Та рука ее, что тянулась вперед, цветом своим отличалась от тела. Она была черной, не хватало пары словно бы обугленных пальцев, и тьма эта стремилась дальше, к стройному телу беглянки… – Угадаешь, кто это? – спросил Эредин, дав Цирилле время, чтобы рассмотреть древний памятник. – Хотя бы девушку, с юношей будет сложнее. – Нет, – ответила ведьмачка, и голос ее звучал тише обычного. – Эльфы все одинаковые, я не знаю, кто это. – Эта девушка – нет. Поверь, Зираэль, она – совсем другая, даже если остальные из нас друг на друга похожи. Король вновь замолчал, и Цири продолжила рассматривать статую в тишине, захватившей слух. Платье неизвестной девушки изодралось, костюм юноши – нет. Фигура его выражала беспокойство, а вот лицо, не прикрытое убранными назад волосами… А лица просто не было. Вместо него – отшлифованная поверхность камня, пустой холст, готовый принять на себя любую личину, подстроится под время, человека и событие, избегая привязки к определенному образу. Так, впрочем, казалось лишь наблюдавшему со стороны. Вовлеченные же знали историю чуть глубже, и образ этот был им знаком. – Это – Лара Доррен, – шепнул эльф, наклоняясь к самому уху спутницы, заставляя ту испуганно дернуться. – Знаешь же, что с ней произошло? Дурочка влюбилась в человека, сбежала, испортила жизнь и себе, и своему народу, так и не сумев ничего добиться в чуждом ей мире. – Но ведь… Вы в нашем мире – просто гости. – Мы? – спросил мужчина. – Смешно, Зираэль. Эльфы были в нем намного дольше вас, пар… Снова споры. Впрочем, я не за этим привел тебя сюда. – А ради чего тогда, если не из возможности вновь унизить весь мой род? – Это всегда успеется, поводов много, – заметил спутник, заставляя себя сдержать улыбку. – Я хочу, Зираэль, чтобы ты вспомнила эту историю, вспомнила, чем она закончилась для бедной Лары, насколько люди не оценили дара, врученного нашей несчастной избранной. Я хочу, Зираэль, чтобы ты вбила себе в голову: лучшего обращения ты все равно не встретишь там, куда так хотела сбежать. – Откуда ты можешь знать, а? Лучшее обращение. Верно, девчонка искала его слишком уж долго, скитаясь по неприветливому миру, всюду натыкаясь на врагов, на засады, на потери и боль. Цири на секунду вспомнила такие знакомые ей слова, запавшие в самый темный уголок памяти. «Выбирай меньшее зло», – и меньшим злом в ее жизни были все же не эльфы, так желавшие вернуть утраченное. Геральт и чуть холодная Йен, ее старая Львица-бабушка, добрая Нэннеке… Все они могут ждать ее там, за границей этого мира. Могут. Ведь могут, верно? Цири не знала историю своей дальней родственницы так хорошо, как знал ее каждый эльф, она не успела впитать, усвоить весь трагизм ситуации. Для нее памятник этот был лишь памятником, боль не цеплялась за руки при одном только взгляде. Эредин понял по холодной злобе на ее хорошеньком в этом свете лице. – Ты принадлежишь не их племени, Зираэль. Ты – наша. – Я никому не принадлежу, – шепнула девушка, словно обиженно, гневно. – Да и ты сам называл меня «человеческой самочкой». – Ох, Зираэль, – весело заметил эльф, заставляя ее развернуться к себе лицом. – Я лишь дразнил тебя, глупая. Весело смотреть за тем, как твои щеки наливаются румянцем. Она бы и хотела повелеть эльфу заткнуться, но понимала, что сейчас не в том положении. Цири не была терпеливой или слишком расчетливой, но ума ей хватало – девчонка знала, что язык лучше придержать. Она сможет вдоволь наговориться, сбежав отсюда, а для побега ей нужно сохранить ноги здоровыми, тело – целым и невредимым, а разум непошатнувшимся под натиском сотен часов нудных эльфийских речей. – Нам нужно возвращаться, хорошего понемногу, – проговорил спутник, стряхивая с плеча упавшую еловую иголку, – И да, Зираэль, на днях состоится моя коронация, и я хочу, чтобы ты на ней присутствовала. Мы это скоро обсудим подробнее: твою способность стоять тихо, смирно и помалкивать. – Нет, постой! Нам уже пора возвращаться? – Верно, – ответил ей мужчина, вновь подавая руку. – Я не могу проводить с тобой целые дни, Зираэль, а одна гулять ты еще долго не будешь. Долго или никогда, это зависит от твоего поведения. Будешь хорошей девочкой – будешь получать привилегии гостьи, плохой – и получишь наказание. Цирилла смолчала, поджав губы в трусливом жесте. «Скоро буду гулять там, где мне вздумается. А вздумается мне подальше от тебя», – подумалось ей. Пальцы привычно сжались вокруг руки мужчины, темный хвойный лес больше не шумел вокруг путников, дорога тянулась обратно. Ветер стих, стихло и пение птиц, до сюда не доносился нетерпеливый цокот кобылки Эредина, и слышался лишь мерный шаг двух спутников, идущих слишком близко друг к другу. – А кем был этот юноша? – спросила девушка тихо. – Тот, что без лица. – Одним скучным неудачником, что даже не смог удержать в девушке любовь, – ответил ей эльф, снова подавляя злорадную улыбку. – Он им и остался, Зираэль, это с годами только усиливается.