Да здравствует король

Ночь выдалась мягкой, мрак ее шелкового платья окутывал все вокруг, холодные руки гладили засыпающих по спутанным в дремоте волосам. Теплая летняя ночь, сладкая, долгая, желанная. Она должна была принести успокоение своим появлением, должна, но не всем. Нет. Кошмарные сны – худшее, что могло придумать Провидение. Сон был призван в этот мир для того, чтобы дарить уставшим за день людям отдых, позволять им на время забыться в мрачном сумраке ночи, спрятаться в иной мир, готовый обнять и успокоить после дневного падения… И что же хорошего в том, что мир этот вместо ласки показывает уставшим свои острые зубы, что вот-вот оторвут из страждущих тепла кусок жирной плоти? Ведьмачке повезло прожить эту ночь без сновидений. Рассудок ее пребывал в полной темноте, насыщался силами, которые днем Цирилле придется сдержать в узде и не выдать лишнего слова, опасаясь за собственную шкуру. Вдруг и ее распнут также, вдруг ее хладный труп вывесят на стенах дворца в назидание? Проснулась девушка от того, что поясница ее загорелась болью. Острой, тянущей, идущей снизу-вверх, чтобы добраться до шеи и спрыгнуть обратно, повторяя свой танец вновь и вновь. Веки поднимались неохотно. Тело просыпалось медленно, объятья сна нравились ему больше, чем колющие удары наступающей реальности. Очнувшись, Цирилла поняла, что поясница – не самая главная ее беда. Болело все, каждая мышца, каждый сантиметр кожи, любая кость, спрятанная за розовой девичьей плотью. Ее словно сломали там, за стенками бледной кожи, и теперь неровно склеили. Подняться оказалось сложнее, чем распахнуть глаза, и несколько минут девушка лишь лежала, не шевелясь. Она смаргивала вчерашние слезы, вспоминая, кусая губы в нарастающем отвращении к самой себе. Пока короля не было рядом, время шло медленно, секунды ползли друг за другом, не решаясь ускорять ход… Оказалось, что над кроватью Эредина вычеканены незнакомые Цирилле эльфийские слова, каждое из которых отделено от следующего точкой. Времени, чтобы прийти в себя и осознать плачевность положения – было мало. Ведьмачка только-только начала осознавать, в чьей она спальне, как дверь отворилась. Тихо, словно входящий заботился о ее покое, словно он не желал тревожить спящую девушку сверх меры. Цирилла осторожно повернула лицо ко входу и заметила в дверном проеме знакомую ей фигуру. Король вернулся, чтобы повторить акт вчерашнего надругательства. Он остановился, встретив ее взгляд. Должно быть, Эредин и сам желал пробраться внутрь незамеченным. Король закрыл за собою дверь, быстро накинув на лицо маску безразличия, приправленного щепоткой самодовольства. Он прошел вперед, намеренно не смотря на девушку, а после остановился лицом к своему же портрету, позволяя Цирилле созерцать его прикрытую домашней рубахой спину. – Ты проснулась? Вопрос звучал до хохота глупо, но Цири не могла смеяться сейчас. Она смотрела вперед, на повернувшегося к ней спиной короля и хмурила брови. Говорить не хотелось, но меньше всего она желала именно слушать. Его холодный властный голос возвращал девушку в прошлую ночь, полную страха, боли и унижений, любое слово – точно удар, запечатленный на ее коже ярким синяком. Лучше стискивать губы в ожидании, чем потакать такому ходу событий. – Проснулась, как я вижу, – выдохнул эльф, на минуту сжав губы плотнее. – Ты в… Ты сможешь встать и одеться, Зираэль. Зираэль? – повторил он ее имя после долгой молчаливой паузы. – Я не знаю. Цирилла говорила правду. Она еще не пробовала встать на ноги, даже пошевелить ими или попытаться почувствовать вчерашние его касания, что сегодня стали красными полосами на белой плоти. Девушка осторожно приподняла правую ногу, лодыжку кольнула боль, но нога двигалась. Еще чуть-чуть, и алая простынь сползла с кровати вместе с ногами девушки. Она больше не прикрывалась, пряча стыд, его в ведьмачке уже не осталось, не перед ним. – Хорошо, – еле заметно выдохнул эльф, позволяя себе развернуться к пленнице лицом. Белки его глаз молниями разрезали красные венки – дети долгой бессонной ночи. – Я велю служанкам одеть тебя к завтраку. – Я не хочу ни есть, ни выходить куда-то, – произнесла девушка, отворачиваясь, чтобы не видеть его лица. – Да, Зираэль, я знаю. Очень жаль, что твое расположение духа сегодня хуже, чем прежде, только тебе все равно придется одеться и спуститься. Несмотря на строгость тона короля, девушка заметила, что тот изо всех сил старается сдержать в голосе злость. В глазах его отчетливо читалось беспокойство: он осматривал девчонку, взглядом ища на ее ослабшем теле раны или ушибы. Они были, прятались там, где Цири не покажет, спрячет на долгое-долгое время, пока те не перестанут кровоточить слишком сильно. Эредин не хотел, чтобы сосуд драгоценного Гена треснул или раскололся на его глазах, под его опекой, и делал для это все, что сейчас мог. – Или ты опять… Опять меня… – шепнула девушка, не поворачивая головы. – Мы поговорим об этом за завтраком. Разговор прервался, мужчина вышел, оставив Цириллу кусать губы от закипающей в душе злости. Говорить об этом за едой? Нет. Страх бился о ребра, но утопал в отчаянной ненависти, терялся в ее бескрайних водах. Девушка мельком взглянула в окно: солнце освещало землю, ветер не трогал кроны древ, и птицы пели в их неподвижной утром листве: утро казалось слишком безмятежным. Комната пахла потом и алкоголем, ее кожа – жалостью к самой себе. Ведьмачка так и сидела на месте, дожидаясь присланных королем служанок. Не было ни сил, ни желания подниматься и что-то делать, не хотелось шевелиться, не хотелось жить или действовать. Пусть действуют сами, без ее помощи. Курносая служанка, приставленная к Цирилле, вошла первой. Она стучалась, но лишь формально, не давая девушке времени на ответ. За ней в двери вбежали и другие служки – меньше, тоньше, с серой потрескавшейся кожей – плененные в чужом мире люди, пленные, из которых эльфы медленными глотками выпивали всю кровь. Цирилла не шелохнулась, лишь громко хмыкнула, понимая, свидетелем какого цирка она сейчас станет. – Доброе утро. Мисс, вы выберете платье? – Ты намеренно избегаешь слова «госпожа»? – спросила Цири в ответ. – Не понимаю, о чем вы, – слукавила помощница, показывая девушке нежно-голубую и ярко-карминовую ткань двух одинаковых неброских нарядов. – Выбери сама. Эльфийка улыбнулась, указав остальным служкам на дверь, расположенную неподалеку. У Эредина имелась личная ванная комната, и кадку, оставленную в ней, девушки быстро наполнили горячей водой. Пока Цири соизволила подняться, вода успела стать теплой, острый запах розового масла спал, и пришлось добавить в воду сухих лепестков и нераскрывшихся еще бутонов. До чего же эльфийский народ любил извращаться. Масла для ванн, козье молочко в воде, высушенные цветы и добавки всех сортов… Цирилла не могла вспомнить, чтобы благородные дамы в Цинтре имели такую страсть к уходу за кожей, а уж жены ярлов Скеллиге – и подавно. Ведьмачка не привыкла умащать волосы бальзамами, не желала втирать в кожу ромашковый отвар для белизны, но ей и не приходилось. Служанки делали всю работу, а Цири не желала возражать. – У вас синяки, – тихо заметила курносая эльфийка, аккуратно сжимая запястье девушки в узкой ладони. – Смазать? – Да, давай. Только осторожно, их много, они еще болят. Размышляла ли эльфийка о том, когда и как ее хозяйка получила эти следы? Возможно, Цири того не знала и не заботилась о получении ответа на этот вопрос. Желает ли служанка знать о том, как ей приходится выживать или нет – какая разница? Цирилла лишь подчинялась судьбе, предпочитая плыть по течению. Курносая девушка выбрала для нее голубое платье, красный подчеркнул бы свежие следы чужой грубости. Цири обтерли полотенцами, волосы ее уложили, убрав от лица несколько тонких прядей, за ними пытаясь спрятать шрам, меняющий ее лицо. Ведьмачка не смотрела на свое отражение, глаза ее воспалились от пролитых слез, губы саднили от частых покусываний, и вид говорил о том, что ночь была неприятной. – Во дворце имеется обеденный зал, Король Ауберон всегда трапезничал именно там, в отличие от Короля Эредина. Он предпочитает есть в пути или в одиночестве в своей спальне, – рассказывала служанка, провожая Цири вдоль коридора. Все те же картины с изображенными на них эльфами, те же неприветливые злые лица, руки, словно вытянутые к ее белой шее в попытках задушить. Цири понимала, что несет эльфам позор – дочь человека несет в себе их Ген, передаст свою человеческую кровь и дальше, навсегда вплетая ее в род благородных господ. Не легче ли им было отпустить ее и забыть о своем изобретении, скинуть его людям? Должно быть, Ген этот не был так и хорош, раз Лара несла в себе вздорный характер, раз гордая носительница сбежала, чтобы сойтись в чужом мире с человеком и принести ему дочь. – Почему сегодня он обедает там? – Не знаю, мисс, желания короля – все еще загадка для нас. Быть может, хочет придать завтраку торжественности. Торжественности? В честь того, что Цирилла выжила, не иначе. Девушка потянула длинные рукава платья вниз, пока те не достали до ее ладоней, она благодарила судьбу за то, что утренние платья оставляют полет фантазии, закрывая от чужих взоров каждый грамм девичьего тела. Ласточка притормозила у широких золоченых дверей и молча вошла внутрь, когда служанка отворила их перед нею. Хорошо, что она не пожелала ей удачи, оставила при себе свой жалостливый взгляд. Цирилла не собиралась дружить с заносчивой служанкой, но неприязнь ее потихоньку проходила, ведь другого общения ведьмачка достать не могла. Хитрый старый Лис, проявляющий к ней подозрительное участие, жестокосердный Эредин и она – курносая девушка, влюбленная в роль надзирательницы над младшими служанками, эльфийка, чьего имени Цирилла до сих пор не спросила. Разум играет с нами злые шутки – рано или поздно расположение возникает к тому, с кем взаимодействие протекает всего безболезненнее. Впереди девушку ждало небывалой красоты помещение. Светлое, не похожее на остальной дворец. Белые тона в нем побеждали бежевые, желтизна сходила, оставляя за собой чистый дневной свет. Высокие окна, на стенах – никаких картин, а в воздухе пахло свежими блинами. Еще чуть-чуть, и Цири могла бы улыбнуться. – Пройди, – прозвучал знакомый ей голос. Двери за спиной ведьмачки закрылись, и Ласточка вздрогнула от громкого лязга дерева о камень. Эредин сидел во главе стола, сложив перед собой руки замком. На столе не было и пары сантиметров свободного места. Всюду блюда, густо украшенные любимыми эльфийскими яствами. Нарезанные кубиками фрукты и ягоды, приправленные сахарной пудрой, лепешки, блины с различными джемами к ним, свежевыпеченный хлеб, сыры и вяленое мясо, запеченные с чесноком бататы и дичь, кувшины с вином, соком и чистой водой. – Ближе, – произнес эльф, когда девушка попыталась опуститься на стул, стоявший по другую сторону стола. – Для тебя тут подготовили место. – А тут оно для чего? – спросила девушка, указывая на выбранное ею кресло, находившееся в самой дальней от короля точке. – Для симметрии. – Будет симметричнее, если кто-то сяде… – Иди. Сюда. Зираэль. Внутри нее вспыхнуло знакомое чувство, пошатнувшее девушку сильнее. Страх. После вчерашней ночи страх, испытываемый к нему, стал сильнее, его гибкие пальцы проникали в трещины, оставленные на душе вчерашней ночью. Холодные отчеканенные слова короля вызвали в ней нежелательный отклик, уверенность Ласточки утихла, словно загашенное пламя. «Если не слушать его – будет хуже, будет больнее», – шептал вымученный разум. Ссадины вторили, напоминали, предостерегали ее, сдерживая громкие слова. Ведьмачка послушно двинулась вперед, к стулу, стоявшему по правую руку от короля. Эредин не улыбался, вид его, обычно торжественно-самодовольный, изменился, эльф казался уставшим, озабоченным неприятными думами. В белом свете комнаты кожа его казалась излишне розовой, на тон темнее, чем кожа ведьмачки, опустившейся рядом. – Что ты хочешь? – спросил мужчина, наблюдая за тем, как Цирилла устраивается в кресле рядом с ним. – Слуги подадут тебе все, только скажи. – Ни… – думала отказаться ведьмачка, но сдержала готовое вырваться слово. – Лепешку с творогом. Король лишь кивнул в сторону ее пустой тарелки, как миловидная молодая девушка тут же засуетилась вокруг стола, выбирая лучшее блюдо. Ласточка сидела молча, не двигаясь, пока ее блюдо наполняли пищей. Она смотрела за тем, как Эредин медленно пьет вино, дожевывая кусок вяленого мяса, как он вытирает губы салфеткой после каждого укуса, как избегает смотреть в ее сторону. – Оставьте нас, – произнес эльф, понимая, что Ласточка не притронется к еде. Слуги тут же ринулись на выход. Стройной толпой они промаршировали мимо кресла ведьмачки, не поднимая от пола глаз. Девушка поняла, что пришло время говорить. Долго, возможно, на повышенных тонах. Обычно возвышенные эльфы не выгоняли слуг за дверь, держа их за мебель, не стесняясь, но король желал, чтобы Цириллу, не привыкшую обезличивать живых существ, не смущали чужие уши. – Зираэль, – начал он, отставляя бокал дальше. – Прошлой ночью тебе могло показаться, будто я был строг с тобою. – Показаться? – спросила Ласточка, проглотив злой смешок. – Мне важно было донести до тебя свою мысль, Зираэль. Тебе это могло… Показаться. Жестоким, – «показаться» эльф выделил особенно бережно, сам себя уверяя в правоте сказанного. – Но в том была твоя вина. Она могла, хотела бы возразить и узнать, чем же так провинилась, но промолчала, вспомнив слова Аваллак’ха. Не перечить ему, чтобы все прошло хорошо, чтобы такого не повторялось впредь. Девушка закусила губу и еле заметно кивнула, давая королю понять, что слышит его и слушает. – Ты не слушалась, Цири, не подчинялась мне, а это чревато. Спроси у выпоротых на конюшне слуг, за что им досталось. О, поверь мне, я еще сдержался. – Мне поблагодарить? – не сдержалась она. – Вежливость даме только к лицу, – ответил ей эльф. – Но я не претендую, Зираэль. Сейчас не претендую на твою благодарность. Ее рука, мирно покоившаяся на прикрытом голубой юбкой колене, оказалась в его ладони. Эльф аккуратно сжал запястье девушки, осматривая ее тонкие пальцы. Синяков нет, нет царапин и следов его власти. Белая кожа обтягивает суставы, мясо под ней, прячет за собой всю слабость человеческого тела. Цири вздрогнула, но не отпрянула, чувствуя, что Эредин с нею мягок. – Зираэль, пойми, – прошептал он вполголоса, словно не желая произносить. – Народ требует от нас произвести наследника. И я бы хотел… Я хочу, чтобы наши отношения не были так холодны, как сейчас. Чтобы мне не приходилось делать с тобой то, что я делал вчера. – Это… Это совершенно незаметно, – ответила девушка, нервно улыбаясь. – Разве ты не питаешь радость от… – Ты должна испытывать уважение ко мне, Цири, и я не буду поступать с тобой так, как поступил вчера, если буду знать об этом и видеть. Ты должна слушаться. – А что должен ты? Ее вопрос разжег в зеленых глазах эльфа огонек раздражения. Цирилла, умоляющая себя не дерзить, не накалять атмосферу – дразнила его, не могла удержаться. Король сжал пальцы в кулак, заставляя себя сдержаться от резких движений. Часть его радовалась, что дерзость не покинула ее хорошеньких уст, часть – сомневалась в силе собственного духа. Девчонка не боится его так, как боятся кухонные служки? Ладонь Эредина поднялась к ее щеке, теплыми пальцами он отодвинул от лица девушки прядь, закрывающую ее шрам. Цирилла не шелохнулась, прятала стыд за молчаливой покорностью. Она давно не ощущала ласки, давно не слышала теплых слов и успела одичать, словно собака, бежавшая в одинокую степь. Мягкие руки ласково коснулись искаженной кожи, Цири опустила глаза, чувствуя, что щеки ее невольно наливаются румянцем и старый шрам утопает в следах не то стыда, не то злости. Должно быть, король собирался что-то сказать, он уже приоткрыл губы, подался вперед, намереваясь шепнуть Цирилле на ухо интимную тайну, озвучить свое же наблюдение, но стук в дверь прервал его, заставляя отдернуть руку. Курносая служанка помедлила с минуту, а после отворила двери, позволяя незваному гостю пройти в зал. Белые полы мантии тянулись за Знающим, непомерно длинные рукава прикрывали его сжатые в кулаки ладони, и появление мужчины означало конец откровенной беседы. – Здравствуй, – произнес он, обращаясь лишь к ведьмачке, что так и не притронулась к устроенному для нее завтраку. – Ты готова, Цири? – А твои процедуры должны проходить так часто, Креван? – спросил Эредин, не позволяя девушке ответить. – И процедуры, и осмотры. Это в наших интересах, Эредин, добиться нужного результата – значит строго следовать плану. Результат, если помнишь, запросил ты сам. – Но если Зираэль не хочется? – Вчера это тебя мало заботило, – вполголоса заметил эльф, заставляя короля приподняться в кресле. – Впрочем, я все пойму, я понимаю слова и прислушиваюсь к ним, даже к тихим. Зираэль, скажи, ты желаешь провести процедуру? Беседа проходила слишком быстро, напоминая игру с мячом. Один эльф отбивал его в сторону другого, ускоряя темп, и ведьмачка не успевала уследить за каждым пасом. Исход игры зависел лишь от ее подачи, и нужный ответ возложил бы победу на алтарь одного из эльфийских верховодцев. Девушка все еще чувствовала на своей щеке след чужой ладони, сжимала пальцы, не зная, чего от нее ждут, не ведая, что следует сказать. – Или ты хочешь остаться здесь? – спросил Аваллак’х, терпеливо выжидая. О, вопрос он задал верный. Хочет? Нет, конечно же – нет, и Знающий должен был догадаться. Цири не хотелось ни завтрака, ни обеденного зала, ни замка эльфийского короля, ей хотелось лишь вернуться домой, переплыть ту чертову реку и исчезнуть, затеряться в чужих мирах, чтобы средь их множества отыскать свой, отнятый. Ей хотелось покончить с долгом, не ею обещанным, ей хотелось забыть произошедшее, забыть эти зеленые глаза, скрывающие за собой боль, злость и порок, зов плоти, песнь ликующего тщеславия… Король молчал. Он мог бы ответить за нее, мог предостеречь Ласточку, недвусмысленно намекнуть, какой ответ ждет, но сдержался. Эльф лишь следил за тонкой усмешкой Знающего, уверенного в благоприятном исходе дела. Цири не смотрела ни на того, ни на другого, поднимаясь с места. – Быстрее начнем – быстрее закончим, – произнесла она севшим голосом, понимая, что общество лицемерного Аваллак’ха сейчас будет ей приятнее. – Я заберу тебя через пару часов, – бесцветно заметил король, поднимаясь следом. – Креван… Она не поела. – Нельзя заставить ее есть специально. Да и это нам только на руку, пустой желудок не будет мешать.