Да здравствует король

Память – вещь интересная, никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Одни воспоминания хранятся в черепной коробке всю жизнь, некоторые складываются где-то у сердца, другие – тут же выкидываются за ненадобностью и исчезают в небытии. Сейчас Цирилла не могла вспомнить лица родителей, те, что были изображены на картине, висевшей над ее старой кроватью, она не могла вспомнить голоса старой Львицы, полного имени бабушки, свой утерянный титул… Среди забытого оказалась и мрачная пыльная дорога, ведущая в пропахшую неизвестным Цири химикатом лабораторию Знающего. Девушка не помнила ни коридора, ни стены, что на самом деле не была цельной, она слепо шла вперед, опираясь на жесткую руку эльфа. Слабые ноги несли ее вперед, и Аваллак’х охотно пользовался немощью девушки, изображая учтивого кавалера. Впрочем, изображая ли? Стоило Цири неровно вздохнуть, вымученно сжать губы или шикнуть, эльф искренне-беспокойно оглядывал ее, исключая возможность болезненного недомогания. Голубое платье прятало под собой следы чужой «ласки», и Ласточка не решалась дать мужчине знать, что на запястье ее красуется яркий синяк, который сжимать не стоит. – Как ты чувствовала себя вчера? – спросил эльф после того, как «дверь» отворилась перед ними. – Скверно, – ответила девушка тихо. – Мне не понравилось. Мутило, слабость была и… И какая-то жажда. – Ты сказала об этом Эредину? – спросил мужчина, приподнимая бровь. – Это плохие симптомы. Я надеялся, что все пройдет незаметно. – Не говорила я ему ничего, – нервно ответила та, отворачиваясь. – Аваллак’х, можно я побуду здесь подольше? Скажешь, что мне нужно прийти в себя или что-то такое, чтобы не возвращаться обратно? Знающий кивнул спутнице, указывая той на кушетку. Свое место Цирилла уже помнила, помнила, как сжимала пальцы в кулак, чтобы мужчина мог попасть ей в вену, как терпеливо ждала, пока выведенная им масса проникает в ее кровь. Ведьмачка поджала губы, поднимаясь и вновь опускаясь в нужное положение. Рука на тумбе, спина плотно прижата к стене, а в глазах – ничего, кроме усталости и желания эту самую усталость быстрее сломить сладкой дремой. – Мне очень жаль, Зираэль, но продержать тебя здесь всю ночь я не смогу, как бы сам того ни хотел. Три-четыре часа, до позднего вечера. Игла вошла в вену, и девушка сжала зубы, на секунду почувствовав укус легкой боли. Во рту стоял вкус чужих губ, и память, та злая, жестокая девица, заставляла девушку вспоминать, как этот вкус она почувствовала прошедшей ночью. Ведьмачка закрыла глаза, стоило слабости усилиться, вцепиться в нее сильнее, укусить, подобно жадной ядовитой змее. Свечи продолжали гореть, факела источали и тепло, и свет, и энергию, но Цирилла уже не слышала треска разгорающегося огня. Темнота век сменялась яркими вспышками света, размазанными силуэтами настигающих пленницу снов. Реальность сменялась абсурдным миром фантазий, увлекая Цири в глубины своего бытия. Ведьмачка стояла у старой хижины Высоготы, крепко прижимая к себе раненную руку, ощущая незабытую еще физическую боль падения. Она словно недавно слетела с лошади, получила тот самый шрам, использовала Ген, дабы перепрыгнуть в пространстве на несколько дней вперед. – Цири? – позвал ее знакомый голос, голос старика, слышавшего зловещий вой ведьмы-банши, освещенного светом лучины. – Цири, это ты, где ты? «Я, это я», – пронеслось в ее голове, но не сорвалось с губ. Ведьмачка оглянулась: ее нечесанная кобылка стояла неподалеку, копытцем поддевая круглый камешек, ветер шумел в мрачнеющей листве, играл с кронами деревьев, выбивая из них тихие скрипы ветвей. Болото мрачнело вокруг. Когда Цирилла вновь обернулась к хижине, огонек внутри нее уже угас. Никто больше не звал, Высогота молчал, и силуэт его не просматривался во тьме засаленного окна. Девушка шагнула вперед, утирая лоб теплой ладонью. Шаг, еще один, еще один – навстречу двери, ручка которой давно разболталась и готова была остаться в ладони путника, за нее потянувшего. Ступени не заскрипели под ее шагами, но в пруду, расположенном не так далеко, шевельнулась напуганная рыба, заметившая опасность. Ведьмачка застыла, не то сбитая с толку, не то напуганная. Застыла, прислушавшись к шороху за дверью. – Где она? – Я же позвал, я только что позвал ее, и никто не ответил, – оправдывался Высогота, хрипя. – Она ушла, она давно уже ушла, не сказав, куда и на какой срок. Голос его исказился, точно кто-то сжимал горло старика широкой сильной ладонью. В воздухе чувствовался холод, дыхание паром выходила изо рта девушки, а все тот же молчаливый пруд медленно покрывался тонкой коркой льда. Охота. Цири знала, кому принадлежал тот голос – здоровяку из эльфийской шайки, она слышала и чужие шаги внутри, и хрип Высоготы, смешанный со вздохом. Страх колотился в груди, стучал о ребра, прыгал и резвился тошнотой у самого горла, и ведьмачка не знала, как ей следует поступить. – Куда ушла, старик? – Не знаю… Не знаю… – лгал он, пытаясь защитить спасенную им девчонку. – Она своевольна, импульсивна… Юна. – Юна, свежа, своевольна, – холодно подтвердил Эредин, поднимаясь с сокрытого от взора девушки кресла. – Импульсивна и своевольна... Я заинтригован еще сильнее, – добавил король с усмешкой. – Но ты должен был направить ее, старик, я знаю. Ты бы не отпустил девчонку на смерть, в никуда. В ответ Высогота промолчал, ни один из эльфов не подал голос, лишь латная перчатка отозвалась слабым звоном. Ведьмачка не решалась ворваться внутрь, все стояла у двери, ощущая, как меж лопаток ее бродят мурашки. Эредин прошел вдоль стены, наверняка рассматривая корешки оставленных хозяином книг. Цирилла не видела его, но будто бы чувствовала, каким надменным в эту минуту у эльфа был взгляд, как он кривил губы в самодовольной усмешке победителя. – Куда упорхнула Ласточка? – К башне, – послышался голос того юнца, что сопровождал Цириллу на коронацию. – Наверняка к башне, – повторил он, с шумом перелистывая страницы. – Старик разгадал ее природу и посоветовал Зираэль попытаться переместиться куда подальше, я уверен. – А что, если он велел ей бежать в другую сторону? Домой. – Домой – это к нам, Имлерих, – вновь подал голос король. – Так значит, нам нужно найти ее и напомнить, где дом, – отозвался юный навигатор. – У башни, если повезет, если там еще не устроили ловушку. «Ловушку?» – выловила из разговора девушка. Ловушка… А ведь в нее она и попала, оказавшись на Tor Zirael. Башня перенесла ее в их мир, обитель Ольх, ждущую возвращения своей собственности. Цири вернулась к ним не по своей воле, она пыталась бежать от Бонарта, в итоге попав в лапы куда более липкие. Эльфийские, готовые слепить из нее послушную игрушку своему новому королю. Беседа заканчивалась, Цири слышала, как эльфы за дверью поднимаются с мест, но все не могла уйти, добежать до лошади и умчаться прочь, пока есть время. Высогота вновь всхлипнул, ладонь на его шее затянулась сильнее, мужчина издал жалобный стон. Старик умирал, теряя остатки воздуха. – Имлерих, не тяни, – холодно произнес король, не теряя ухмылки. – Нам уже нужно отправляться. Заканчивай его. Хрипы Высоготы стали отчаяннее, Цири слышала, как старик отчаянно всхлипывает, как борется за жизнь. Каждая мышца его немощного тела боролась за угасающую жизнь, но ладонь, спрятанная в латную перчатку, победила. Ведьмачка услышала хруст ломающейся шеи, почувствовала, как у нее предательски подкашиваются ноги. Мертв. Высогота умер в руках эльфа, умер не безболезненно, не легко, изжив свой пусть и долгий век. Цирилла пошатнулась, лишь пошатнулась, услышав, что кто-то направляется к дверям. Ноги все равно отказывались двигаться, руки отчаянно ныли, пока глаза наполнялись слякотью. Ведьмачка поднесла ладонь к губам, зажимая во рту жалобный писк, писк горечи и отчаяния. Она не заметила, как кануло безмятежно бегущее время, пропустила опасный скрип половиц перед собой и увидела, как отворяются двери. В глубине темной хижины ждали два незнакомых девушке эльфа, безупречный темноволосый Карантир и он, король, открывший дверь, распахнувший для нее руки. Он знал, кого встретит на пороге, знал, что она слышит каждый вздох, каждое слово. – Зираэль, – выдохнул мужчина, надвигая забрало шлема, изображавшего череп в остроконечной короне. – Нашлась. Увидев его, почувствовав на себе этот жадный взгляд, ведьмачка отстранилась, поджимая губы. Цири шагнула назад, крыльцо заскрипело под тяжестью ее ступней. Эредин наступал: медленно, делая лишь один шаг, чтобы после него выждать и улыбнуться, и девушка продолжала пятиться в сторону, пока не наткнулась на препятствие. Высогота все хотел срубить тот сухой корень, торчащий из земли. Не успел, а теперь уже и не нужно, в хижине еще долго не будет обитать живой души. Падая, ведьмачка закрыла глаза, опасаясь боли, что должна была зазвучать, стоило девушке коснуться земли. Зажмурилась она у мрачного пруда, на старом сыром болоте… Там, возле его опустевшей гниющей хижины-могилы, ныне пустой, разграбленной жадными местными, а открыла глаза уже при ярком свете дня. Не болото. Цири очнулась не в лаборатории Аваллак’ха, не среди пыли и пропахших химикатами сосудов, но лежа на мягком пледе, уложенном средь зеленеющей травы. Небо над головой укрылось белыми облаками, солнце спряталось от взгляда чужака, и день грел живущих под этими небесами эльфов. Ведьмачка приподнялась, оглядывая задранный до локтя рукав, осматривая неизвестную местность. Иглы нет, нет и трубки с сывороткой, только крохотный свежий шрам напоминал о недавнем проколе. – Ты долго приходила в себя, – подал голос Знающий, сидевший неподалеку от ведьмачки. – Я решил, что здесь дышать будет лучше. Лучше или нет, но приятнее – однозначно. Цири устало протерла глаза, забыв о том, что ее служанки старательно подводили их тонким черным карандашом. Девушка огляделась: дворец ждал ее далеко за спиной, а впереди лежала очередная эльфийская река с нежным именем, называемая с глубоким придыханием, как эльфы и любят. Ласточка зябко поежилась, чувствуя, что ветер окреп. – Мне снился дурацкий сон, – пожаловалась она, вспоминая старика Высоготу, его смерть, его страх. – О потерянном друге. – Разве сны о друзьях – дурацкие? Особенно, если ты давно не видела их и соскучилась, Зираэль, – произнес мужчина, укрывая ее снятой с себя накидкой. – Ты же наверняка путаешь товарищей и… – Еще там была Охота и сам Эредин. – Надеюсь, не их ты назвала друзьями, Зираэль. «Зачем ты вообще меня сюда вывел?» – думалось девушке, пока та оглядывалась то в одну сторону, то в другую. Трава казалась идеально ровной, свежей, изумрудной, ее так и хотелось гладить, мять в руках… Речная вода журчала неподалеку, потоки ее несли в себе мелких рыбешек и опавшие листья, холодный ветер тащил с собой сладкий запах расположенного рядом города. Мир Народа Ольх казался райской сказкой, от того откровения единорогов и подвергались сомнению. Могут ли эльфы быть столь жестоки? Пока она не попыталась сбежать, и король Ауберон был жив, житие гостьи всеми силами старались сделать безмятежным, чтобы та и не пыталась уйти. Даже сейчас, когда Цирилла больше походила на пленницу, условия ее были лучше, чем те, что предлагал когда-то Бонарт. Ее все же не держали на цепи, не стравливали с кем-то, не выводили… Ее не… Прошлая ночь всплыла в памяти, заставляя громкий хоровод мыслей остановиться. – Скажи, Аваллак’х, как я сюда попала? – спросила девушка, вновь протирая глаза, размазывая подводку сильнее. – Я закончил процедуру, дезинфицировал рану от иглы, поднял еще не проснувшуюся тебя и вынес из лаборатории. – Нет, не на этот дурацкий луг, а в ваш мир. Как я попала в это место? – Наш мир? Зираэль, тебе что-то об этом приснилось, верно? – скучающе протянул Знающий. Тон его голоса часто менялся к такому: снисходительно-попустительскому, словно эльф ей что-то прощал, позволял лишнего, как добрый наставник, выслушивал глупости. Цири закатила глаза, приглаживая его накидку на острых плечах. Плотная ткань помнила тепло мужского тела, пахла можжевельником, сладковатой полынью и той самой лабораторией, которую девчонка покинула не так давно. – Да, – ответила она, зажимая пальцы в кулак. – Мне снилось, что моего друга убили. Того друга, что направил меня к башне. Мне снилось, что его убили прихвостни Эредина и… – И ты мерзнешь от ветра, верно? – спросил Знающий, осторожно подсаживаясь к ней ближе. – Нет, – отмахнулась девушка. – Не мерзну. Я хочу домой. – Цири, вчера он тебе что-то… – Помнишь, ты пообещал, что меня выпустят отсюда, когда долг будет отдан? Когда я передам Ген своему ребенку – смогу вернуться в свой мир? Одна, я оставлю его тут, если придется, наплевать. Оставлю что угодно… О, он хорошо помнил свое теперь уже пустое обещание. Эльф отвел взгляд. Расстояние между ним и ведьмачкой осталось небольшим: всего в ладонь, стоило лишь протянуть жаждущую руку – как он ощутит бархат ее бледной кожи, дотронется до желанной плоти. Секунды капали, присоединяясь к непрерывно варящемуся котлу прошлого, а собеседник все не находил ответа. Как сказать ей, что все это – сладкая ложь, взятая с него лишь за тем, чтобы подарить пустую надежду и утешение? Аваллак’х подался вперед, чувствуя сладкий запах розового масла. Его впитало ее тело, но взгляд ведьмачки отвергал сей аромат. Знающий помнил, что настоящая Цири пахнет примятой травой, сыростью и имбирными пряниками, она – сорванец, совсем еще девчонка, не эфирная леди Ольх и не аристократка, какой была от рождения. – Зираэль, я хочу помочь тебе уйти отсюда, – начал он тихо. – И я помогу бежать, поверь мне, помогу, но... – говорил эльф, пока не замер, остановив взгляд на тонкой полосе дороги. – К нам кто-то едет. – Поможешь, но, – торопила девушка, чувствуя, что упустила что-то важное в интонации его ответа. – Но? – К нам кто-то едет, – повторил эльф с надрывом. Взгляд аквамариновых глаз поменялся, Цири заметила в нем искорки раздражения. Она обернулась, чтобы проследить за его направлением. По узкой притоптанной лошадьми дороге шла карета, мерно катилась, толкаемая двумя булаными кобылками. Крытая, черная, словно присланная Королем для патрулирования окрестностей и ловли нарушителей, колеса ее зловеще поскрипывали под собственным весом. Карета замерла совсем близко, в паре шагов от постеленной на траве простынки. Дверца отворилась, мелькнула красная обивка салона, и на ступеньках, ведущих к земле, Цири заметила аккуратные дамские ступни, закованные в золоченые босоножки. Эльфийка, слишком хрупкая даже для своей расы, вышла наружу, ласково и жеманно улыбаясь. Ее длинные каштановые волосы путал налетевший ветер, юбка легкого розового платья танцевала на ветру. – Креван! – вскрикнула она удивительно тонким голосом. Аваллак’х не отозвался. Рука его дрогнула, губы замерли в неестественно плотно сжатой линии. Девушка оглядела Цири презрительным взглядом, и та готова была поклясться, что незнакомка фыркнула, закончив свой осмотр. Ладонь ведьмачки снова поднялась к шраму, инстинктивно закрывая его от чужих глаз. Молодая эльфийка вновь натянула улыбку, когда из кареты шагнул ее сопровождающий. Эредин повел плечами, выпрямил спину, ступая на мягкую траву. После увиденного в болезненной слабости сна странно было видеть эльфа без привычных ему доспехов. Эредин в неизменно красном одеянии не улыбался, не заставлял себя выглядеть приветливо. Он не кивнул Знающему в молчаливом приветствии, следил за тем, как на его появление реагирует вымученная процедурой ведьмачка. – Офелин, прошу, прости меня, – старательно изображая вину, заговорил Знающий. – Я был серьезно занят. – Ты вечно занят, и вечно не мной, – обиженно надула губки девушка. – Разве нужно было уходить молча, заставлять меня переживать о тебе, думать, что что-то пошло не так? После того, что было прошлой ночью… – Офелин! – возмутился мужчина, прерывая ее жалостливую речь. – Мы не будем говорить об этом здесь. – Большое спасибо, что избавляешь нас, Креван, – подал голос король. Ветер умерил пыл, его порывы больше не сбивали все еще зеленеющую листву с крон расположенных рядом древ. Ведьмачка наблюдала за происходящим словно со стороны, вне себя, пытаясь понять, что же у Знающего и этой эльфийской девчонки случилось. Ночью? Прошлой ночью, когда Эредин сказал «другу», что того уже ждут? Ее плотно сложенные губы, ревнивые взгляды, то и дело щелкающие Цириллу по носу – все казалось ведьмачке если и не забавным, то веселым. – Не хочешь слушать склоки своего народа? – игриво спросила девушка. – Я думала, Ваше Величество, за этим вы меня и сопроводили. – Отчасти, Офелин, отчасти так. Но в большей степени – я все же хотел насладиться твоим обществом. – Это вы доставили мне удовольствие. Что же, Кревану все равно на меня и мой досуг наплевать, – пожаловалась девушка, вновь надувая губки. Король не ответил, и сам Знающий промолчал. Ему нечего было сказать, оправдываться не хотелось, и ситуация вызывала в нем лишь раздражение. Цири вновь поежилась от холода, заставляя себя подняться вслед за эльфом. Эредин бросил на нее недовольный взгляд, разлепил тонкие губы, словно намереваясь сказать ведьмачке что-то нелестное, но смолчал, заставляя себя вновь улыбнуться. – И как все прошло? – спросил он у обоих сразу. – Зираэль стало плохо, я вывел ее подышать свежим воздухом. – Как же мило, что ты заботишься о ней, Креван. Словно на что-то рассчитываешь. – Раз уж ты не решаешься этим заняться, – полушепотом отозвался маг, так, чтобы король его все же услышал. – Заботиться должен кто-то другой. – Верно. Хорошо, что рядом всегда есть твое дружеское плечо. Жаль только, что Лара этой чести не удосужилась, верно? Не стала объектом твоей же заботы, не смогла протянуть руку в нужном направлении, – тут же отозвался мужчина, словно заранее подготовивший ответ. – А вот теперь и Офелин ищет замену. – Да как… – Прекратите, – вмешалась Цири, неосторожно сжимая кулаки, чувствуя, как в ладонь ее впиваются ногти. – Я… Я уже освободилась, Ваше Высочество, – переборов себя, обратилась к королю девушка. – Мне лучше, чем вчера. – Я счастлив, что тебе лучше, Зираэль, – холодно, даже не повернувшись к собеседнице, произнес король. – А теперь мы оставим голубков вдвоем, им есть, что обсудить, а сами вернемся в замок. Пока не началась гроза. – Да, ливень будет долгим, – произнесла эльфийка, вновь сжимая губы. Холодный порывистый ветер пригнал тучи, серые, наполненные молниями и дождем. Ласточка заметила их только сейчас, когда смогла оторвать взгляд от смутившегося, опечаленного Знающего. Она видела это и раньше: стоило кому-то неосторожно упомянуть имя Лары в его присутствии, как взгляд эльфа менялся, весь вид его выражал дремлющую глубоко внутри скорбь. «Он любил ее, сильно любил», – подумалось девушке. Король Ольх подал ей руку, и Цири приняла ее, мягко сжав холодные пальцы. В груди ее шевельнулось свежее воспоминание о пережитом, что-то больно кольнуло у самых ребер, и всякое сопротивление потонуло в здравом смысле. Ласточка молча взглянула на все еще сердящуюся эльфийку. Эредин не был доволен тем, что увидел, и Цири знала, что Аваллак’х поступил глупо, забирая ее из лаборатории. Иной реакции и быть не могло, ведь подданный позволил себе больше, чем ему положено, а с Эредином шутить нельзя. Незнакомка смотрела за тем, как король удаляется, держа за руку свою даму, и лишь дождавшись, пока оба доберутся до самой дверцы кареты, вскрикнула, лишь чуть разжимая губы. – Ничего не забыли? И эльф понял ее быстрее ведьмачки. Эредин неосторожно, рывком сорвал с плеч девушки накидку, так заботливо накинутую на нее Знающим. Мягкая ткань, впитавшая ее тепло, упала на траву, придавливая ту к земле. Девушка пугливо отшагнула, попыталась отшагнуть, но Эредин потянул ее за руку, указывая место. Убежать от него не удастся, не будет возможности и уйти, пока не отпустят. А сможет ли он отпустить? Знающий не прощался, не прощалась и его миловидная спутница. Цири же не могла говорить, все еще сжимая теплые пальцы своего пленителя, уже своего короля. Ноги ее двигались сами, сами шли вперед, подталкиваемые незримым долгом. Ведьмачка запрыгнула в салон так, словно желала быстрее со всем покончить, забыть и потревоживший ее сон, и опасения, что нынче мешали мыслить. Цирилла закрыла глаза, когда тяжелая старая дверца перед ней закрылась, а король медленно, тягуче, мучительно медленно опустился на сидение рядом. – Ты сейчас расскажешь мне все, что я пропустил.