Да здравствует король

Казалось, что в этом мире само время текло совсем по-другому. Но что было тому виной: магия, окружение? Век эльфов долог, они проживают года, как иные люди – недели, они не спешат, не суетятся, не пытаются ухватиться за ускользающий момент. Народ Ольх не спешит прожить жизнь. Быть может, настроение их передавалось всему вокруг, и даже Цири, имевшая с эльфами лишь каплю общей крови – могла приобщиться к новому течению? Лежа в этой комнате еще три дня, Цири не видела людей. К ней заглядывали лишь эльфы. Чином выше, чином ниже, но уши у всех были острые, длинные, а зубы – до дрожи маленькими и ровными. Лекарь ставил ей капельницы, служанки приходили, чтобы стереть испарину с Ласточкиного лица, обновить ее прическу, сбитую подушкой, а Эредин неизменно посещал Цириллу с разговорами. Скучать не приходилось, ведь визиты прерывались снами. И сны эти были яркими. Йен, Геральт, Крысы… Образы в них не путались, не сливались, сохраняя четкую картинку происходящего, картинку, навеянную живой еще памятью. Каждый раз ведьмачке казалось, что вот оно – ее настоящая реальность, явь, и каждый раз та горько ошибалась, вновь и вновь просыпаясь в больничной койке. Свет не будил ее по утрам: окно находилось слишком далеко от девчонки. – Боли в груди больше нет? Никакого головокружения, слабости? – спрашивал ее лекарь, участливо заглядывая в глаза ведьмачки. – Нет. Теперь все хорошо, – отвечала Цирилла тихо. – Отлично. Король осведомлен о вашем новом режиме и диете. А я выпишу вам мазь от синяков, – добавил эльф тихо, не спрашивая о природе их возникновения. Выпиши, она явно не будет лишней. По тому, как король иногда смотрел в ее зеленые глаза, девушка понимала, что ждет ее совсем скоро. Нет, не побои, совсем даже не побои, но приятного в этом все равно не было столько, сколько казалось эльфийскому королю. Ведьмачка согласно кивнула, поправляя белоснежную юбку. Служанки помогли ей надеть простенькое домашнее платье и заплести косу, чтобы можно было добраться из одного конца замка в другой в более пристойном виде. – А что Аваллак’х? – спросила ведьмачка, чувствуя себя льняным призраком в этих тряпках. – Я уже давно его не видела. С ним что-то случилось? Знающий не появлялся в ее палате с тех самых пор, как Эредин указал ему на дверь. Цирилла не решалась спросить у короля, видя, как тот не любит один только звук его нетривиального даже по эльфийским меркам имени. Ласточка прикрыла глаза, понимая, что вопросом своим могла совершить ошибку. Лекарь на секунду замер над собираемым инструментом, но продолжил, точно ничего не произошло. – Насколько мне известно, король запретил ему появляться на этом этаже. – Спасибо, – искренне ответила девушка, понимая, какую опасность разглашение этой информации может нести. Этого следовало ожидать, верно? Цири вновь и вновь вспоминала ту их ссору, покручивая в голове момент, окончательно выбивший ее из реальности. Легкий свист в ушах, мгновенно захватившая ее слабость, темные круги перед слабо видящими глазами, сливающиеся в абсолютный мрак. Лекарь советовал забыть, отвлечься на что-то светлое, но беда заключалась в том, что в этом мире для Цири не было ярких красок. Разве что боль. Карминовый цвет боли, стучащей в ее висках – он считается? Наверное, то будет плохим отвлечением. Девушка закусила губу, когда двери за ней отворились. Кто поведет ее в спальню короля на этот раз? Сам он, облаченный в блестящие латы, что так напоминают человеческий скелет? Ведьмачка, успевшая вообразить короля Ольх в полном облачении, обернувшись, увидела у дверей лишь собственную служанку, равнодушно взиравшую на нее. – Мисс, вы готовы? – спросила девушка, опустив голову перед мужчиной. Так ее аккуратный курносый носик казался острее. – Пошли, – только и ответила Цирилла, чувствуя и раздражение, и облегчение. Служанка медленно поклонилась лекарю, выходя вслед за своей госпожой. Дорогу девушка помнила хорошо, нужно было лишь сообразить, на каком этаже расположено больничное крыло. Удивительно, как близко ее оставили. В прошлый раз из-за недомогания король Ольх вывез ее за пределы столицы и поселил в глухом домике у леса, сейчас же милостиво оставил при себе, дабы навещать вечерами, принося с собой скучные беседы. Ведьмачка нахмурилась. Скучные? Чистое лукавство, чистый самообман. Общество Эредина все же скрашивало ее одинаковые будни, позволяло хоть немного отвлечься от бесконечной слабости задеревеневших мышц. Ведьмачка сощурилась, прикрыла глаза рукой, как только сумела преодолеть лестницу. Свет… Свет всегда был таким ярким? Во всю стену перед ней раскинулось окно, охваченное золотым бортом. Длинное, сдобренное сотней тонких золотых полосок, оно открывало обзор на сад, разбитый у дворцовой стены. Стены в этой части замка оказались светлее, тона легче, холоднее, и окно тянулось далеко-далеко, напротив незапертых дверей. Девушка, забывшая о том, каким ярким бывает солнечный свет, прикрыла глаза ладонью. – В этом крыле солнечнее, – тихо заметила служанка. – И нам сейчас нужно подняться на этаж выше, а потом долго идти направо. – Я свернула не туда? – спросила Цири, не оборачиваясь к остановившейся за ее спиной эльфийке. – Капельку, мисс. Вы хотели найти спальню? Она не здесь. Да и Его Величество велел вести вас не в комнату. – Но куда тогда? – спросила девушка, так и не получив ответа. Курносая служанка только улыбнулась, обнажив ровные зубки, и вышла вперед. Цири понимала, что положение не позволяло девушке сказать «Идем за мной», но неторопливо покачивающиеся на ходу бедра эльфийки все же говорили именно это. Ласточка на секунду опустила взгляд, но лишь на секунду, задержав его на ярко блестящем полу коридора. Хорошо, пусть ведет. Дальнейший путь ведьмачки лежал в напряженном молчании. На языке у девушки прятались десятки вопросов, но задавать их ей не было смысла. Ответа все равно не будет. Ну откуда служанке это знать, ну зачем ей делиться с «вредной» полукровкой, подселенной к ее благородному королю ради продолжения знатного рода? Стены, также густо увешанные картинами, мелькали по обе стороны от нее. Служанка ускоряла шаг, спеша избавиться от своей работы. Один из переходов меж секциями замка был открытым, обдуваемым со всех сторон. Десять, пятнадцать метров каменной дорожки, прикрытой ковром и льющим свет солнцем, десять метров чистейшей свободы. Выйдя на улицу, вдохнув полные легкие свежего воздуха, Цирилла почувствовала себя живее, чем в собственных сновидениях. Она остановилась у высоких бортиков, чтобы через бойницы взглянуть вниз. До земли не слишком далеко, поднимаясь однажды на башню, ведьмачка взирала и с большей высоты. Трава наливалась зеленью, ласточки прорезали небеса тоненькими крыльями, а две реки текли вдалеке, пока солнце искрилось на водной глади. Наслаждаться пением птиц и дуновениями ветра на бледном лице не пришлось долго, служанка взволнованно кашлянула, торопя свою госпожу. Следующая дверь привела ее в назначенную для встреч с королем точку. Теплица. Служанка привела измученную долгой болезнью ведьмачку в огромную стеклянную теплицу, укрытую за стенами королевской обители. Зелень занимала все ее пространство, все, куда мог упасть взгляд. Кусты, увешанные белыми, желтыми и розовыми цветами, каких Цири не видела никогда, высокие деревья, густо поросшие неизвестными плодами… Хотелось поднять дрожащую в слабости руку так высоко, чтобы сорвать хоть один плод. Курносая служанка отворила двери перед лицом своей госпожи, и навстречу ей, истошно крича, вылетела птица, окрашенная всеми цветами радуги. – Он не кусается, – тихо произнес знакомый ведьмачке голос. – Иногда только бывает слишком громким и неприятным. Эредин улыбался ей, источая слишком приторное дружелюбие. По его чуть прикрытым глазам Цири понимала: король и сам устал. Под глазами мужчины залегли серые тени, бледная кожа его казалась зеленоватой, и Ласточка поймала себя на мысли о том, что беспокоится о нем чуть больше положенного. Одетый, причесанный и подготовленный армией служанок, король Ольх все же не мог скрыть от нее дискомфорт. – Не жалко? – спросила девушка, смотря за тем, как яркая птица улетает далеко за горизонт. – Он вернется. Отсюда невозможно сбежать, если тебя не отпустили, – заметил король слишком тихо. – Даже когда ты просто попугай, один из тысячи таких же попугаев. А Ласточку, единственную такую Ласточку, обладавшую слишком важным Геном, не отпустят – уж точно, и самой ей не упорхнуть к небесам. Ведьмачка услышала это в его словах, услышала невысказанное предупреждение и притихла, не желая вдаваться в дальнейшие расспросы. Девушка плотно сжала губы, не пытаясь выдавить из себя вежливую улыбку. Служанка поклонилась за ее спиной и вышла, не издавая ни одного лишнего звука, Эредин и не взглянул на нее. Цири, особенно бледная в выглаженном белом платье, казалась ему призрачным существом, видением, эфирным духом прошлых лет. Белые волосы, белая кожа, белое платье и горящие изумрудами очи на хорошеньком лице, испорченном лишь единственном напоминанием о смертности его обладательницы – шрамом. Она все еще походила на больную, но слабости Цири не чувствовала. Мышцам не вернулся прежний тонус, и в глубине души некогда ловкая ведьмачка боялась, что тот утерян навсегда… Но, она уже может ходить, верно? – Ты позвал меня смотреть попугаев, да? – спросила девушка тихо, не желая грубить. – Он все же тебя впечатлил, – ответил Цирилле эльф, сдерживая ждущие на губах комплименты. – К тому же, тебе полезно будет посмотреть на представителей незнакомой ранее флоры и фауны. Это занимательнее, чем белые потолки больничной палаты. – Развлечение для детей, – шепнула ведьмачка. Под стеклянным куполом теплицы стояла жара. Большая часть растений чувствовала себя в ней комфортно, но кое-где все же мелькали желтеющие листья, как бы суетливые эльфы ни пытались их скрыть. Цирилла, отчаянно делавшая вид, будто ей все равно, пыталась рассмотреть каждую деталь окружения незаметно королю. Эредин придержал ей двери, пристально смотрел за тем, как Ласточка замирает, слыша окрики тропических птиц. Эльфу хотелось удивить ее? Кактусы. Кактусы стояли чуть поодаль, врытые в песок до колючей зеленой ножки. Головы некоторых из них украшали неаккуратные наросты, других же – яркие цветы всех видов и размеров. Красные, кислотно-желтые, белые, темно-фиолетовые… Ведьмачка сглотнула слюну, скопившуюся у уголков ее губ. – Я помню их, – произнесла она громко, словно обиженно на собственную память. – Они были в той чертовой пустыне, когда мы с… – девушка запнулась, вспоминая, где теперь ее белоснежный единорожек. – Эти ядовиты, – пояснил король, проследив за взглядом своей гостьи. – Одна капля яда Хоттчета может убить всех нас. Умелый стратег, воин и военачальник Эредин умолчал о количестве жителей собственного замка, хоть соблазн проговориться и мучал его. Король помнил, что Ласточка, загнанная им в клетку – не простая опальная княжна, не беглая селянка, не витающая в облаках барышня. Цирилла Фиона Эллен Рианнон училась ведьмачьему искусству, долгое время жила в поучении у знаменитой чародейки, состояла в весьма шумной группировке уличной шпаны. Такая не будет ждать сказочного спасителя, но сама сделается спасенной. О, несомненно, девчонка могла найти полученному знанию толк, стоит лишь выдать ей лишнее слово. – Эти растения используют в таких целях? – осведомилась ведьмачка, глядя королю в глаза. – Ты используешь их как оружие? – Для приготовления яда – нет. Мы вообще редко пользуемся ядами, больше сталью, – отвечал Эредин, погружаясь в собственные мысли. – Некоторые здешние растения используют для исследований, большую часть – для лечения тяжелобольных стариков нашего Народа. Но мне нравится думать, что все это привезено сюда лишь для моего развлечения. – Видно, и я в числе диковинок для развлечения. – Ты на первом месте, Зираэль. В ответ ведьмачка только фыркнула, позволив себе горько усомниться в его словах. Она прошла вперед, вдоль расчищенной от палой листвы каменной дорожки, и остановилась у клетки с беснующейся внутри обезьянкой. Кажется, на одной из бесконечных сладких ярмарок она уже видела похожую, если не эту. Хорошенькую мартышку в розовом платье, милую, но только с виду. – Такая обезьянка однажды украла перо из шапки моей… Моей подруги, – рассказала девушка, в смущении закусывая губу. Образ погибшей по ее глупости Мистле еще долго не сотрется из ее воспоминаний. – Не люблю обезьян. – Я и сам не жалую этих тварей. Слишком они похожи на людей. – Только очень волосатых? – Нет. Я не имел в виду внешность, Зираэль. Эта экскурсия нравилась девчонке все меньше и меньше. Эльф шел за ней по пятам, не давая предаться в руки теплых воспоминаний. Кое-где мелькали знакомые из книг образы ядовитых и полезных цветов, трав, деревьев. Она слышала, как вдалеке истошно шипит виверна, видела, как змея оплетает своим могучим телом старую мышь, брошенную ей для обеда… Чувствовала небывало сладкий запах огромной лилии, распустившейся не так давно. Король замер возле нее. Остановился, убрав руки за спину, и взглядом приковал к месту саму ведьмачку, не давая той продолжить обход. – Ларе нравились лилии, – рассказал Эредин, глядя на цветок. – Ты знал ее? – удивилась Цири, пытаясь понять, могла ли ее родственница иметь отношение к новому королю Народа. – Я не сильно моложе Кревана, Зираэль, – с нажимом ответил король, пытаясь смягчиться. – Да, я знал ее. Не близко, но знал. Вся знать Aen Elle знакома. В конце концов, нас осталось не так много. Не так много даже для того, чтобы продолжать свой род долгие-долгие годы. Эредин указал ей на небольшую скамейку, раскинувшуюся неподалеку от лилии, помог опуститься вниз. Белая, потрепанная, спрятанная у кустов дикого шиповника. Ее часто использовали по назначению: в старые ручки врезались царапины, сиденье покрылось морщинками слезающей краски. Оставалось только гадать, кто приходил сюда, смотря на огромный цветок, исходящий сладким запахом проходящей жизни. Где-то в глубине души Ласточка уже знала ответ. – Какой она была? – спросила Цирилла, не слишком этим озабоченная, но все же желающая избавиться от тишины в столь напряженный момент. – Не похожей на тебя, другой. Совсем не похожей, – задумавшись, изрек король. – Внешне, возможно, вы копии друг друга, но внутри… Где-то под кожей, что у тебя человеческая, Лара имела другой склад характера. Зеленые глаза Ласточки следили за тем как редкие пчелы перелетали с цветка на цветок, останавливаясь словно для того, чтобы послушать. Эредин помнил ее, хорошо помнил, потому что Лару сложно забыть. Многие эльфы в те времена причисляли себя к ее поклонникам. Пылким, скрытным, готовым к борьбе или наблюдавшим издали за объектом своей страсти… Но каждый второй житель чужого Ласточке мира любил ее. Любил по-своему. Быть может, и юный еще Эредин мог входить в их число когда-то, теперь об этом поздно рассуждать. – Она была воспитана в строгости, как положено настоящей эльфийке. При необходимости опускала глаза к полу, иногда позволяя себе и кокетство, и шаловливые улыбки для уставших стражников. – Стражники? – спросила девушка, вспоминая усатых стражей Цинтры, не позволявших ей заходить на кухню в неположенное время. – Разве знатным девам так можно? – Некоторым из знатных дев можно все. Лара, правда, не могла на это рассчитывать. Ее с детства готовили для наиболее подходящей партии, твоего хорошего знакомого, что не сумел урвать свой кусочек счастья... Для Кревана, выведенного специально для того, чтобы «осчастливить» носительницу редкого Гена хорошенькой девочкой для продолжения рода. Услышав эльфа, Цири задумалась. Бабушка всегда говорила ей, что цель каждой женщины, а особенно женщины правителя – родить мужу сына и наследника, и созданные ею девочки не идут в счет. А то и хуже – они могут нести вред, могут тратить ресурсы впустую и безвозвратно забирать главный из них – время, отведенное «пустой» беременности и родам, что могут принести матери смерть. Цири помнила, как слушая ее речи, ломала гусиные перья в руках, отказываясь верить в невежество и жестокость мужей и отцов. Своего она уже не могла вспомнить, но все же надеялась, что не была для него разочарованием и пустой тратой. – Аваллак’х любил ее, да? А она его не любила, – с грустью произнесла девчонка, когда король положил руку на ее колено. – Люди об этом не говорят, но каждый эльф знает грустную историю Лары. Наверное, это приносило ему сильную боль, – вспомнив аквамариновые глаза эльфа, заметила Цири. – Но все же не такую, чтобы оправдать написанное им, верно? – Я хочу поговорить с ним об этом. Услышав ее слова, эльф на секунду замер. Невольно пальцы его сжались на коленке ведьмачки, но даже почувствовав боль Цирилла не подала виду. Она ожидала, что последняя фраза вызовет в короле бурю эмоций, что тот может вновь запереть ее в собственной комнате и лишить даже этого – редких походов в полный чужих воспоминаний сад с кричащими яркими птицами. – Ты действительно считаешь, что здесь есть, что обсуждать? – спросил Эредин, рассчитывавший раз и навсегда прекратить ее общение со Знающим. – Есть, – коротко ответила Цири. Возможно. Возможно, она просто скажет, как ненавидит его за услышанное, как верила словам обманщика, как заблуждалась насчет эльфа, наверняка обещавшего ей скорое спасение из лап жестокосердного короля, верно? Возможно, она просто объяснит Кревану, что между ними нет и капли былой дружбы, нет и быть не могло… Эредин закрыл глаза, чтобы вновь открыть их и приковать Ласточку к месту холодным взглядом. Ему нужно было верить собственным мыслям, нужно верить им хотя бы сейчас, пока ничего не произошло. Эльф наклонился к девчонке, и та заставила себя оставаться на месте, не пятиться назад, к колючим кустам. Его дыхание обожгло ее щеку, его мягкие губы коснулись ее шрама, принося странное чувство облегчение, странное желание… Будто ей нужно еще, нужно больше одного поцелуя. Эредин отстранился, пальцы его вздрогнули, точно король собирался убрать руку и погладить Ласточку по раскрасневшейся щеке, но изменил решение в угоду случаю. Нельзя поощрять ее за высказанное желание. – Я даю тебе свое разрешение на этот разговор, – великодушно ответил эльф. – Только Креван не искал твоего общества все это время, – шепнул он, наклоняясь к ее уху. – Тогда ему придется прийти по твоему приказу, – ответила ведьмачка, понимая, что король лжет. – А можно мне посмотреть те сиреневые кусты? Они пахнут лучше, чем лилии, и выглядят тоже лучше. – Здесь можно гулять целый день, не останавливаясь ни у одного растения дольше одного раза, Зираэль. Посмотри, их тут слишком много, чтобы решить, какой именно куст источает самый яркий аромат. Но, как по мне, все равно слишком приторно, – поднимаясь и протягивая ей руку, произнес Эредин.