Да здравствует король

Понимание еще не пришло, а холодок липкого страха уже прошел по плечам Ласточки. К чему бы? Так с ней бывало и раньше: Цирилла чувствовала приближающуюся опасность до того, как замечала ее, до того, как успевала осознать. Вот и сейчас… Казалось бы, прекрасная эльфка, сидевшая напротив нее в старинном резком кресле, не должна нести в себе ни опасности, ни беды, ни угрозы ее и без того безрадостной жизни, только что-то в этом прекрасном лице настораживало. Ласточка обернулась назад, к «спасительнице», и заметила, что та хмуро улыбается ей, эту эмоцию не распознать при беглом взгляде. Девушка взмахнула изящной рукой, и тут же сменила облик. Волосы ее стали длиннее, порыжели, носик обернулся изящным и длинным, кожа – чистой и белой, точно свежий снег. Эльфка улыбнулась ей, на этот раз не скрывая жалости. Ей не впервой было рушить чужие надежды. – Ну? Это было сложнее, чем казалось? – оживившись, спросила красивая светловолосая эльфийка свою пособницу. – Это было выполнимо, – улыбнулась та в ответ. – Что происходит? – с надрывом спросила ведьмачка. – Вы вообще помните о том, что я тоже здесь, и что я ничего не понимаю. Оба взгляда обратились к ней с едва заметным сочувствием. Казалось, что «спасительницы» и рады бы объяснить все как можно скорее, только не могут сделать это прямо сейчас. Встречать дорогую гостью нужно по-другому, но времени на организацию у них было не так много, чтобы собрать всех уже сейчас. Ласточка закусила губу, скрестила руки на груди, чувствуя раздражение. Где госпожа Йеннифэр? Где Геральт, где Весемир? Где те, к кому она так спешила домой? – Помним, милая, конечно. Сейчас все прояснится. – Ты уверена, что сейчас подходящее время для этого разговора? – спросила Ида, прикрывая яркие, словно драгоценные камни в солнечном свете, глаза от усталости. – Мы долго добирались сюда, встали ранним утром… – Цирилла – девочка умная, она поймет, даже когда сил нет, – произнесла женщина, пресекая все дальнейшие обсуждения. – А я хочу отдохнуть, – бросила рыжевласая Ида, отпуская девушку. – Мне нужно пару часов сна, а потом пару часов тишины. Женщина, встретившая Цириллу внимательным взглядом бледно-голубых глаз, не стала останавливать свою соратницу. Тонкие губы изобразили улыбку, холодную, словно вырезанную на ледяной скульптуре. Ласточка скривила губы, чувствуя, что тошнота ее только усиливается. Лаванда не нравилась ей и раньше: запах казался слишком уж терпким, оседал на языке маслянистым налетом, вкус ее впитывался в волосы и долго не покидал их после очередного свидания. Сейчас от этого аромата ей было не скрыться, оставалось покорно терпеть и ждать, когда же все выяснится, и ее отпустят к названной матушке. Все же прояснится, верно? – Присядь, – произнесла эльфка, отодвигая для девушки стул, расположенный напротив ее старого кресла. – Я хочу… – Знать, что происходит, – перебила ее женщина. – Я понимаю, Зираэль, тебе любопытно, страшно, в этом нет ничего плохого, даже наоборот. Твой интерес показывает – ты жива и почти здорова, – произнесла эльфка, осматривая девушку беглым взглядом. – Только сильно убавила в весе… Просто имей терпение, нам нужно подождать, когда все придут. – Кто придет? Йен? Наивная. Эльфка улыбнулась, изображая веселье, но в душе ее все же шевельнулась жалость. В конце концов, когда-то Маргаритка и сама была невинной юной девчонкой, полной пустых надежд. Ее разбились о сырую стену реальности, что станет с надеждами Цири – им только предстояло узнать. Цирилла села, ноги ее устали стоять, тело ломило проклятой слабостью, страшно хотелось спать. Усталость побеждала, Ласточка уже не могла думать о том, где очутилась, ей хотелось лишь скорее упасть лицом в подушку и обо всем забыть. Стоило ей закрыть глаза, как в памяти просыпались образы, увиденные накануне. Старая башня Ласточки, затерянная в центре древнейшего из миров, дворец народа Ольх, Эредин, облаченный в доспехи, делавшие из него живого мертвеца… И вопрос, на который тот не ответил. Он снова и снова протекал под выцветшими потолками помещения, тонул, приглушенный взрывом магии снаружи холодной стены. Сердце девушки сбилось с ритма, мысли собрались в кучу. Что он думал в тот момент? Почему решил не отвечать? Неужели король Ольх так ненавидел ведьмачку, что не смог прикинуться добрым хоть на несколько минут? Цири задумалась о том, что могло бы случиться, скажи он ей хоть полслова в ту долгую минуту, попытайся оправдаться, успокоить, привязать. Неужели она могла бы отворить проем и вернуться, отказавшись от побега, которого жаждала так давно? Как бы это назвали ее сородичи? Жертвовать сокровенными мечтами лишь затем, чтобы остаться в чужом мире навсегда, рядом с ним… Ответ прилип к небу, Ласточка не желала называть его самой себе. Спать – все, чего ей теперь хотелось. Только заснуть ведьмачка все равно не успела. Послышался знакомый треск пространства, порталы принялись вспыхивать то тут, то там. Из магических вихров энергии, из светлых коридоров, идущих из неизвестных Цирилле стран, выходили люди. Женщины, всюду были лишь женщины, только они. Наряженные словно на бал, в лучших украшениях, что ведьмачка видела в Мире Ольх. Помады, украшавшие их губы, казались Ласточке слишком густыми и яркими, глаза гостей сияли непомерно ярко. «Чародейки», поняла она, вспоминая преподавателей в Аретузе. Вновь приходящие гости бросали в ее сторону удивленные, заинтересованные взгляды, и Ласточка отвечала им тем же, стойко выдерживая внимание. Она была княжной, она есть Дитя-Предназначение, носительница столь желанного Гена, и если бы Ласточка боялась чужих голосов – не смогла бы существовать. Последний портал открылся удивительно близко к Цирилле, она испуганно оглянулась, чувствуя тепло магии за плечом, устало повернула голову, словно надеясь на чудо, на знакомое лицо… Но разочаровалась. Последней явилась знаменитая чародейка, имя которой Ласточка слышала несколько раз. – Филиппа, – произнес кто-то из пестрой толпы. – Мы ждем только тебя. – Начинаешь расходовать время бережнее? – с улыбкой спросила чародейка. – Это правильно в твоем возрасте, Шеала, время пора ценить. Кто-то тихо хихикнул, услышав начинающуюся перебранку, кто-то театрально закатил глаза, Цирилла непонимающе выгнула бровь. Что вокруг нее происходит? Удобные раньше сапоги сейчас отчего-то показались чрезмерно тяжелыми, любопытные взгляды – злыми, колкими, проникающими под плотно прилегающую к телу одежду. «А ведь я могла бы сейчас спать в королевских покоях и горя не знать», – подумала ведьмачка почти с сожалением. Чародейки расселись по своим местам, красивая светловолосая эльфка же осталась стоять во главе стола, терпеливо ожидая тишины. Шепчущие голоса не смолкали долго, многие говорили вполголоса, смотря на Цириллу в упор. А ведь, казалось бы, здесь собрались воспитанные, образованные люди. – Дамы, – произнесла эльфка холодно. – Как все вы успели заметить, я исполнила задуманное. Цирилла Фиона Эллен Рианнон, княжна и наследница Цинтры, дитя-неожиданность, дитя Старшей Крови. – Такая же милая, как на своих детских портретах, – шепнул кто-то из чародеек. – Только уже не такая невинная. – Невинность – не то оружие, что нужно настоящей принцессе, – ответила ей светловолосая соседка. – Что уж говорить о чародейке? – Главное, чтобы она смогла ее изобразить. – Да перед кем?! – вскрикнула ведьмачка, ударяя кулаком по столу. Голоса смолкли, некоторые улыбки в мгновение ока погасли, другие – ярче загорелись на красивых лицах гостей. Ласточка вложила в этот удар последние силы, сжала пальцы так крепко, что те покинула кровь. Все, о чем она могла просить свое тело теперь – не усни за столом, выдержи происходящее. Чародейки стыдливо отвели взгляды, Маргаритка улыбнулась так криво, что над потолком пролетел чей-то взволнованный смешок. Зираэль все еще не сломили. – Мне объяснят, где я? Что вообще здесь происходит, почему меня обсуждают, словно я – кобылка для скачек? – Успокойся, милая, ты – не кобылка. Ты скоро станешь королевой. Станешь, если будешь нас слушаться. Королевой? Кто сказал, что Цири вообще хочет ею быть? Они ведь не могли обманом заманить ее в этот мир, чтобы потом вернуть Эредину и женить на ней насильно? Было бы слишком смешно. Ласточка откинулась назад, спиной опираясь на крепкую спинку стула. Злость вытесняла усталость в ярких зеленых зрачках, Цири скривила сухие потрескавшиеся теперь губы, ожидая ответов. – Дитя Старшей Крови, – в воцарившейся тишине произнесла Филиппа. – У твоих предков был вздорный нрав, и кончилось это печально. – Не для них одних, – парировала ведьмачка. – Она мне нравится, – с улыбкой произнесла Кейра Мец, поворачиваясь к соседке. – И действительно похожа на Йеннифэр. Многие закивали. Цирилла осторожно смотрела то на одну чародейку, то на другую, пытаясь вспомнить или запечатлеть в памяти их лица. Пришла ее очередь рассматривать присутствующих, не стесняясь оказывать излишнее внимание кому-то одному. Все собравшиеся вокруг девушки были удивительно разными и похожими друг на друга одновременно. Ухоженные, статные, гордые, непременно красивые и молодые… Красивые не душой или мелкими изъянами лица, вроде особенно привлекательной родинки или морщинки, красивые в классическом смысле этого слова, ненастоящие, словно вытесанные из мрамора скульптуры. – Что ж, хватит, – громко произнесла эльфка, встретившая Цириллу из портала. – Пришло время рассказать все, что ты хочешь знать. – Ты предстала перед Ложей Чародеек, милая, – подхватила ее голос последняя из гостей. – Я – Филипа Эйльхарт из Третогора – основательница Ложи. – А я – Францеска Финдабаир, и сейчас ты находишься на территориях, вверенных мне Нильфгаардом. Дол Блатанна, земли, на которых ты вольна находиться свободно, не боясь преследований. Ласточка удержалась, в этот раз не закусив губу. В памяти вспыхнул пожар, устроенный в ее родной Цинтре, вражеские войска, рыцарь, шлем которого украшала хищная птица, в полете расправившая огромные крылья. Тошнота заставила ведьмачку податься вперед, нахмурить брови. Хорошо, что чародейки решили, будто это лишь от волнения, не от слабости, сопровождавшей ее много дней. – Вы отдадите меня Нильфгаарду? – спросила она почти шепотом. – Эмгыру? Тирану и самодуру? – холодно спросила Маргаритка из Долин, и в голосе ее слышаласть личная обида. – Нет. Прости меня, Зираэль, но мы скорее убьем тебя, чем отдадим ему. – Я бы больше не доверяла им объяснения, – громко пожаловалась короткостриженная чародейка. – Должно быть, ты слышала от Йеннифэр о том, что Капитул был уничтожен, как и Совет Чародеев. Вильгефорц сошел с ума и уничтожил все, пытаясь поймать тебя для Эмгыра. Девушка хмыкнула, вспоминая того чародея. От него она и нырнула в башню, от него скрылась в ярко шумящей краске портала, бежала, лишь бы бежать, по его вине встретила единорога, ныне ставшего ковром в королевских покоях. Воспоминания о нем привели с собой и другие: о Геральте, о его задорном смехе, о бесконечных историях, в которых ведьмак побеждал монстров, спасая села от бед. Как он сейчас? Где он? – Почему здесь нет Йеннифэр? – устало спросила ведьмачка. Уже не надеясь узнать о ее судьбе хоть что-то. – Потому что никто не знает, где она сейчас, – послышался знакомый голос. Что-то шевельнулось в душе девушки, что-то глубоко внутри подняло голову, расправило плечи. Среди чародеек, с любопытством смотрящих на легендарное Дитя, была одна, в чьих глазах запечатлелось только щемящее душу сожаление. Трисс пряталась за стульями, отсела от Цири в самый дальний угол, пытаясь остаться незамеченной. Ей было слишком стыдно смотреть той в глаза. Ее рыжие волосы блестели на свету, серебряная нить украшала прическу, и капелька опала свисала девушке на лоб. Хорошо подчеркивает голубые глаза, в бассейнах которых плещется стыд. Трисс попыталась улыбнуться, встретившись с ведьмачкой взглядом, только вышло криво, искусственно. Провал ее заметила и внимательная к деталям Филиппа, тут же решившая перетянуть одеяло на себя. – Йеннифэр покинула нас давно, и вестей от нее мы не получали. – А что Геральт? – спросила Ласточка, приподнимаясь, пытаясь рассмотреть Трисс получше, удостовериться в том, что видела именно ее. – Ведьмак Геральт, Белый волк. Его еще называют мясником из… – С ним все хорошо, – с ухмылкой заметила коротковолосая чародейка. – Я бы даже сказала, что отлично. Молчание снова повисло над столом. В воздухе пахло предательством и интригами, на глазах привыкших к подобному чародеек вершилась история, Цирилле предстояло принять свою судьбу. Ласточка снова посмотрела на стройную бледнокожую эльфку, сидевшую перед ней. До чего же она не похожа на эльфов Народа Ольх, к которым девушка успела так привыкнуть. – Ты, верно, хочешь узнать, зачем ты нам, да? – спросила Филиппа, по-доброму наклоняя лицо. – Хочешь знать, почему мы приняли тебя в этих землях, да? Конечно. Ведь ты училась в Аретузе, с настояния Йеннифэр, должна помнить о том, что магия и политика – тесно связаны. – В этом залог нашего выживания, – поддержала чародейку Кейра Мец. – За каждым королем должна быть чародейка, или, на худой конец, чародей. – Толкающий в верное русло, – добавила Францеска. Вспоминая родные края, ведьмачка невольно усмехнулась их изречению. У ее покойной ныне бабушки, у матери, у отца – не было ни одного чародея, только друиды, которых следующий муж Львицы привез с собой с далеких островов Скеллиге. Быть может, потому судьба была к ним столь жестока? – По преданию, о котором ты, наверняка, уже знаешь, Зираэль, твое дитя должно победить Белый Хлад, грозящий всему человечеству, должно изничтожить болезнь, сделать мир чуточку лучше, безопаснее для нас всех. Только представь, какой мощью оно должно обладать, чтобы этим заняться. Но Ласточка не могла представить. Большей частью потому, что не знала, что из себя представляет Белый Хлад. Все вокруг говорили о нем, Цирилла часто слышала это название, но представление о подобной проблеме имела крайне смутное. Девушка непонимающе сощурила глаза, пытаясь представить себе подобную силу, уничтожающие мир за миром, измерение за измерением. Нет. Нет, она не могла. – Мы знаем, что может увеличить силу твоего ребенка, Ласточка. Правильно подобранный партнер, – с упоением рассказала Фрингилья, вновь чувствуя себя девчонкой, занятой увлекательной игрой в куклы. – Вы сказали, что я для вас – не племенная кобылка. – И не отказываемся от своих слов. Ты не будешь случена с жеребцом в темной конюшне, Цири, – продолжала Филиппа. – Ты выйдешь замуж за принца, родишь ему наследников, будешь счастливой правительницей богатой страны. – Я не хочу, – ответила она громко. – Боюсь, у тебя совершенно нет выбора. Чародейки смотрели на нее с сожалением, неподдельным, такое ни с чем не спутать. Каждая из них однажды сталкивалась с подобным, каждой хорошенькой или богатой девушке, представлявшей именитый род, рано или поздно это предстоит. Быть женой нелюбимому человеку, быть заложницей жестокой политической игры, проиграть в которую подобно смерти. Ласточка снова почувствовала дурноту, такую же сильную, как в тот день, на злосчастной охоте. Тошнота подкатила к горлу, но не обернулась ничем: ведьмачка не ела слишком давно, чтобы в желудке ее еще хоть что-то осталось. Девушка согнулась над столом, прикрыла глаза, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Короткое вымученное мычание сорвалось с ее губ, разговоры смолкли. – Это от волнения? – непонимающе обратилась к присутствующим Филиппа, что всегда была слаба в подобных вопросах. – Не похоже, – с волнением заметила Трисс. – Причиной подступающего обморока может быть все, что угодно, – подала голос Сабрина, понимающе кивая головой. – Кислородное голодание, недостаточное питание, плохие сосуды… – И беременность, – произнесла, перебивая, Ассирэ. Цирилла слышала яркий нильфгаардский акцент, она подняла взгляд вверх. Сверкая белками глаз, на нее смотрело незнакомое лицо красивой женщины. Женщины, не девушки, подобной тем, что собрались вокруг. Нос ее казался острым клювиком, насмешливые, но добрые глаза – двумя кусками теплого льда во мраке вечера. По неумело размазанным на щеках румянам стало понятно – женщина только учится подчеркивать свою красоту косметикой. – Что вы имеете в виду? – спросила Францеска, поднимаясь с места. – Нужно проверить напряженность молочных желез, состояние слюнных желез, пигментацию на лице, – говорила женщина, смотря на стол перед собою. – Глубокое пальпирование живота тоже не помешает. Пока чародейка говорила, лица вокруг заинтересованно поворачивались то в одну сторону, то в другую. Каждая из пришедших казалась опечаленной, словно эта новость была для них жизнеутверждающей, словно возможный брак, грозящий Ласточке, мог принести успех им лично. Трисс боязливо прикрыла рот рукой, Кейра хмыкнула, решив, что иначе и быть не может, а Филиппа нетерпеливо шагнула в сторону согнувшейся от боли ведьмачки. – Ты уверена? – спросила та, сверкая глазами. – Мой диагноз – семь недель. «Семь недель», – эхом раздалось в голове Ласточки, и больше та ничего уже не могла услышать.