Да здравствует король

На улице шел дождь, капли его мелко барабанили по крыше, через незатворенное окно проникали в остывающее помещение. Когда под подоконником начала собираться мутная лужа, из-за прилавка выбежала дородная седовласая женщина, наскоро размахивая тряпкой. В корчме пахло чесноком и хлебом, сушеной мятой и жареным корнем лопуха. Суп с копченой свининой и маринованным чесноком оказался вкусным, чай, поданный к нему – нет. Местные жители заваривали только ромашку и смородину, получалось и горько, и кисло. Цирилла не была в корчме целую вечность. Раньше, путешествуя по миру то с Геральтом, то с госпожой Йенифэр, то с Крысами, она захаживала в подобные заведения каждый день, и сейчас, сбежав от чародеек, находила в них уют и покой прежних деньков. Теперь дорога поддавалась ей плохо, острый кинжал, висевший у бедра, словно стал тяжелее, ноги не слушались, после нескольких часов в седле тело требовало перерыва, тепла и свежей пищи. В конце концов, сейчас ей приходилось думать не только о себе. – Хозяйка, добавь мне гренок! – попросил седовласый старец, махнув рукой. – И еще стопку горилки! Холод собачий. – Каких еще гренок? Ты доел свой суп! – И не наелся, – отвечал тот жалобно. Холод собачий… Удивительно, а в этом краю действительно слышался лай. В поселках, обступивших павшую Цинтру, животные были редкостью. Крестьяне съели всех собак, крыс и котов, едва война шагнула через порог. Особенно зажиточные селяне сохранили коров или кур, но зря, армия императора отобрала все до последней крошки, оставив людям лишь дикий и непокорный лес в пропитание. – Нет больше гренок, старик, – отозвалась хозяйка. – Есть только перловая каша с лисичками и сушеная плотва. – Давай кашу. Грызть-то мне уже не получится, – пожаловался старец, демонстрируя ряд гнилых зубов. Ложка ведьмачки медленно опускалась в бульон, поднималась, еда грела ослабшее тело. Тонкий дорожный плащ – нет. В том небольшом мешке, что Цирилле оставила Трисс, денег оказалось не мало, и ей бы хватило на долгие скитания по разнообразным селам и городкам, только время поджимало. В дороге Цири настигла разграбленный караван, залезла в брошенные на дороге мешки, и выудила из них несколько дорогих безделушек в обмен на еду и одежду. Золотые ожерелья и кольца с изумрудами обменять удалось только на овечий свитер и носки да пару мешков картофеля: деревенским не так нужны «пестрые городские цацки». А еда и теплые вещи нужны всегда и всем, особенно путникам. Цири ела медленно, растягивала удовольствие, грея пальцы. Когда тарелка опустеет, придется подняться, купить в местной лавке теплый смажак, несколько вареных яиц и вяленого мяса, взять батон черствого хлеба и вновь отправиться в дорогу, до следующего такого села. Ей предстоит вновь выйти на дорогу, полную опасностей. Конечно же, Ласточка знала, что за ней увяжется деревенское простачье, так случалось не впервые. Они видели перед собой одинокую девочку, совсем юную потеряшку, застрявшую на дороге, и потирали руки, воображая легкую добычу. Бежала ведьмачка всего три недели назад, но опасностей, встреченных ею, хватило на все пребывание у эльфов в плену. – А в кашу масло не полагается? – спросил дед своим гнусавым голосом. – Не полагается! – гаркнула в ответ хозяйка корчмы. – Жри что дают или проваливай на мороз. Потому, что старик этот – местный. Наверняка ест в долг, пропивает все заработанные деньги, прячется тут от жены или детей. В кашу, которую Цири съела прежде, положили и масло, и свиные шкварки, и жареный лук. Монеты решали все даже в таких глухих местах, затерявшихся в лесах и горах. В первой же деревушке, встреченной Ласточкой после того, как та выбралась из чародейской башни, ведьмачка украла коня. Черногривый молодой жеребец пасся неподалеку от чьего-то сада, мял копытом траву, поглядывая вверх на яблоки. Должно быть, такой смышленый, что сам никуда не убежит… Если не уведут. Цирилла взяла коня под уздцы, запрыгнула на могучую спину, привязав мешок к седлу, и пустила вскачь, подкупив парой свежесорванных яблок. Куда угодно, лишь бы не стоять на месте. Сейчас неподалеку от ее ноги лежал старый кот. Рыжая шерсть его поредела, под розовой кожей проступали ребра: животное давно не ловило мышей, жило впроголодь, питаясь человеческой милостью. Пожалев его, ведьмачка бросила несчастному пару кусков копченого мяса, заметив, что сомнительная компания, сидевшая неподалеку от нее, это отметила. Наверняка думают, что денег у нее полно, раз позволяет себе подобное. Что же, пусть только сунутся. – Мам, там такой странный дождь, – произнес вдруг мальчик, вошедший в корчму, скрипнувший старой деревянной дверью. – Капли будто становятся все холоднее и холоднее, пока идешь к избе. – Ты сам остываешь, только и всего, – отмахнулась хозяйка корчмы, забирая у сына охапку дров. – Вон, присядь у очага, погрейся. Цири и сама хотела бы на его место, сесть у раскаленной докрасна печи, протянуть к ней руки и заснуть, положив голову на мамкину юбку. Ведьмачка закончила с супом, но крупицы голода все еще терзали ее плоть. Этого теперь было мало, она не ела весь день, только перекусывала тонкими пластами высушенного до прозрачности мяса. Когда снова удастся поесть горячего – она не знала, значит, придется взять еще, пока есть такая возможность. – Хозяйка, – подала голос Цири, с дерзостью глянув в сторону подозрительной шайки уставших батраков. – Рыба у тебя есть? Полная седовласая женщина, заметив, что гостья готова положить на стол золотую крону за обед в два серебряника, подскочила к столику, точно ужаленная. Ее тяжелые юбки шуршали при каждом шаге, в глазах хозяйки виднелся довольный огонек. Деньги есть деньги, сегодня она кормит Цири, завтра деньги щедрой посетительницы спасают ее заведение от солдат Нильфгаарда. – Есть щука, окунь и несколько плотвичек, милсдарыня, сегодня только поймали, все свежее, – произнесла та, комкая фартук. – Могу сварить вам ухи, зажарить или потушить… – Окуня жаренного. С чем? – спросила девушка, вручая хозяйке корчмы монетку. – С капустой, картофельными кнедликами и маринованным луком, – подпрыгнула та, вылетая на кухню. Старик жадно ел кашу с маленькими безвкусными лисичками, поданную ему по доброте душевной, кот благодарно терся о ноги ведьмачки, мальчик грел ладони у огня. Дождь за окном то усиливался, то становился слабее, не с таким напором барабанил по подоконнику, не задувал внутрь. Кто-то все порывался закрыть ставни, но дед все останавливал, просил оставить ему больше света. «Хорошо было бы подождать, пока он совсем пройдет», – подумала ведьмачка, но тут же сменила точку зрения. «На мокрой дороге следы копыт будут ярче гореть, смогут вывести бандитов к твоему ночлегу, зарезать во сне». Но если остаться здесь, снять маленькую комнатушку… Кажется, староста повесил на доске объявление о кикиморе на болоте, нет? Знакомый ей дух приключений тут же подманил к себе пальцем, захотелось обменять все оставшиеся деньги на острый ведьмачий меч и пуститься в бой против чудовищ. Только вместо этого Цирилла положила ладонь на собственный живот, заставляя себя вспомнить все, через что прошла. В пути ее останавливали дважды. Один из разбойников всегда останавливался впереди, двое-трое подельников – сзади, распахнув руки. Цири знала, что деньги-не все, что интересует их, потому не сомневалась, доставая кинжал из ножен. Она потеряла прыть, успевала получить пару ударов в драке, но Старшая Кровь кипела в бою, толкала к убийствам. Само ее тело стремилось защитить не только жизнь Ласточки, но и существование плода, росшего в ней. Ослабшая в заточении, в пути, а ведьмачка одерживала победу, прорезая само пространство скоростью своих шагов. Осмелевший рыжий кот запрыгнул девушке на колени, замурчал, свернувшись клубком. Пусть сидит, так им обоим будет теплее. Ведьмачка гладила животное, чесала тому за ухом, и мальчик, пришедший с улицы, с удивлением следил за ее движениями. Должно быть, кота ласкали не так часто, гоняли из-под лавок да трепали по загривку – только и всего. Хозяйка принесла рыбу скоро, чай не успел остыть. Мутноглазая жареная в травах рыбина смотрела на Цири с тарелки, разинув свой маленький рот. Отрезав ей голову, девушка осторожно бросила ту под стол, чтобы кот забрал свое лакомство. Так наедаться ему не приходилось очень давно. Рыба оказалась жирной, мясистой, не пересушенной, как это бывало в других заведениях. Корочка хрустела на зубах, сочная тушка ее пахла розмарином и укропом. – Холодеет дождь, говоришь? – спросил старик, закончив трапезу. – Да, будто все на улице холодеет, – ответил мальчик, не отрывая взгляда от очага. Цири дернулась на своем месте, услышав. Ее деревянная вилка упала на стол, кое-кто из гостей обернулся, но никто не подал виду, словно и не заметили. Ласточка отгоняла от себя эти мысли: «Это же просто ребенок, выдумщик. Пугает мать и выжившего из ума деда, только и всего». – Должно быть, это к нам мчатся эльфские всадники, – произнес он громко, заставляя гостей замереть. – Скажешь тоже, тебе бы только мелюзгу пугать, – отозвалась хозяйка корчмы. – Сказки все это для непослушных ребятишек. – Сказки не крадут детей по ночам, Варвара, ой, вот уж не сказки их крадут, – отвечал старец, опрокидывая в себя очередную стопку. – Когда я был молодым и сильным, всадники приходили каждую весну. – А кто крал, если это не сказки? – с любопытством спросил мальчишка, все еще грея руки у огня. – Дикий Гон. Кто-то из слушателей занятной сценки громко раскатисто рассмеялся, кто-то шепнул соседу свое предположение, кто-то проигнорировал стариковские бредни, продолжая пить. Ведьмачка же напряженно озиралась по сторонам, вспоминая собственную встречу с Гоном. Кот догрызал рыбью голову. Начал он с самого вкусного – с мутных глаз, а после приступил к остальной части рыбы, обгладывая косточки до белизны. Странная компания притихла за спиной Ласточки, корчма терпеливо слушала некогда уважаемого в деревне старца. – Вечно ты во всем винишь призраков и духов, – причитала хозяйка. – Ну хоть бы разок обошлось без них, просто природой, похолоданием. – С чего ты взял, что идет Охота? – спросила ведьмачка громко, отставляя блюдо подальше от себя. Тишина, висящая над потолком, стала гуще, теплее. Десятки глаз обратились к ней, почтенный старец отодвинул стопку, точно вел важнейшую в своей жизни беседу. Ведьмачка не улыбалась, не находила бредни старика забавными или смешными, Цирилла ждала ответа. Один из мужчин, сидевших за ее спиной, улыбнулся другому, глазами указывая на кинжал, спрятанный под плащом. – Так их жеж недавно видели в соседнем селе. В Веткорках, – объяснил старик, с гордостью отмечая внимание молодой незнакомки. – Пришли они ночью, доспехи железные, вместо голов голые черепа, ни кожи, ни рожи. Черти, ей богу. – Ой, милсдарыня, да не слушайте вы его! – добродушно заметила хозяйка дома, снова вытирая руки о многострадальный фартук. – Этож Ефим наш, юродивый. Был человеком, да спился. Ему уже восьмой десяток пошел, мозги из ушей повытекли, пока рыбаком всю жизнь батрачил да с чекушкой не расставался. – Продолжай, – велела Цирилла, кивнув старику. Юродивый он или нет, а ей нужно знать правду, хотя бы одну ее версию – его. Аппетит пропал, когда обнаглевший старый кот запрыгнул на лавку и лохматой лапой потянулся к ароматной свежей рыбе, ведьмачка даже не заметила. Черные глаза старика блестели в холодном полумраке корчмы, замерзший мальчик продолжал греть руки у огня, украдкой посматривая на светловолосую гостью. Хозяйка не решилась ей перечить, молча отвернулась к очагу. – Пришли ночью, в темноте, обшарили каждый домик, от избы до сарая, – рассказывал тот, руками рисуя в воздухе. – Что искали – никто не понял. Забрали пару детишек, убили мужика, лезшего в драку, и ушли. – Да нильфы это были, – сплюнул кто-то на пол. – Черн-ные! – А почему тогда деревня вся в снегу? – спросил дед, ударив кулаком по столу. – Почему детей забрали, а скотину не тронули? Да и откуда нильфы в наших краях? – Нильфов у нас нет… – скромно поддержал старца мальчишка. – Так и эльфов не водится, – подал голос мужик, сидевший за Цири. – Бредятина, бабские сплетни, да и только. Когда ведьмачка нервно подпрыгнула, поднялась, лавка отодвинулась, ножки ее скрипнули по старому деревянному полу. Старый кот запрыгнул на стол, доедая рыбу, хозяйка корчмы непонимающе приподняла бровь. Люди смотрели на гостью, воспринявшую рассказ старца всерьез, и молча осуждали, каждый раз отводя глаза. Цири хотела было придумать себе отговорку, оправдаться в глазах посетителей, но как только разомкнула губы, с них сорвалось облачко пара. Холодно, холод пришел в корчму, огонь начал гаснуть. Дождь за окном обернулся снегом, слушавшие юродивого старца напряглись, в воздухе повисло зловещее молчание. Не было больше осуждения, не было ничего, кроме ожидания. Низкие каблуки Цири стучали по полу быстро. «В лавку так и не успела зайти, нельзя, не пойду уже», – думала ведьмачка, нашарив в кармане еще одну золотую монетку. «Нужно взять здесь все, что смогу». – Дай мне хлеба, яиц и кровянки, сколько есть, – произнесла девушка, вручая монету хозяйке. – Неси все, что можно взять в дорогу. Морковь, репу… Расторопная дородная женщина спешила, как могла, спускалась под лавку, набивая тряпицы. В дорожную сумку Ласточки упал внушительный сверток сушеной плотвички, несколько свежих кровяных колбас, несколько треугольных кусков козьего сыра, завернутых в тряпицу и пара клубней печеного картофеля, оставшегося с утренней трапезы. Ни хлеба, ни сухарей, ни моркови у хозяйки не было, пришлось идти так, пришлось поспешить. – До свидания, доброго пути! – бросил польщенный вниманием старец ей вдогонку, но ответа не услышал. Когда девушка вышла на улицу, снег запорошил все дорожки, накрыл крыши домов, погребов и одинокого деревенского колодца. Крестьяне покинули улицы, ветер свистел в пустых проходах, хозяйничая, разбрасывая пойманный снег вокруг. Люди чувствовали приближение чего-то опасного, чего-то пугающего, злого. Никто не желал выходить в это время во двор. Цири дошла, добежала до коня, торопливо распихала купленную в дорогу еду по сумкам и заметила, что кто-то вышел из корчмы следом. Та самая компания из четырех подозрительных мужчин, кто бы сомневался в том, что они попытают удачу. Ласточка быстро накинула черный капюшон, скрывающий запорошенные снегом волосы, запрыгнула в седло и ударила коня по сытым бокам. Животное двинулось, разогревая ноги ходьбой, после – бегом. «Быстрее, только бы быть быстрее», – подумала Ласточка, продолжая гнать коня вперед. «Нужно ехать всю ночь, а днем снова засесть в каком-нибудь трактире, чтобы и конь отдохнул, и мы могли поспать», – думала та, ловя себя на мысли, что уже разделяет себя и ребенка на двух нуждающихся. В дороге она была две недели, и путь еще не окончен, до порта идти три дня, не сворачивая с прямой дороги. Оказавшись на улице, за пределами далекого мира Ольх, замка Маргаритки и рук пронырливых чародеек, Цири первым же делом решила, что ей нужно найти укрытие у ближайших друзей, родить, а после продолжить свое долгое путешествие к свободе. Где сейчас Геральт – она не знала, где ее Йеннифэр – тоже… Ласточка помнила только, что там, за морями, ее ждет старый Крах, Мышовур и некогда любимые Хьялмар с Керис. Друиды могут обучить ее владению собственной силой, наставить на истинный путь, а Крах пригреет в собственном замке. Позади слышался глухой стук копыт, шум этот раздавался вдали, на бесконечных лесных дорожках. Цирилла петляла, нагибалась, видя перед собой острые ветки, ждущие на свету. За ней едут или мимо? Стук копыт поутих, но другой, не менее знакомый ей шум, разрезал лесную тишь, эхом отдавался в растерянном разуме. Звон стали о сталь, шум нарастающей битвы, крик павшего раненого. Ласточка почувствовала, как тошнота снова накрывает ее, как руки, до этого момента жестко держащие старые поводья, начали мелко дрожать. – Где? – взревел знакомый ей голос. – Где она сейчас?! – Зираэль! – раздалось за ним следом. – Ласточка! Цири закрыла глаза, пытаясь прийти в чувство, плотно сжала губы, уговаривая себя перестать, успокоиться, забыть и забыться. «Воображение, это все только воображение разыгралось, это из-за того дурного старика», – думала она, чувствуя, что зябнет под тонкой накидкой. «Это только воображение, никто тебя не зовет, никого здесь нет, все крестьяне прячутся дома». Конь занервничал, чувствуя погоню, чувствуя, как дрожит его хозяйка. Цирилла все не открывала глаза, опасаясь видений, что могут причинить ей боль. Она продолжала ехать вслепую, опрометчиво гнать животное, не разбирая дороги перед собой. Это не могло длиться долго... Одна из еловых веток, ниже всего нависающих над дорогой, ударила ведьмачку по лицу, сбила с коня, продолжавшего бег без всадницы. Падая в грязь, в мелкие островки мягкого мха, медленно покрывающиеся снегом, Ласточка успела сгруппироваться. Нет, она не защищала голову и лицо, как когда-то ее учили ведьмаки из Каэр Морхен, не пыталась избежать глухого удара, смерти. Цири подтянула ноги к животу, закрыла его руками, спасая от повреждения. – Зираэль! – вновь раздалось вдали. – Ласточка! Цири! – продолжал кричать знакомый голос, эльфийский голос. – Я здесь, – шепнула она, но никто не услышал. В холодном лесу пахло хвоей, морозом и ведьмачьей кровью. Цирилла ударилась затылком о старый еловый корень, и туман медленно заполнял ее разум, утягивая в объятья живительного сна.