22 поцелуя

      Тсунаеши прижимал к груди распятие, читая молитвы в унисон с прихожанами. По воскресеньям в их маленькой церквушке всегда наступал долгожданный наплыв людей — все спешили к утренней службе, чтобы открыть душу Богу.       Сегодня для Тсуны было особенное воскресенье — он подменял заболевшего пастора и впервые сам вел службу. Он гордился возложенной на него миссией, благодарил Бога за награду за его труды. Все должно было пройти идеально. — Опять этот лысый в носу ковыряет. У него там что, залежи угля? — недовольно фыркнули совсем рядом, и Тсунаеши с трудом не сбился, продолжая читать заученный с детских лет псалом. Опять этот. — А та девица снова молится о возможности переспать с тем банкиром в третьем ряду. Ты уверен, что люди именно с такими помыслами должны приходить слушать твою нудятину? Тебе самому не надоело?       Каждый раз одно и то же. Тсуна дочитал молитвы, зажег свечи у алтаря и пригласил прихожан поклониться распятию. Люди по одному подходили к иконе в золоченной рамке, молились и расходились. Юноша внимательно следил за ними, ожидая, когда последний человек закончит, и ему можно будет расслабиться. И погрузиться в свой персональный ад. Даром что он искал рая.       Видимый только ему одному демон беспечно ходил по церкви, подтверждая свои слова, сказанные Тсуне в первый день его появления: «В этом месте не осталось ничего святого». Демон мог войти даже в алтарь — святая святых. Это пугало Тсунаеши, но он продолжал молиться и верить.       А демон, представившийся как Хибари Кёя, не давал ему ни минуты покоя. Следил за каждым шагом, всегда был рядом и шептал-шептал-шептал своим невозможным бархатным голосом. И шептал такое, отчего Тсунаеши себе места не находил и краснел, как маков цвет. Почему демон выбрал его, Савада не знал. Кёя только отмахивался и говорил, что хочет съесть последнюю чистую душу в округе. Но Тсуна ему не верил. Потому что холодными ночами, зябко ежась под тонким одеялом в своей крошечной комнатке, юноша чувствовал прикосновения горячих рук к голове. От этих касаний по замерзшему телу разливалось тепло, и Тсуна мгновенно засыпал, а на утро демон вел себя так, словно и не был у него в комнате. Поэтому намерения посланника дьявола оставались неясными. — Хибари-сан, — Тсуна научился говорить, почти не размыкая губ. Демон стоял рядом с большим распятием, где прихожане ставили свечки за упокой душ усопших. В серых, почти стеклянных глазах отражалось скачущее пламя. — Что? — Когда вы уже уйдете? — спросил Тсунаеши, поправляя накренившуюся свечку и улыбаясь скромно потупившейся девушке. Хибари тут же оказался за его спиной, обдавая знакомым и уже привычным жаром. — Эта девочка миленькая, правда? Вот только мысли у нее совсем не милые, — горячий шепот сковывал, разливался по телу волной дурмана. — Знаешь, о чем она подумала? Как было бы неплохо стянуть с тебя твою рясу, облизать член, а потом хорошенько поскакать. Хотя это довольно банально — развратить священника… Тянет на сюжет дешевого пор… — Хватит, Хибари-сан, — у Тсуны дрожал голос. Он всегда реагировал на этого демона. Не мог не реагировать. Красивый, черт, и ласковый, когда ему надо. И обнимет, и погладит. Вот как сейчас. — Тебе приятнее будет узнать, что я хотел бы сделать с тобой? — губы коснулись кромки покрасневшего ушка. Тсуна едва слышно охнул и тут же замер. Из кельи пастора вышла густо разукрашенная женщина, пахнущая терпкими духами и грехопадением. Савада почувствовал, как его хрустальный мир разлетелся вдребезги — вот как, оказывается, пастор болеет. Водя к себе проститутку.       Он повернулся к демону и посмотрел на него совершенно пустыми глазами. — Знаете, Хибари-сан… Творите со мной, что вам угодно. — Как долго я ждал от тебя этих слов, — Хибари обхватил его руками, прижимая к своей груди, и прошептал на ухо, касаясь пылающими губами: — Я покажу тебе рай и ад.       И Тсуна верил ему. Единственному в этом прогнившем мире.