Одно слово за раз

      В бесцветном городе на своём пути Акацуки привычно разделились: Итачи отправился искать приличную аптеку, а Кисаме — бордель. После долгой дороги и кровавого месива, которое они с напарником устроили в соседней провинции, нужна была хорошая разрядка.       Кисаме нравились женщины, и по их части он был абсолютно всеяден — в рожи им всё равно не смотрит, а любую заразу, которую можно подхватить от блядей, легко сведёт на нет исключительный иммунитет шиноби с изменённым геномом. Кисаме нравилось их трахать, пусть даже и переплачивая за то, чтобы он мог не думать во время дела о том, как бы не повредить хрупких гражданских юдзё. Куноичи в последнее время стали редкостью. Преимущественно пользовать приходилось тех, кто попадался в плен, пусть и сопровождалось это осуждающе-понимающими взглядами напарника. В отличие от гражданских, пленные куноичи отбивались и отчаянно пытались перегрызть ему глотку, и это вносило приятное разнообразие. Даже немного жалко было потом их прирезать, честное слово.       Но, конечно, это не то, как тренировочный бой в Академии — не мировая война. Её, один раз испытав на себе, уже никогда не забудешь.       Несколько часов спустя Кисаме встретился с напарником в оговоренной ночлежке, удовлетворённый физически, но не морально.       — Ты рано вернулся, — заметил Итачи, аккуратно складывая лекарства в подсумок.       Кисаме проводил взглядом исчезающие с глаз таблетки. Что на этот раз? Насколько эти лекарства сильны? Сколько ещё времени они дадут Учихе?.. Эти вопросы Кисаме всегда задавал лишь про себя, не вслух — Итачи не терпит вмешательства в свою жизнь.       — Сделал дело и пришёл, — хмыкнул Кисаме, надеясь отвлечь и себя, и напарника от мыслей о лекарствах и его ухудшающемся здоровье. — Чего сидеть в том гадюшнике?       — Этот лучше? — вяло пошутил Итачи, обводя долгим взглядом отсыревшую штукатурку на потолке и обшарпанные стены.       — Компания уж точно приятнее, — усмехнулся Кисаме и завалился на прохудившийся футон.       Мысли невольно вернулись к войне. К Мей.       — Итачи-сан, вот у вас была женщина, после ночи с которой вы встать не могли?       — Нет, — блекло отозвался напарник, по-прежнему сосредоточенно пакуя таблетки.       — А у меня была, — поделился Кисаме с мечтательным оскалом. — Охрененная. Хороша настолько, что поимела весь наш совет джонинов и дайме в придачу…       — Хм? — вскинул бровь Итачи, слегка заинтересовавшись его словами.       — Ладно, не берите в голову, — отмахнулся Кисаме. Объяснять долго, а Учихе — едва ли вообще возможно. Итачи ведь ничего не знает о том, что значит быть на передовой и встречать врага грудью; о том, какая буря поднимается в душе, когда Теруми Мей, главный трофей Киригакуре, наконец-то в твоих руках.       Два Кеккей Генкай, один смертоносней другого, хитрожопость уровня ками, острые когти и мягкая грудь, которая так удобно ложится в руку, — возбудиться можно от одной мысли о ней. Ну а если начать вспоминать линию бёдер, прогиб спины и руки, в которые впилась зубами Самехада, выкачивая чакру из этой смертоносной фурии, чтобы Кисаме имел шанс не расплатиться жизнью за секс… Нужно срочно думать о чём-то другом.       Видимо, он всё-таки изменился в лице — Итачи отложил сумку и посмотрел на него очень внимательно.       — Всё в порядке, Кисаме?       — В пределах нормы, — бросил он, отворачиваясь.       Мей — не просто женщина. Она — хитрая ловушка для таких идиотов, как он, Кисаме, которые почли себя победителями, сумев схватить и трахнуть её… Вот нихуя подобного. После Мей ни одна баба в мире больше не принесёт настоящего удовольствия.       — Я знаю, у вас есть в голове картинка, как вы хотели бы умереть, Итачи-сан, — сказал Кисаме, глядя мимо напарника. — Может, не поверите, но и у меня есть такая. Моя идеальная смерть.       В одной постели с Мей. Чтобы она смотрела ему в глаза и целовала крепко, вдыхая в него кислоту. Едкие пары сожгут внутренности, и смерть будет не из быстрых и лёгких, но если в процессе можно будет сжимать в руках Мей, смотреть в её дьявольские зелёные глаза, Кисаме готов.