Одно слово за раз

      С самого первого дня их брака Хана думает: «Мне повезло с мужем», хотя ни она сама, ни Итачи не стремились к этой свадьбе. Всё устроили родители, решившие, что поженить наследника клана Учиха и старшую дочь главы Инузука — отличная мысль. Она такой и была, для Ханы так точно: из всех вариантов, которые ей светили в плане замужества, Итачи был лучшим. Он в принципе хорош: умён, силён и вежлив, красив, хотя впечатление и портят немного извечные усталые тени под антрацитовыми глазами.       В день своей свадьбы Хана и Итачи почти чужаки — так, учились когда-то вместе, в последующие годы виделись считанное число раз. Их первый поцелуй сухой, простая дань традициям, как и первая совместная ночь. Хана надеется, что со временем это пройдёт.       Они женаты уже год, но по-настоящему не близки. Хана чувствует недосказанность. Итачи исполняет всё, что обязан как её муж, постепенно открывается ей, становится чувственней с ней в постели — но в его глазах всегда почему-то вина.       — Что не так? — спрашивает его Хана как-то вечером после ужина. Она только помыла и расставила по местам посуду, он сидит за столом и молча наблюдает. — Почему ты всегда так смотришь?       — Как? — тут же спрашивает в ответ Итачи.       — Как будто виноват и хочешь сознаться в чём-то, но не можешь себя заставить, — повесив полотенце сушиться, Хана вымыла руки и решительно села напротив. — Может, расскажешь?       — Это… личное, — признаётся Итачи и отводит глаза.       Хана быстро моргает. У её супруга, идеала шиноби — смущающе-личное? Если это никак не связано с Саске-куном, она удивится.       — Говори, Итачи. Мы с тобой муж и жена и поклялись быть поддержкой друг другу.       — Это не то, о чём ты хочешь слышать.       Хана помрачнела, плечи сами собой напряглись.       — У тебя есть любовница? — ровно спросила она, совладав с собой. В конце концов, так ли это странно? Их женили без любви.       Но Итачи покачал головой почти с возмущением.       — Нет, — и всё равно его ответ звучал скованно. — Любовницы у меня нет и не будет. Ты, Хана, моя жена и единственная женщина, с которой я разделю ложе.       — Но что тогда? — проговорила Хана, ощущая облегчение и вместе с тем нарастающую тревогу. — Пожалуйста, Итачи, мне нужно знать. Я не могу и дальше жить, не понимая, что происходит.       Итачи закрыл глаза и слегка опустил голову. Протяжно вздохнул, приняв решение.       — Хорошо, Хана, я покажу тебе.       Где, когда и как — спрашивать бесполезно, но раз уж пообещал, Итачи сделает, и Хана временно успокаивается. Даже не так: всем своим существом застывает в ожидании.       А затем как-то вечером возвращается домой, как обычно, принимает душ, чтобы отмыться от запаха нинкен, набрасывает на себя льняную юкату и идёт в спальню — и обнаруживает там Итачи, но не одного. Рядом с ним на татами сидит Шисуи, лучший друг её закрытого мужа и человек, которому в их доме всегда рады.       Он оборачивается первым, встаёт, неловко улыбается.       — Добрый вечер, Хана.       — Добрый, Шисуи, — дружелюбно кивает она в ответ, непроизвольно проверяя, не развязался ли пояс. — Что тебя привело в такое время? Что-то случилось?       — Итачи попросил зайти, — Шисуи потупился и растрепал волосы, покосился на Итачи, вставшего рядом с ним.       — Я исполняю своё обещание, — негромко произнёс Итачи — и неожиданно взял руку лучшего друга, поднял к своему лицу, прикоснулся губами к запястью.       У Ханы оборвалось сердце. С замиранием она следила за тем, как губы мужа скользят по руке Шисуи, от запястья к плечу, останавливаются на шее. Шисуи легко, одной рукой обнимает зашедшего ему за спину друга за талию, избегая смотреть на Хану; у него на лице написана неуверенность, а щёки и уши алеют. В отличие от него Итачи не отводит взгляда от жены: наблюдает, отслеживает реакцию, спрашивает. Воздух раскаляется, в нём пахнет желанием.       Это завораживает, волнует, возбуждает. Хана облизывает сухие губы, судорожно сглатывает слюну. Сцена выглядит аппетитней, чем тарелка только что снятых с огня стейков после недельной голодовки. Между ног влажно, и жарко, и нестерпимо.       Первый шаг неловкий и медленный, второй уже более смелый. Шисуи смотрит куда-то в область её голеней, Итачи не выказывает ничего, кроме любопытства, и Хана подходит совсем близко к ним, замирает перед Шисуи. Её муж всё ещё держит правую руку друга, переплетя пальцы, и она осторожно берёт Шисуи за левую.       — Об этом, — шепчет она, глядя на мужа, — ты мог мне сказать, не боясь.       От Итачи пахнет благодарностью, и он тянется к ней. Привстав на цыпочки, Хана целуется с мужем на плече его лучшего друга, прижимаясь грудью к его груди. Когда поцелуй распадается, ловит взгляд Шисуи.       — Нам нечего делить, — говорит Хана и касается губами его губ, пробуя на вкус другого Учиху.       Шисуи слегка зажат, но уже чувствуется, что он жарче, страстнее Итачи. Это интересно и ново, и Хана проводит свободной рукой по его щеке, шее, груди и животу, спускается к паху. На прикосновение к отчётливому бугру в штанах Шисуи дёргается и снова краснеет.       Итачи наблюдает за этим, опустив подбородок другу на плечо. Когда Шисуи невольно пытается уйти от прикосновения Ханы, удерживает его на месте и коротко целует скулу. Они так красивы, оба, и Хана вжимается носом в шею Шисуи, шумно дыша, исследуя его. От него пахнет не только пламенем, но и ветром, и грозой — три стихии его козыри в бою. Сейчас же, здесь, в темноте не своей спальни, он абсолютно очаровательно краснеет и совершенно не похож на одного из сильнейших шиноби деревни. От Итачи сталью веет всегда, а вот Шисуи какой-то тёплый, домашний.       — Хороший, — замечает Итачи непонятно к чему. Он целует лицо друга, оглаживает его плечи, бока.       — Хороший, — соглашается Хана, дурея от близости нового запаха, приятно щекочущего рецепторы.       — А ты замечательная, — улыбается Шисуи и, наконец осмелев, гладит Хану по спине. — Я думал, что Итачи приукрашивает, но ты и правда такая.       Это неожиданное признание вызывает растерянность. Итачи говорил о ней Шисуи? Считает её замечательной? В поисках ответов Хана поворачивается к мужу. Итачи улыбается — мягче, чем когда бы то ни было. Он выходит из-за спины Шисуи, становится рядом и сжимает их обоих в объятиях: молчаливых и крепких, как его чувства.       — Я люблю вас, — шепчет он Хане в макушку. — Если с вами что-то случится…       — Эй, перестань, — перебивает его Шисуи так привычно, явно не в первый раз. — Всё хорошо, Итачи. И будет хорошо.       — Ты не можешь этого обещать, — с застарелой упёртостью возражает Итачи.       — Нет, но могу внушить, — усмехается Шисуи и поцелуем прерывает дальнейшие возражения.       Хана смотрит на них, совсем чуть запрокинув голову, а после Учихи поворачиваются к ней и целуют вместе. Итачи на ласку скуп, но чётко знает, какие точки на её теле наиболее чувствительны; Шисуи в противовес ему пылок и любопытен. Прекрасный контраст.       Хану подхватывают на руки, кладут на футон, раздевают, оголяются сами. Шисуи оказывается сверху, скользит по телу руками — открывает для себя Хану с ничуть не меньшим интересом, чем она для себя — его. Ласковый, ластящийся, любознательный; такой приятный запах и мягкие волосы — и нежные губы, сомкнувшиеся вокруг соска. Хана охнула, но её вздох перехватил Итачи, накрывая рот поцелуем: долгим и терпким, выражающим куда больше, чем Итачи способен позволить себе сказать. Он гладит Хану по волосам, целует ключицу, лоб, губы — а после отстраняется, чтобы дотянуться до Шисуи, увлёкшегося игрой с её грудью. Они целуются едва не с урчанием, и Хана ловит себя на сравнении мужчин с котами. Вот только на этих котов ей не хочется рычать и лаять.       Ей хочется стонать, когда пальцы скользят по животу, лобку, ниже. Она и стонет — не сдерживается, и Итачи снова целует её. Чьи-то пальцы оглаживают внутреннюю поверхность бедра, лобок, складки кожи у входа, чьи-то медленно проникают внутрь. Хана лишь шире разводит бёдра и расслабляется, зачарованно смотрит, как Шисуи покрывает быстрыми поцелуями плечо, шею Итачи, прикусывает кожу и тут же зализывает, улыбаясь на шумные вздохи друга. Привстав на локте, Хана мягко цапает его зубами за ухо — тут же охает, когда к пальцу внутри прибавляется ещё два, толкаются глубже.       В глазах Итачи вспыхивает и гаснет Шаринган, то же у Шисуи. Воздух вокруг них как будто пылает — Хане невыносимо жарко, не только от этого, но и от пальцев внутри. Она уже не сдерживаясь стонет, выгибается, комкает в руках простыни; и всё-таки невольно напрягается, когда пальцы Шисуи заменяет член.       — Хана? — мгновенно спрашивает Итачи, внимательно следящий за её реакцией.       — Мне?.. — начинает одновременно с ним Шисуи, подаваясь назад, но Хана сама удерживает его рядом.       — Я не против, — она мягко улыбается, гладит его по щеке.       Шисуи улыбается тоже и осторожно входит в неё, отстраняется, движется вновь, ищет хороший угол и ритм. Его внимательность дурманит не меньше запаха, и Хана стонет, почти завывает, сегодня не стесняясь этой своей особенности. Шисуи улыбается и шепчет что-то про то, какая она классная — и резко замирает, оборачивается.       — Итачи…       — Тс-с, — требовательно обрывает его Итачи. Он перебрался за спину другу и теперь обхватил его поперёк талии, заставляя встать на колени.       Хана под ними расширила глаза, проникаясь тем, что сейчас будет. Не то чтобы она не слышала, как оно происходит — после саке некоторые из их чунинской компании становятся трепливы, словно глупые девки, — но чтобы на её глазах, рядом с ней…       — Итачи!.. — вновь выдыхает Шисуи, на сей раз на границе срыва в стон. Он утыкается лицом в шею Хане, и она вплетает пальцы в его волосы. Гладя по спине, наталкивается на руку Итачи — смотрит ему в лицо, ловя удовольствие.       И всё-таки ей мало смотреть, хочется большего — и она вскидывает бёдра, прижимаясь к Шисуи, движущемуся в задаваемом Итачи ритме; рукой находит его член и возвращает в себя с протяжным стоном. Так выгибаться не слишком удобно, но возможно, и Хана это делает — хочет быть с ними, получать наслаждение. Шисуи помогает, одной рукой подхватывая её под поясницу и удерживая на весу, другой опирается на пол. Хана утыкается носом в его растрёпанные волосы, вдыхая запах Шисуи, рыча на толчки, зажмуривая глаза и воя, когда наслаждение достигает пика.       Шисуи тоже на грани. На остатках самоконтроля он останавливает Итачи, выходит из Ханы и только потом изливается. Заваливается на бок на футон, тяжело дыша и бездумно улыбаясь в пространство. Хана тоже улыбается и тянется рукой, чтобы взять его за руку, пока Итачи занимает место друга между её раздвинутых ног. Его хватает буквально на пару минут, и в спазме оргазма он обнимает Хану, крепко прижимая к себе.       Хана перебирает его волосы, гладит по затылку, плечам, пока Итачи слегка приходит в себя. После он перекатился на бок и притянул её к себе, устроил у себя на груди. Сзади тут же прижался Шисуи и мимолётно коснулся губами виска Ханы.       — Уютный клубок, — сонно промурчал он.       — Да… — согласилась Хана, расслабленно щурясь.       — Значит, мой секрет не отвратил тебя, Хана? — педантично уточнил Итачи.       — Мне очень понравился твой секрет, — Хана раскрыла глаза шире, серьёзно посмотрела на мужа. — И я не возражаю, если всегда будет так, как сегодня.       — И я не возражаю, — поддержал её Шисуи.       Итачи тепло улыбнулся, легко поцеловал вначале Хану, затем и Шисуи.       — Я не возражаю тем более.