Зависимость

Орущие младшаки бегут разбитым строем в столовку. Большая перемена. Стэнтор игнорирует её, поэтому сейчас Сара спускается одна. Она не собирается бегать за ним. Хочет перечеркнуть три года дружбы — пожалуйста. Сейчас ей не до этого. Столовка забита шлюхами и пидорасами. Свободных мест почти нет. Она покупает себе тарелку пельменей и чай, выискивая пустой столик. Слава Ситису, он есть. Практически самый дальний, откуда ничего не видно за колоннами. Пойдёт. Сегодня девочке хочется просто подумать. Застывшее масло клеится плёнкой к тесту. Не самое лучшее, что она ела, но тоже пойдёт. После выкуренной сигареты ей немного плохо. Лучше поесть этой дряни, чем грохнуться где-нибудь в коридоре под очередное улюлюканье. Они снова хотят месива. Сара это знает. Она выбрасывает в себя весь завтрак, слово в мусорку, закидывает рюкзак на худощавое плечо и уходит. На лестнице она сталкивается с Уизерспуном. Но Сара же дохера гордая, чисто проходит мимо и даже не смотрит на него. Она просто не верит, что смогла зацепить кого-то из их компашки, поэтому держится особняком. Хотя от двухнедельного общения никакой подлянки ещё не было. Он просто сидит с ней, подвозит до дома и покупает ей сигареты. За её деньги, но всё же. Ладно, плевать. Сегодня тест по истории, а она не готова. Ей бы думать, как она спишет, а не о заёбах Джима. — Извините за опоздание. Сара, как обычно, опаздывает, выписывая шпоры у себя на руках в обоссанном туалете. — Входи. Она проглатывает дерзость и идёт к своей парте. Не удивляется. — Ты готова? — Джим поглаживает костяшки большим пальцем левой руки, откинувшись на спинку стула. — Такое, — коротко и неясно. Как Сара, в принципе, умеет. — У тебя спрашивать смысла нет? Джим немного улыбается на риторический вопрос, похрустывая суставами пальцев. Сара начинает тоже. — Что за демонстративный проход мимо был? Сара карябает заусеницу на большом пальце, пока препод распинается на тему Рамзеса и Сирии. До теста двадцать минут. — Ты о чём? Да, действительно, о чём? Она прикусывает щёку изнутри, пытаясь сдержать мерзкую улыбку. На что он надеется? Что она при каждой встрече будет кидаться ему на шею и говорить, как она скучала? Хера с два. — Подрубаешь свою тупизну? — хмурится Уизерспун, вылизывая кончиком языка себе нёбо. Может, она бы и хлопнула его по плечу и поздоровалась, но с ним были его друзья. А Сара ненавидит чужие липкие взгляды. — Подрубаю «динамо», — пытается пошутить Сара, а он цыкает с полуулыбкой на разбитых губах. Время тупых шуток, да? Он хочет что-то ещё сказать, но дверь в класс открывается. Сара приподнимает в иронии бровь, оглядывая высокого мужчину с проседью на висках. Коп. Она по форме и жетону поняла. Когда-то у Сары была мечта закончить вышку, пойти на детектива и расследовать сложные дела. Но она проебалась и с этим, посадив зрение, заработав сколиоз и выкурив себе всю трахею. Остаётся только купить себе байк, уехать в Детройт и стать шлюхой. — Внимание! — препод пару раз стучит ручкой по столу, привлекая к себе внимание. Правило всех классов: сначала поднимаются ботаны при виде директора, а потом с кислым еблом все остальные. — Нолан, а тебе особое приглашение надо? Тис, обернувшись назад, что-то говорит сидящему там парню, а тот под вязкую тишину блядски иронично хмыкает. — Если у вас есть связи в дц-10, то да, — мерзкая улыбка у всех, кто шарит за Ибицу. Сейчас Нолан пиздецки хочет курить, но больше залечь на хате. Он клал хер на этот последний урок, но вёл его классный, которому только повод дай — и он позвонит его родаками с такой радостью, будто шлюхе заплатили на цент больше. Препод бы тупо слил все его заскоки. Курение на территории школы, битьё окон, поджоги, нецензурщина, вторжение в женскую раздевалку, драки, часто доходящие до больницы, дохуища прогулов и сплошные неуды. Он просто забивает на учёбу, и ему плевать, что скоро аттестация. А как-то раз какая-то ебанутая скотина воодушевилась тем, что Тиса чуть не закрыли на три дня, и решила слить инфу, что на днях он трахнул в мужском туалете левую тёлку. Конечно, всем было плевать, что она шлюха шлюхой и отсосала в этот день кому-то ещё. Дело замяли. Тис в красках описал, как будет натягивать его целку-сестру и рвать её линейкой. Тис хоть и не авторитет в этой шараге, но он умеет разбивать самооценку вместе с человеком. Нет, его не боятся. Ссаться с обычного школьника — слишком низко. Но самосохранение всегда берёт своё. — Лучше бы ты отвечал так у доски, — поджимает вишню губ Аскаланте, а Саре хочется добавить «ёбаный остряк». Нолан хоть и дерьмо, но шутки у него годные. Ей бы так шутить. — Представьтесь. — С вашего появления, Фридрих Штабен, шериф вашего округа, — холодно начинает он, вставая у доски и показывая всем удостоверение. — Объясню простыми словами, была наводка, что пара человек из этой школы сегодня утром разрисовали частную собственность. Без лишних вопросов рюкзаки на парту. Штабен начинает идти вдоль всех парт и тупо вываливать их содержимое. А у Сары почему-то начинает закрадываться очень плохое предчувствие, слизывающее солёную накипь с её костей. — И вы считаете, что с запачканными руками и баллончиками в сумке они пойдут в шарагу? — иронично спрашивает Нолан, когда шериф начинает проверять ряд Стэнтора. Пара выпотрошенных сумок, и парта Тиллера. У Сары внутри всё холодеет, когда коп вытаскивает из его рюкзака маленький пакетик с чем-то белым. — Это не моё, — хрипит Стэнтор, выглатывая в себя страх. Тут даже слепой поймёт, что это кокаин. А если окружная полиция видит наркотики — хватает за шкирку и тащит с собой до выяснения обстоятельств. — Пройди со мной, — безапелляционно требует Штабен, аккуратно держа пакетик двумя пальцами. А потом под сплошную тишину заворачивает его в бумагу и кладёт во внутренний карман кителя. — Я не знаю, откуда это у меня! — он испуган. Сара ему верит. И ей так блядски страшно. Она не знает, что теперь с ним будет. Господи, блять, это ведь Нолан! Только он здесь невъебически крутой: бухает, закидывается, накуривается и, скорее всего, колит в себя дрянь. Джим, видя её состояние, на удивление, берёт её за руку. Мягкая и тёплая. Она не вырывается, а наоборот, разворачивает руку и сжимает его. Крепко. Суставы ноют. — Сара, нет, — два сорта коньяка вливаются раскалённым свинцом ей в горло, а он всего лишь на неё смотрит. И когда её как бы друг доходит до выхода, который на неё по сути забил и игнорирует, Сара резко встаёт, вырвавшись из горячих пальцев. — Это не его порошок. Тишина. Секунда, две, три. — А чей же? — с иронией спрашивает коп, возвращая к ней цепкий взгляд. Стало ещё тише. На периферии она слышит, как ублюдки улюлюкают, предвидя предстоящее месиво. Саре будто дают под дых, но она сдувает о нёбо пузырь жвачки и продолжает стоять. А Стэнтор смотрит на неё как побитая собака. Выглядит жалко. — Нолана, — нервно, зато честно. Тишина в воздухе такая — хоть бери нож и режь. Господи, на что она подписалась? Дура пошла против Нолана. Он ведь не грёбаный социофобный малолетка — ему девятнадцать. По слухам он два раза оставался в восьмом классе и хотел уйти после девятого, но родаки не позволили. У их, блять, сыночка должны быть закончены все классы. Только они не знают, что их сыночек страшен. Сколько на его совести самоубийств солнечно-сладких девочек, которые по глупости влюбились в него? Два, три? А сколько людей попало после его «пошли, выйдем» в больницу, а потом остались инвалидами? Сара не знает. Никто не знает. Интересно, сам Тис уже сбился со счёту или пока ещё нет? — Это мой порошок? Если голосом можно замораживать — Сара бы уже давно стала куском глетчера, а осознающее всё дерьмо ситуации лицо так и осталось бы таким. Черника осталась бы спелой вечно. Его голос плюётся ледяной крошкой, звенит железными цепями и выливает на неё ушат дерьма. Она обхватывает ослабевшими пальцами угол стола, чтобы не упасть. Подозрение в глазах Аскаланте останавливается на Нолане, а потом — ещё одна безапелляционная просьба подняться. Сзади она слышит скрежет, мазнувший ей шинами по ушам, начиная лопатками чувствовать его взгляд. Ярость. Она буквально исходит от него. И вот эта глупая Милка отчаянно хочет спрятаться у себя в комнате, укрыться одеялом и сварить себе собственное горло горячим чаем. Но нет, она не диснеевская принцесса, которой всё простительно, и её жизнь — не сказка, а ёбаный пиздец. Ненадутый пузырь липнет к нёбу вместе с сухим языком, который оторвать разве что с мясом. — Да, он твой. Только в его застывше-посеревшее лицо почему-то не получается: вся смелость залезает в очко и не собирается оттуда вылезать. Она так и стоит спиной к нему — голос не дрожит. Стоит прямая, как палка, и дохуя гордая. Но если бы они были один на один — Сара бы давно упала. Неужели она правда боится его? Его гнева? Боится того, что он может сделать в невменяемом состоянии? В нём самое страшное — радужки. В них плещется тихая ненависть и холодное желание мести. Это страшно, когда человек — моральный ублюдок. Да, Сара боится его. А грёбаная гордость не позволяет признаться в этом даже себе. Она боится до вибрации в пальцах и сковывающего горло холода. Стоит и смотрит вперёд застывшими зрачками в каком-то странном оцепенении. Не дрожит. — Ты разве не знаешь: когда с кем-то разговариваешь, то должна смотреть собеседнику в лицо? — говорит, ломая её хребет вдребезги. Холодно до зубодробящей боли в дёснах, колко, убивающе без права на сохранение. Очередная попытка сломать её. Попытка выдрать рёберные крылья по одному. Проходит секунда, две. Сара вгрызается в щёку и под молчаливое улюлюканье ублюдков поворачивается. — Это твой порошок, Нолан, — слишком разлинованная интонация. Слишком наигранно. Слишком много «слишком», тебе так не кажется, Ленц? И Тис натягивает на себя какую-то одичалую улыбку, пока незажившая корочка на губах рвётся. Вглядывается в неё неожиданно пусто. Молчит. Не верит её спокойствию. Сара заламывает пальцы в нервозности, ломает о нёбо пузырь и хмурится. И это всё? Коп всех троих требует следовать за ним. Ленц до сих пор не осознаёт, что вообще сделала и какие последствия от этого будут. Она шаркает подошвой по зачуханному линолеуму, ощущая затылком его угольные зрачки. Они прижигают ей волосы. Пахнет палёным и исходящей от него опасностью. А потом она спотыкается о чью-то сумку и жалко падает ему в ноги. Но… Тис снова её подхватывает за острый локоть. Ей было бы смешно от этой иронии, не будь на самом деле так грустно и страшно. — Аккуратней, — цедит он сквозь сжатые челюсти. Подбородок выдвинут гордо вперёд. Мёртвые дельфины разбиваются о вековые скалы. Он сжимает пальцами её сустав до ноющей боли. Желание услышать резкий хруст и мольбы оставить её в живых аммиаком растекаются по его венам. Тис вглатывает в себя все её жалкие попытки вырваться и мрачно улыбается на эту бессмысленную агонию. Он упивается этой властью, а Саре кажется, что ей сейчас сломают руку. Секунда с вечность, и он отпускает её. Она выбегает из кабинета, пытаясь забить на свербящий затылок от нематериальных углей. Ей ведь нечего бояться. Что он сделает ей при копе и всём классе? Сара просто будет держаться рядом со стадом и попытается пережить этот день. Ублюдки сегодня остались довольными.