***
Омелия с трудом переставляла затёкшие ноги, поднимаясь наверх. У Септарсисов неожиданно появилась новая причина для собрания. Заботливый муж отворил двери, пропуская целительницу вперёд. Теперь в комнате было не продохнуть. Её заполнили оставшиеся погостить родственники и друзья: лорды Авариусы, которых так почитал этот дом, и престарелая ящерка, греющая свои старые кости у камина. — Я вижу, что вы встревожены, — вперёд выступил лорд Авариус, довольно пожилой старец с заострённым клювом. — У вас есть какие-нибудь известия? На стол упала грязная газета, которую печатают только на Мьюни. «ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ. ГОНИ ИХ, ТВАРЕЙ…» Теперь и Омелия поняла, что это было за послание от генерала-друга из штаба. Каким-то чудом их разведка выхватила иноземную прессу, каким образом, правда, никто не объяснил, но и не было до этого сейчас дела. — Мда… — Септарсис присвистнул. — Вот вам и не-до-ра-зу-ме-ние. — Это хорошо, что они о вас там ещё помнят. Не каждому семейству закрытый штаб делает такие подарки, — теперь и пожилая леди подключилась к общему обсуждению, но от камина так и не отошла, продолжая расслаблять дряхлые мышцы. Омелия опустила взгляд на страницу с уродливым заголовком и принялась читать дальше: — «… Мьюни гордится молодыми подготовленными войсками, которые так храбро атаковали деревни чудовищ…» — Храбро?! Храбро атаковали?! Храбро защищают, а не убивают невинных! — Тише, бабушка, тише, — Септарсис сделал жест Омелии, чтобы та продолжала читать. — «… Подготовленные спец. войска успели взять в плен более двухсот тридцати… — голос целительницы дрогнул, но быстро вернул исходную интонацию, — трёх деревень. Оставшимися непокорёнными деревушками войска займутся в эти же месяцы. Трусливые твари сбегают на окраины. Похоже, профессионализм королевских войск застал их врасплох, и они не сумели дать отпора… Скатертью дорожка самозванцам и удачи нашим бойцам в нагремевшем «очищении территорий»!» В комнате стояла гробовая тишина. — А писатели из них ни к чёрту, — буркнула бабушка. — Сколько у нас времени? Я предупрежу остальных, — воспрянул пожилой Авариус и кивнул ящерицам. Омелия была в замешательстве. Как быстро пробьются мьюнианские войска в неизвестную для них глушь? Можно было рассчитывать на два-три… максимум пять дней. — На этой неделе нам нужно срочно покинуть дом. Больше в гостиной никто не задерживался. Авариус поехал к своему семейству и дорогой думал о том, как всем спастись. Теперь нужно было держаться вблизи штаба… Рядом с ним наверняка остались защищённые деревни, где можно поселиться. Бабушка тоже покинула гостиную и потом всю ночь прорыдала. Она верила, что если их застанут солдаты, то никого не пощадят. В пустой комнате остались Омелия и её муж. — Нам нужно рассказать Тоффи… — Нет, — целительница ласково коснулась плеча ящера. — Сейчас, на ночь, не стоит его тревожить… Завтра. Всё завтра. Септарсис грустно улыбнулся подруге и со словами, что нужно ещё и бабушку успокоить, скрылся где-то в коридоре. Омелия стояла одна. Она не могла ни сесть, ни прилечь. Серьёзное выражение в её глазах вдруг исчезло. — Всё завтра, завтра…Разговоры по душам и не только
2 августа 2017 г. в 23:38
Почему этот день никак не кончается? Мысли подобного рода с самого утра терзали Тоффи. Вечер, похоже, специально дразнил маленького ящера, не торопясь окрашивать закатным солнцем поля. А Септарсис продолжал гипнотизировать уставшими глазами большой солнечный диск, желая заставить древнее светило мгновенно упасть за горизонт.
К счастью, копавшаяся в огороде мать сумела отвлечь своё дитя, с грустью сидевшее на ступеньках усадьбы:
— Если тебе так трудно ждать, можешь достать из моего ящика те горькие травы и ещё раз их изучить…
Словно давно ожидая этого предложения, Тоффи вскочил со ступеней и, спотыкаясь, побежал в дом. Завтрашний день наступит нескоро, это ученик уже понял, а чем-то заняться надо!
Небольшая комната-подвальчик обдала Тоффи накопившейся прохладой. Его рука, опережая мысли, потянулась к знакомому ящику, и тот со скрипом подался вперёд, ослепляя взгляд пестротой сочной зелени. Септарсис вытащил пучок горькой травы.
«… обращай внимание на форму листков и тогда не так запутаешься…»
Тоффи аккуратно провёл пальцем по растению, пока не коснулся листьев.
«Листья, как листья. Только нежные очень».
Однако горечь и здесь дала о себе знать, просачиваясь через тонкую кожицу травы и щекоча ноздри любознательного ящера. Пересилив себя, он запихал ненавистные листья в пасть и сморщился, глотая их соки. Нужно было запомнить этот вкус, иначе как он станет хорошим учеником, если не научится различать растения? Тоффи, к тому же, очень боялся огорчить свою наставницу. Вдруг из него ничего не получится? Что тогда? Идти на службу? Здравствуйте, я провалил своё обучение! Ящерёнок успел представить, как Растикор растянется в снисходительной улыбочке и скажет: «А я тебе говорил!» Ну уж нет!
Тоффи проглотил комок в горле и продолжил странное дегустирование, доедая остатки из взятого им пучка трав, пока сон не коснулся его.
Иллюзия других миров мигом развеялась, стоило тёплой руке прикоснуться к Тоффи. Он постепенно пришёл в себя и откашлялся.
— Что, решил уничтожить все мамины припасы? — ласковый голос добрался до его слуха и окончательно привёл в чувства.
— Пап, прости, я просто… хочу быть хорошим учеником, и я…
— Не надо оправдываться, — взрослый ящер подобрал оставшиеся соринки от трав и выкинул их в окно. — Я тебя понимаю. Но посмотри! У тебя голова идёт кругом. Пойдём-ка на свежий воздух.
Тоффи с радостью отметил, что на дворе потемнело. Значит, он проспал до самого вечера! Воздух на крыльце приятно освежал опьянённый снадобьями разум. Тоффи с гордостью посмотрел на своего отца и улыбнулся. Он обожал его! Каждый день ящерёнок любовался проседью в густых, зачёсанных назад волосах отца, вдыхал запах его старенькой шинели. Любил он и размеренную речь родителя, обдававшую хрипотцой преклонных лет.
Да что и говорить, каждый видел, с каким трепетом и обожанием Тоффи обращается к старшему члену семейства. А тот никогда не обижался на крошку-целителя, никогда не повышал на него голоса (при том, что бывший военный) и всегда общался с сыном на равных. Так было и этим вечером, когда Тоффи вышел с отцом на крыльцо близ огорода.
Сняв с себя длинное военное пальто, ящер укутал сонного ученика. По правде сказать, Тоффи не было холодно, но как же ему нравилась потрёпанная отцовская форма! Он скрылся с головой в военной шинели, выглядывая из-под её слоёв на темнеющее небо.
— Первый день обучения, — отец улыбнулся. — Тебе понравился твой выбор?
Вдруг из Тоффи разом хлынули все переживания после разговора с Растикором:
— Я не знаю… смогу ли я быть кому-то нужным? Растикор, говорит, что не стоит тратить свою жизнь на сбор трав! Он считает, что это не принесёт никому пользы! — у Тоффи защипало в горле от подступающих слёз, но он проглотил их. — Это значит, что я умру никому не нужным.
— Не говори так!
Тоффи с надеждой посмотрел на Септарсиса.
— Каждый из нас значим! Да, ты не будешь воевать за наш народ, но ты будешь поддерживать его жизнь. Разве это никому не нужно? Растикор тоже юн и пока не знает жизни. Послушай меня, ты нам нужен… нужен мне, маме, своему народу.
Знахарь придвинулся к отцу, заражаясь его оптимистическим духом.
— Если сдашься… — продолжал он, — то любой мьюнианец, даже самый дохлый, сможет тебя одолеть.
— А какие они, эти мьюнианцы? — ящер распахнул любопытные глазёнки и вдруг с отвращением добавил, поморщившись. — Наверное… противные и страшные?
Смех двух ящеров добрался до грядок, где работала леди Септарсис.
— Я бы не сказал… У них нет хвостов, и кожа гладкая с розоватым отливом. Такая нежная… что её легко поранить. А ещё у них приплюснутые лица!
— Вот же чудо-юдо! — Тоффи перекувыркнулся на соседнюю ступеньку, представив себе странных чудищ без чешуи и с обрезанной мордой, затем ловко запрыгнул на нагретое место.
— Я люблю твои стишки про войну! Расскажи мне про этих чудищ побольше!
Септарсис усмехнулся, потрепал сыновьи волосы и начал распевать:
— Мне жабы приятней, чем люди…
Они не устроят войну-уу!
Вы, мьюнианцы, что ль судьи?
Ссоры и кровь вам к чему-уу?..
Тоффи улыбнулся этой песенке и затаил дыхание.
— Нету на свете страшнее…
Злей и противней врага-аа,
Нежели наша в соседстве
Жадная Мьюни-свинья…
— Неправда, среди мьюнианцев можно отыскать доброе сердце.
Внимание Тоффи переключилось на пришедшую и изрядно уставшую после труда мать. Она была по-прежнему мягка во взгляде, но говорила с печалью. Старший Септарсис тоже это почувствовал.
— О чём ты, Омелия?
Губы знахарки приоткрылись и замерли.
— Свежие новости! — во двор ввалилось брюхо низкорослого визитёра, а затем и он сам. Пришедший принадлежал к жабьему роду, который Септарсисы не особо чаяли.
Почтальон поднялся на крыльцо и вручил свёрток помятой бумаги старшим ящерам.
Тоффи с удивлением покосился на родителей, а жаба тем временем уже вовсю тараторил:
— Наш командир!.. по старой дружбе! Просит передать вам этот важный документ! Это из главного штаба. По старой дружбе… — повторяясь, посланник стал медленно отодвигаться к выходу, пока вовсе не исчез.
— Уже поздно, — отец торопливо подтолкнул Тоффи к дверям. — Иди спать.