Змей

Змей сидела на кровати, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги, так что если бы кто-нибудь решил пройтись по комнате в темноте, имел бы шанс о них споткнуться. К счастью, все, кроме Стервятника и самой Змея, крепко спали. Из разных концов комнаты то и дело доносились вспышки храпа. Гнездовище напоминало ботанический сад. Всюду стояли горшки с различными цветами и странными растениями самых причудливых форм листьев. На полу кое-где валялись комья земли, но в полумраке их было не видно. Устало закрыв глаза, Змей вдыхала приторный цветочный запах. Он действовал, как дурман, нагоняя дымку на сознание, так что копошения Стервятника на потайных полках и посапывания Птиц слышались словно набитыми ватой ушами. Она уже почти совсем уснула, когда рядом на кровать опустилось чье-то тело. Змей дернулась от неожиданности и села на кровати, оказываясь лицом к лицу со Стервятником. Его глаза скользко блестели в темноте, и Змей поежилась от осознания того, что взгляд Птицы ничего не выражал. — Ты меня напугал. — Змей внезапно охрипла. Стервятник только пожал плечами, продолжая тупо смотреть на свою гостью. Змей, расценившая это как вызов, ответила ему тем же. Долго играть в гляделки им помешал ввалившийся в комнату Бабочка. Очевидно совершенно не заметив лишнего человека, он плюхнулся на свою койку и сразу же засопел. Змей качнула головой, скрывая лицо за обрезками грязных волос. С момента, как она сбежала из Дома, у нее не было ни единой возможности помыться. Внезапно поняв, что от нее, наверное, довольно сильно пахло, она попыталась отсесть немного дальше, но сразу же поморщилась. Подвернутая нога сильно болела. Стервятник наклонил голову, чем еще сильнее стал напоминать птицу. — Тебе надо помазать этим ногу. — Он всучил Змею какую-то склянку. — Не будет так сильно болеть и быстро пройдет. Змей недоверчиво сощурилась, сжимая в руках полученную мазь. Она была наслышана о любви Стервятника к различного рода травам и верила, что он в них прекрасно разбирался. А вот во что она не верила, так это в то, что это может быть безопасным. — Откуда ты знаешь, что это поможет? Ты хоть проверял эту фигню на ком-нибудь другом? Взгляд Стервятника сделался острым и еще более неприятным, чем обычно. Змей с опозданием поняла, что перегнула палку. — На себе. Он с трудом поднялся с кровати и прохромал к стремянке, стоявшей в противоположном конце комнаты. Трость осталась стоять у кровати. Твою мать, я, кажется, серьезно его задела. Змей подтянула к себе больную ногу и, сбросив кед, закатала штанину. Щиколотка распухла и жутко ныла, отчего Змей жалобно заскулила. Она никогда не боялась боли, а сейчас вдруг что-то совсем расклеилась. Мазь оказалась склизкой и противной на ощупь, а запах от нее исходил такой, что першило в горле. Зато она приятно охладила больное место, и Змей подумала, что она действительно быстро работает. Подождав, пока мазь немного впитается в кожу и подсохнет, она натянула кед обратно. Штанина так и осталась закатанной. Атмосфера зелени и настойчивых цветочных запахов заставляла глаза слипаться. Змей чувствовала, что того и гляди совсем уснет, но шевелиться совершенно не хотелось. Затаившийся на стремянке Стервятник, должно быть, тоже спит. Самое время незаметно уйти, оставить Гнездо и вернуться в Четвертую. Уже привычно втиснуться между Табаки и Лордом, разгрести хлам, который Табаки так и не убрал за собой перед сном, устало вздохнуть о том, что приходилось все время перевязываться бинтом, уснуть... Прихрамывая, совсем как старушка, Змей проковыляла к двери, у которой остался лежать ее пустой рюкзак. Внезапно она почувствовала на себе взгляд, и от осознания этого волосы на руках тут же встали дыбом. Она обернулась назад. За ней внимательно наблюдал Стервятник. — Спасибо... за мазь. — Змей кивнула в сторону кровати, на которой оставила склянку. — Забери себе. Придется еще пару раз ей воспользоваться. Кивнув, Змей вернулась к кровати и, взяв мазь, как можно быстрее выпала в коридор.

***

— Ты вообще не был обязан предпринимать что-то подобное. Слепой сидел на подоконнике, внимательно слушая, как Змей пытается закурить. В руке у него самого уже дымилась сигарета. — Ну, я вроде как обещал принести вам кофе и сигареты. — Змею наконец-то удалось прикурить, и она выпустила облачко сизого дыма в приоткрытое окно. — Не все могут быть летунами. Почти никто не может. Змей пожала плечами, делая глубокую затяжку. Она не сразу сообразила, что Слепой не видел ее жеста, но говорить что-то уже не хотелось. Близился вечер, а день для нее только начался. Отогревшаяся, умытая и отоспавшаяся Змей все еще чувствовала жуткую усталость. Нога все еще болела, но уже намного меньше. В груди зародилось отвратительное чувство тяжести, когда она поняла, что в очередной раз задолжала Стервятнику. Меньше всего ей хотелось быть чем-то обязанной ему. После возвращения Змей испытала неоднозначные чувства. С одной стороны, она рада была вернуться туда, где ее, кажется, наконец-то кто-то ждал. По крайней мере, так можно было подумать, когда Табаки, проснувшись с утра и обнаружив ее под боком, разве что слюну не пустил. С другой стороны, Змея колотила ярость. Она слабая, такая слабая, совершенно ни на что не способная в одиночку. Ей было противно самой от себя. Слепой слушал ее мысли. Он делал это так ощутимо, совсем не скрываясь, что Змею стало еще более неуютно. Она подняла голову, напряженно вглядываясь в пустые серебряные лужицы его глаз. — Ты можешь не слушать меня так откровенно? Пожалуйста. Слепой удивился. — Ты это о чем? — О том, что ты делаешь. — Змей нервно затянулась, бросая короткий взгляд в окно. Рука сама собой потянулась к клыку на шее. — Ты слушаешь мои мысли, копаешься в них, вынюхиваешь там что-то... Тебе не приходило в голову, что людей это может смущать? Что мысли — они на то и мысли. Это личное. Слепой наклонил вперед голову, словно пытаясь скрыть за волосами скользнувшее по его лицу подобие улыбки. Они со Змеем синхронно бросили свои сигареты в пепельницу, стоявшую между ними. Змей прикурила вторую. — Ты первый, кого это смущает. — Я первый, кто об этом говорит. На плитке неуверенно запрыгал чайник. Сфинкс, сидевший рядом со Слепым и до этого момента хранивший молчание, покосился на столб пара, лениво наблюдая за тем, как Македонский наполнил две чашки кипятком и скрылся за дверью. Тихо, как тень, не привлекая к себе внимания. — Не думал, что Дом пометит тебя так скоро. — Сфинкс вдруг сделался ужасно серьезным, отметая напускную леность. Змей продолжала молча курить, насупленно смотря в окно. Только спустя минуту она почувствовала на себе изучающий взгляд и подняла глаза. Сфинкс неотрывно смотрел на нее, и до нее дошло, что последняя фраза предназначалась для нее. Змей сощурилась. Если еще сутки назад она скучала по странностям Домовцев, то теперь уже снова начала раздражаться. — Ага, конечно. Я прямо-таки его любимиц... — Змей зашлась в приступе имитируемого кашля. Она снова чуть не оговорилась, но, кажется, вовремя заметила свою оплошность. Оставалось только надеяться, что Сфинкс со Слепым ничего не услышали. Наконец отдышавшись, она покосилась на них. Слепой все так же самозабвенно улыбался себе в волосы, а Сфинкс снова натянул на себя ленивый вид и наблюдал за Волком, расположившимся на полу в углу комнаты и еле слышно перебиравшим струны гитары. — Сыпь ведь больше не чешется, правда? С того момента, как ты вернулся. — Может, это потому, что он помылся? Едкое и неожиданно громкое замечание Черного, развалившегося у себя на кровати с очередным журналом, заставило Змея и Сфинкса обернуться. Из своего угла Волк презрительно фыркнул. Повисшая в комнате пауза тяжело давила на Змея, заставляя поежиться. У нее возникло чувство, что вчера на улице было теплее, чем сейчас в Четвертой. С позабытой сигареты на подоконник незаметно рассыпалась полоска пепла. Слепой вдруг нагнулся к самому уху Змея, и она явственно ощутила запах сырости. Вблизи его волосы, казалось, шевелились — какого только мусора в них не было. Змей напряглась. Трудно было сохранять спокойствие, когда Слепой ведет себя как дикое животное. — Если будешь смотреть на очевидные вещи так же, как он... Фраза грубым обрубком повисла в воздухе. Мол, додумывай сам, что тогда произойдет, не дурак же. И Змей додумала. Она прекрасно видела, как те, кто не казался странными, те, кто не хотел признавать наличие чего-то большего, чем обычный мир, те, кто не верил в сам Дом, в его душу и его реальность, становились изгоями. Как их ненавидели и презирали, как мало с ними говорили и как косо смотрели, даже не перешептываясь за их спинами. В том не было нужды: те, кто действительно верили, общались как бы невербально. И Змею хватало ума понять, что она не стала вторым Черным, еще одной белой вороной только потому, что прошло еще недостаточно времени. Они думали, что Дом пустит и в ней свои корни, они в это верили. Верили и ждали, а самое страшное было в том, что постепенно ждать начинала и сама Змей. Звенящее молчание, зародившееся в спальне, беспардонно прервал адский грохот. Змей дернулась, отводя глаза от злобно окаменевшего Черного и бросая уже давно потухшую сигарету в пепельницу. Синхронно со всей стаей она устремила взгляд на дверь. Спустя несколько громких секунд в комнату вкатился всклоченный Табаки, погромыхивая на весь этаж каким-то хламом в рюкзаке и счастливо скалясь. Волосы у него были еще растрепаннее, чем обычно, непослушными вихрами топорщась во все стороны, словно он только что искупался в ветре. Вертя в руках какую-то коробку, содержимое которой смеялось бутылочным звоном, Табаки гордо, с полным осознанием картинности своего появления, подъехал к общей кровати и, расправив складки покрывала, водрузил на нее коробку. Змей облокотилась спиной о подоконник, перенося вес на здоровую ногу и чуть приподнимая больную. Пусть мазь Большой Птицы и действовала удивительно быстро, лодыжка все еще немного ныла. Стараясь не обращать на это внимания, Змей обняла себя руками. По-прежнему продолжая радостно скалиться, Шакал окинул взглядом присутствующих. — Что за постные мины? — О тщете всего сущего рассуждали, — буркнул до этого момента красноречиво молчавший Горбач. — Эвона как. — Табаки понимающе хмыкнул. — А я тут с Кроликом мило так побеседовал, напомнил ему об одном старом долге... В общем, он мне кое-что в большом количестве поставил. — Даже спрашивать не хочу, — снова подал голос Черный. Табаки хихикнул. — И не спрашивай, тебе все равно не достанется. Такое ты не любишь, так зачем же продукт переводить? Отложив свою гитару в угол, Волк расплылся в улыбке, явно догадываясь, о чем говорил Шакал. — Не томи, бога ради, что он тебе дал? Шакал потер руки, словно немного нервничая. Закопошился с застежкой, потому что коробка внезапно оказалась никакой не коробкой, а маленьким сундучком, а затем выудил оттуда несколько небольших прозрачных склянок с переливающимися странными цветами жидкостями и с торжествующим видом оглянулся на присутствующих. — От «Кристального купола» до «Лунной дороги». Пируем, ребятки! Змей с опаской осмотрела стаю. Никто не удивился и не показал ни одной негативной эмоции, и это заставило Змея напрячься. К тому же Черный, цокнув языком, откинулся на кровати и повернулся ко всем спиной, а это значило лишь одно: намечалась очередная не слишком нормальная выходка Домовцев. Змей поняла, что снова во что-то очень крепко впуталась.